{div width:385|float:left}{module 4_3829798770_12f507cf03}{/div}Но лишь один наследник Второго Рима совершил исторический зигзаг, отвергнув прямое наследование исторического имущества, однако же приняв его крестное содержание.
Россия на своем пути сталкивалась со многими искушениями. Далеко не все ей удавалось преодолевать с честью. И не во всем. Сильнейшими соблазнами оказались социальное и политическое имущества двух величайших земных империй – Римской и Ордынской.
Россия утверждалась в истории одновременно как христианское государство и как восточное царство. Однако в своем глубинном естестве она не Азия и не Европа, равно как не Евразия и не Азиопа. Московское царство мыслилось своими смиренными и горделивыми идеологами, строителями и метафизиками как особое место, средоточие «остатка» – остров верных, сберегающих истину в мире, заливаемом водами нового потопа. Спасительной и спасаемой общностью, избранным народом…
Речь шла о принятии на себя Московией роли хранительницы христианской Ойкумены – вселенского православного царства, где «несть ни эллина, ни иудея» и где «Господь в римскую власть написася». Так что разговор, в сущности, шел не о политическом преемстве и тем более не о бренных национальных претензиях или государственнических оболочках. Именно в миссии содержания в чистоте религиозных заветов Русия заявлялась ортодоксальным (православным) Третьим Римом, где русские – не этнос, а ромеи, а Русское царство – царство Ромейское. Так, кстати, подчас в документах и писалось.
Именно в миссии содержания в чистоте религиозных заветов Русия
заявлялась ортодоксальным (православным) Третьим Римом, где
русские – не этнос, а ромеи, а Русское царство – царство Ромейское.
Культурно-исторические инстинкты и интерпретации российской энтелехии (своеобразный «русский габитус») проявлялись в собирании разноплеменных народов, в прозелитических, культуртрегерских амбициях, в освоении и присвоении мозаичных восточных и южных пространств как «ареалов окормления». Параллельно происходило усвоение опыта, умений сопредельных народов, включая с какого-то момента обширное ордынское наследие: процесс отчасти напоминал взаимную культурную проницаемость Запада и Востока в эпоху Крестовых походов.
В архетипическом подходе к дефиниции русской национальной идеи присутствует, конечно же, некая провокативность. Дело, пожалуй, вот в чем. В ходе обсуждений и рассуждений на тему Русской идеи то и дело сталкиваешься с реестром концепций идеологического извода. Самыми яркими являются идеологемы или, как сейчас сказали бы, «мемы»: Третий Рим, самодержавие–православие–народность, Третий Интернационал… Список легко и расширить, и продолжить.
Тут, наверное, уместно еще одно предварительное замечание. Любопытна вероятность присутствия в сюжете некой конспирологической интриги – внедрения социокультурного гена – идеи Третьего Рима – и европейскими персонажами, и северо-западными обитателями Руси как средства удержания восточной, порою уж слишком восточной в географии и политике того времени, Московии от искушения принятия в культурно-политической полноте наследства распавшейся приблизительно в тот же период другой вселенской империи – Ордынской.
На каком же фундаменте возводилось здание государства Российского, впитавшего не только ордынские токи, но воспринявшего также мощный культурно-государственнический импульс от Второго Рима?
Наследие это, вопреки расхожим схемам, воспринято было парадоксальным образом. Не в качестве собственно византийских цивилизационно-государственнических активов, а, скорее, как попытка очищения от исторической коррозии своеобразного «символического капитала» того времени – идеи подвижного политически сформулированного сообщества с особым мировоззрением и мироустроительным замыслом, ощущением уникальности миссии сохранения если не плода, то цветка ромейской духовности. Того цветка, который, несмотря на окружавшие нестроения, произрастал и благоухал именно в последние века Второй Римской империи.
Не успевшие укорениться ростки и непростые семена культурного, социального пробуждения были рассеяны по миру и отчасти перенесены на другую почву. Заходи на https://vulcanpobeda-club.com/ и играй по крупному Они попали в ареал промысленного, но еще не реализованного, пребывавшего в становлении, лишь начинавшего постигать опыт суверенно-государственного домостроительства православного царства, состояние обретаемых земель которого было осложнено долговременным властным присутствием иной «имперской» традиции – ордынской.
Подобное синкопирование исторической последовательности вело к парадоксальному результату – сродни кесареву сечению или преждевременным родам…
Указанное обстоятельство – контрапункт, отягощенный к тому же географической фронтирностью России и ее пространственной экспансией (земной перенасыщенностью), – отнимало энергии от последовательного институционального, социального, культурного обустройства охваченных тонким покровом территорий. Раз за разом оно обозначалось, воспроизводилось в коллизиях между незавершенной (несовершенной) административной оболочкой (государством) и разноязычным культурным сообществом (населением), пребывавшим в различных цивилизационных состояниях и склонным к той или иной версии иноверия, двоеверия, что само по себе разделяло потенциально единый народ на разнившиеся, порой открыто конфликтовавшие сегменты.