Горбачевской «революции сверху» предшествовали обвальное падение цен
на нефть в 1986 году и афганский тупик, в который попал СССР.
Ну и, конечно, сыграл свою роль Чернобыль. Общество вдруг осознало,
что необходимы перемены.
Итак, прошлое обречено повторяться, пока мы не найдем способа справляться с ним. И если мы говорим о неврозе «перестройки», то речь идет не о механических повторах, а о возвращении прошлой жизненной ситуации, ассоциирующейся у нас с травмой и вызывающей невроз. Невроз проявляется в полном нежелании признать возможность повторения прошлой жизненной ситуации и соответственно в отсутствии готовности и воли искать способ не допускать очередной травматической развязки.
Попытаемся теперь спрогнозировать, куда может завести нас наша нынешняя жизненная ситуация – ситуация, обусловленная раздвоением между сознанием необходимости соблюдать какие-то демократические нормы и приличия и страхом перед какой-либо всамделишной демократизацией, чреватой государственным коллапсом. Очевидно, что режим, не слишком уверенный в своей демократической легитимности, обречен бесконечно колебаться между серией уступок либеральной оппозиции и реакционными, а часто и репрессивными мерами, призванными в том числе и компенсировать эффект этих уступок. Именно это колебание мы и наблюдаем в настоящее время. Режим еще в конце президентства Медведева, но при благословении Путина пошел на серию довольно радикальных политических послаблений, включая либерализацию законодательства о партиях и возвращение прямых выборов губернаторов. После возвращения Путина в Кремль эти меры не были отменены, однако режим посредством лояльного большинства в Думе и Следственного комитета открыл «летний» сезон политической реакции, включивший в себя серию мер против либеральных СМИ, НКО, отдельных деятелей оппозиции и протестантов. Все это было оценено либеральными кругами как наступление реакции и откат от завоеваний позднемедведевской эпохи.
Я, настаивая на том, что нынешние процессы вне зависимости от желания участников воспроизводят события первой «перестройки», делаю рискованный прогноз, что к осени временная реакция завершится и ее сменит новая осторожная либерализация, которую, возможно, инициирует сам режим. Судя по всему, поскольку описываемый невроз не осознан и не пережит нашим обществом, данная либерализация будет вновь произведена хаотически, спонтанно и в конечном счете сведется к целому ряду мелких уступок, которые никого не удовлетворят, но вместе с тем создадут ощущение отсутствия у власти некоей жесткой последовательной позиции.
Вспомним очень похожее на нынешний момент нашего «перестроечного» цикла лето 1988 года, когда многим казалось, что перестройка забуксовала и наступил период реакции, временного торжества консервативного крыла Политбюро, на уступки которому вынужден был пойти Горбачев. Для многих наблюдателей тогда «перестройка» не то чтобы завершилась, но превратилась в какой-то официозный лозунг. Жесткая критика Ельцина на XIX партконференции, знаменитое высказывание Лигачева «Борис, ты не прав», поспешное осуждение однопартийцами Владимира Волкова – единственного человека, который сказал доброе слово в адрес опального министра, – все это оценивалось сочувствовавшими либерализации интеллигентами как признаки начала новых политических заморозков. Надежды на реформы, связанные с расширением полномочий местных Советов, были не слишком значительные: горбачевская инициатива совместить пост главы Совета с должностью регионального партийного начальника, казалось, сохраняла структуру власти в полной неизменности. В Москве усилились репрессивные меры против первых попыток городского протеста. 21 августа против вышедших на Пушкинскую площадь отметить 20-летие ввода войск в Чехословакию активистов «Демократического союза» впервые был применен ОМОН с резиновыми дубинками.
Однако сейчас кроме Валерии Новодворской – главной революционерки тех лет – вряд ли кто и вспомнит о том, что чувствовали люди в том душном августе 1988 года, когда заголовки официальных газет пестрели проклятиями в адрес провокаторов из «Демократического союза». Уже в октябре реакционное движение было сметено единым кадровым решением: на пенсию ушли многие старые партийные начальники во главе с формальным главой государства Андреем Громыко. Советский Союз рванулся мощно вперед навстречу кампании выборов в Советы всех уровней, включая Первый Съезд народных депутатов, навстречу реальной политической свободе и… собственной гибели. Разумеется, о том, что в августе 1988 года где-то на Пушке и Гоголях гоняли демонстрантов и хиппарей, а сокрушенные москвичи хоронили «перестройку», уже мало кто вспоминал.