Четверть века назад одним из доводов тех политических сил, которые приняли
самоназвание «демократов» и выступали против сохранения страны, была
странная сентенция: «Все империи распались. Советский Союз – империя.
Поэтому он должен распасться тоже».
Исследователь феномена империи Самуэль Эйзенштадт писал: «Основная характеристика, как видно из латинского слова “империум”, состоит в наличии относительно концентрированных власти и правительства, расположенных в относительно сильном центре, который распространяет свою власть на широкое территориальное окружение».
При всем многообразии видов империй, представленных в истории, можно выделить два основные типа – в зависимости от третьей из названных Эйзенштадтом характеристик: стремления элит к экспансии. Империя-1 – это империя, где экспансия носит характер стремления к завоеванию, имеющему целью обеспечение существования метрополии за счет провинций. Империя-2 – это империя, где экспансия (в ее не ругательном, а содержательном смысле) носит характер утверждения своего миропроекта. В современном мире вообще нельзя быть ведущей державой, не имея собственного миропроекта, не предлагая свой вариант видения истории и политического существования.
Россия всегда существовала в первую очередь как империя второго рода. Даже само оформление русской нации являлось не этнической самоидентификацией, а смысловой. Сначала в основе лежала православная религия, выступившая и смысловым, и экономическим объединителем страны: Церковь имела хозяйства и монастыри на всем пространстве русских княжеств, была кровно заинтересована в их единстве и сыграла великую историческую роль в объединении России. Начиная с XVI–XVIII веков, с выходом Росси за собственно славянские и исторически православные пределы, на место сугубо православного проекта пришел проект империи как «мира миров». Но и в это время основой идентификации «русские» был не этнический компонент (с этнической точки зрения, «русские» – это своеобразно интегрированные представители целого ряда этносов), а компонент смысловой. Иноземец, будь он хоть арап, приняв православие, становился русским. Русский, приняв иную веру, обращался в «басурманина». С исчерпанием этого проекта к концу XIX века роль смысловой сетки, удерживавшей историческое пространство страны, перешла к коммунистической идеологии. Кризис последней обернулся распадом страны.
При этом редко вспоминается, что к разделу Союза привели не столько «национальные движения на окраинах», которые во многом были спровоцированы борьбой в центральной элите, и не пресловутые «космополиты», а вполне «патриотичные» фракции элиты, сначала отрекшиеся от сюзеренитета над восточноевропейскими союзниками, а затем – и от союзных республик. Все это делалось именно под идею «русского национального государства». Предполагалось, что в таком государстве остальные республики из формально равноправных членов федерации превратятся в неоколонии, перед которыми Россия не несет ответственности, но которые будут поставлять ей дешевую рабочую силу. На деле это обернулось не образованием сателлитов нового типа, «жадною толпой» стоящих у подножия «патриотического русского национального» трона, а стремлением последних самостоятельно пробиться под покровительство других мировых центров силы. Хотя бы потому, что «продаться» последним было выгоднее, нежели слабой и дезорганизованной Российской Федерации.
Раздел Советской империи привел не к торжеству «русского национального начала», а к его невиданному унижению – как в силу того, что на «самоопределившихся» территориях остались десятки миллионов русских, так и потому, что сама Россия только проиграла от потери своих реально исторических территорий.
Можно сколько угодно иронизировать над действительно не вполне корректным понятием «новая историческая общность – многонациональный советский народ». Но при всей неточности этого эвфемизма поздней советской идеологии в нем была схвачена некая реальность: образование новой нации, советской нации. Не в смысле нации сторонников советской власти, а в смысле нации, идентифицирующей себя с пространством СССР. Нации, имеющей общую историю, общее государство, преимущественно говорящей на русском советском языке (советском – в том смысле, что это был уже во многом новый язык по сравнению с русским языком XIX века), имеющей общее экономическое пространство.
Оставшаяся после раздела «большой империи» Российская Федерация, конечно, стала не национальным государством, а «малой империей», которую Путин точно определил как «сохраненное ядро территории Советского Союза».