Станислав Хлебовский. Ассамблея при Петре I. 1858
Не только политическая и экономическая реальность, но горизонты и содержание
культурной политики привычно формируются в России не обществом,
а государством. Гражданский прогресс и гуманизация среды оставались и остаются
социокультурной задачей России и политическим императивом.
Россия, таким образом, – архипелаг разнообразных форм заселения безбрежного сухопутного океана Северной Евразии. Это «потоковая социальность», разъединенная обширнейшими пространствами, симбиоз разбойной вольницы и мало в чем ограниченного произволения местных администраций. Саморазвитие общества в таких условиях в значительной мере сдерживалось лоскутным, экстенсивным характером социальных коммуникаций, отдавая приоритет административной скорлупе централизованного аппарата, что сказывалось на конфессиональной, языковой, историко-мифологической связности, одновременно порождая и закрепляя мистифицированные, декоративные, уязвимые стереотипы в общекультурных клише, стимулируя унификацию, но одновременно провоцируя периодическую неоархаизацию населения.
Ситуация осложнилась дополнительным расщеплением народа. Инициатива просвещенного общества, лишенного прочных оснований в этой специфической материальной культуре (где отсутствует, в частности, полноценная городская среда, столь необходимая для развития личности, и затруднено функционирование институтов деятельной самоорганизации), с какого-то момента основательно расходится как с народной культурой, так и с идеологическими/политическими скрепами государственного обустройства («лишние люди»). А затем становится конфликтогенной, критичной, оппозиционной по отношению и к безликой стихии масс, и к формам бытия тучного Левиафана.
Но тотальность российской власти («до всего ей есть дело») – не только пресловутые обручи, сдерживавшие центробежные энергии территориального гиганта. В своей патерналистской ипостаси это еще парадоксальный субститут гражданского общества в его домостроительном аспекте. Не только политическая/экономическая реальность, но горизонты и содержание культурной политики привычно формируются здесь не обществом, а государством. Из-за подобного своеобразия гражданский прогресс и гуманизация среды обитания оставались и остаются социокультурной задачей России, а также ее политическим императивом. Альтернатива подобному маршруту – истощение пассионарности, девальвация этоса и дальнейшая архаизация ментальности.
Неклассический оператор
Мы живем в мире, степень неопределенности которого быстро повышается. В конце ХХ века глобальный театр операций, резкое возрастание рисков предопределили необходимость серьезного обновления методологии познания и действия, пересмотра процедур принятия/реализации решений.
По мере умножения проблем, сокращения времени на их осмысление и реагирование возрастают нагрузки на интеллект, психику, физиологию. Человек – органичная часть управленческой системы, но исполняя ту или иную функцию, он инструментален. Подобная его «объектность» способствовала обезличиванию: долгое время люди подвергались своего рода индустриализации. Однако человек, будучи по природе не объектом, а субъектом, причем весьма сложным, способен к операциям нестандартного свойства. Подчас неожиданным и эффективным.
Он, в частности, обладает способностью принимать решения на основе несовершенных, заведомо неполных данных. Мысля и действуя длительное время в соответствии с постулатами линейной логики, в рамках механистичной модели реальности (корни чего уходят к эпохе Просвещения и глубже – к древнегреческим истокам, аристотелизму), мы привычно недооцениваем потенциальные возможности собственного естества. Нынешние критические обстоятельства требуют наличия или же выявляют отсутствие у субъекта уникальных личных ресурсов. Либо в качестве социальной альтернативы – эффективной методологии, пригодной для использования в условиях неопределенности. Возрастает роль креативности, способности ad hoc опознавать и постигать смысловую скоропись нестандартных ситуаций, поддерживать устойчивый, активный творческий статус.
Анализируя позитивные/негативные обстоятельства умножающихся комплексных коллизий, мы не только обретаем особый, недоступный ранее опыт, но делаем выводы, меняющие всю систему принятия решений. Со времени мировых войн развитие методологии эффективного управления объектами, субъектами, событиями пережило несколько мутаций – исследование операций, системный анализ, системная динамика, поведение высокоадаптивных самоорганизующихся систем… Однако в настоящий момент мы, по-видимому, находимся на пороге еще более значительного транзита.