Происходит сдвиг к непосредственной, но асимметричной кратии пассионарностей –
кратии, ориентированной более на социальное, нежели политическое пространство.
А в самом обществе нарастает «бешенство превращений», ведется страстная
борьба за право на индивидуальность.
Deus irae*. В ожидании следующего удара
Желанием отдаленного словно огнем
разжигаются все части души,
отсутствующее вменяется ими за присутствие.
И туда простираются все помыслы.
Революционер – человек обреченный в глубине своего существа не на словах только, а на деле разорвал он всякую связь с гражданским порядком, и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если продолжает жить в нем, то только для того, чтобы вернее разрушить. Наше дело – страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.
«Что будет завтра – бойся разгадывать», – предостерегал Гораций… Но если все-таки заглянуть за горизонт, прочерченный в согласии с основным качеством живого существа – инстинктом бытия, связанным с конструктивными формами существования?
Происходящие события заставляют пристальнее вглядеться в траектории инволюционных процессов, которые, спорадически возникая, множатся по мере хаотизации прежней организации жизни. А также задуматься о возможных следствиях предельных форм концентрации гнева, боли, незащищенности, испытываемых на планете слишком многими. И особенно – вспыхивающих то тут, то там чувств отвращения к образовавшейся конструкции мира.
Иначе говоря, сегодня приходится размышлять о сценариях, в основе которых лежат идеи и эмоции, способные активировать темную сторону человеческой природы в полном соответствии со свободой выбирать между добром и злом. В том числе в пользу мрачного выбора.
***
Христианство мыслит категориями восстановления, исцеляя и обновляя человека. Оно возвращает заблудившимся в древних лабиринтах чувство свободы и полноты бытия. Отделяет от ветхости мира сего. Лишает чар господства природу, расколдовывает ее.
Но обретая власть над природой, люди начинают мыслить бытие как пространство утилизации, промышлять им, тиранствуя над переданным в управление естеством, унижая, гипостазируя обретенное дорогой ценой достоинство. Индустриализм, расширяя возможности и утверждая могущество, одновременно усугубляет ситуацию, превращая человека в эффективную функцию, жизнь – в сумму операций. Опошление дарованных сил вызывает протест живой плоти, ведет к восстанию против омертвления и деспотии. Но зло собирает дань, по-своему используя обретенную человечеством мускулатуру.
Цели обновления затуманиваются миазмами помраченного ума: мировоззрение, утратив целостность, рождает лишенное благодати потомство – поколение призрачных и корыстных идеологий. Вожди бродящих во мгле – из племен отверженных и неприкаянных.
Постиндустриализм отчасти лечит подобное подобным, снимая диссоциации, демонтируя местами проржавевшую механику исторического конвейера. Мир замер в ожидании результатов рукотворного преображения, трепеща перед энигмой самовосстановленного человечества.
* Гневное божество, лат.