…с депутатом Государственной Думы Константином Затулиным, политологом Андраником Миграняном, главным редактором «Российской газеты» Владиславом Фрониным на презентации книги «Нужен ли нам Путин после 2008 года?» в редакции «Российской газеты». 17 ноября 2005 года

– Можно себе представить, с каким ворохом проблем Вы сразу столкнулись. Как, кстати, Вы решили проблему с первым набором? Ведь, как я понимаю, уже было лето, и надо было проводить вступительные экзамены.

– После того как меня уговорили, наступило лето, и все вдруг куда-то исчезли. Но ведь чтобы что-то делать, надо обладать какими-то полномочиями. В конце июня или в начале июля, не помню точно, Ученый совет МГУ принял решение о создании Высшей школы телевидения. Это произошло в мое отсутствие. Причем меня никто не поставил в известность, когда будет это решение, просто прислали приказ о назначении деканом этого факультета. Но конец июня – начало июля – это как раз самое-самое отпускное время. А в учреждениях высшего образования наоборот – абитуриенты подают документы. Вернувшись в Москву, я попытался форсированно начать работу по созданию факультета, но, еще раз повторю, университет был погружен в приемку, которую я по понятным причинам уже упустил, а все остальные находились в отпусках. В самом конце августа мне стало понятно, что если так дело пойдет и дальше, что если не начать отстраивать факультет прямо сейчас, то и в следующем году ничего не будет. И мне удалось провести встречу всех заинтересованных в этом деле лиц. Конечно, мне самому не удалось бы ее организовать. Этим по моей просьбе занимались другие люди, которые имели соответствующие полномочия. По-моему, это был чуть ли не последний день августа. На этой встрече я изложил концепцию факультета, смету и все прочее. Длился разговор часа полтора. Сама беседа была неформальная, но проходила она в стенах вполне формального, вполне официального учреждения. Правда, каких-то прямых последствий в виде документов она не имела. Там были все лица, непосредственно заинтересованные в этом деле. Первые лица.

– Я помню, что сам узнал о Вашей новой должности где-то в начале сентября 2007-го. Вы выступали в Петербурге на каком-то форуме и там об этом объявили. Помню, какое удивление эта новость вызвала у меня – Вашего зама по «Политическому классу».

– Это был медийный форум в Петербурге, и там по ходу разговора возникла тема телевидения. И я впервые публично рассказал о своем новом месте работы. Причем сделал это по вполне прагматичному соображению: чтобы и себе, и другим, причастным к этому делу, отрезать путь назад. Потому что я уже почувствовал, что если не заявить о создании Высшей школы телевидения публично, то не исключено, что потом вообще ничего не получится сделать. А деканом несуществующего факультета МГУ по бумагам я на тот момент уже являлся. И я занялся созданием факультета. Для этого надо было понять, как вообще все это хозяйство функционирует. Правда, для меня преподавание не было чем-то уж совсем новым и неизвестным. До этого я семь лет – как сейчас помню, по вторникам – читал лекции в МГИМО. То есть преподавать я умел и любил, но вот управлять структурой, дающей высшее образование, у меня не было никакого опыта. И опять же нужно понимать, что в государственной структуре – тем более такой гигантской – ты можешь создать собственное подразделение, пускай даже совсем маленькое, только в том случае, если тебе помогают. Я же ведь не мог прийти в Московский университет, держа в руке приказ о своем назначении деканом, и сказать: «А вот здесь будет мой факультет». Нужно было получить помещения. А это гигантское количество бумаг. Увы, в нашем государстве это по-прежнему так. Но несмотря ни на что, факультет все-таки был создан. Но прием документов на него был в августе. Экзамены – в сентябре, когда проходит дополнительный набор. И 1 октября в аудитории с самыми простенькими партами Эрнст, Добродеев и Садовничий вручали студенческие билеты. А из окна своего кабинета – он тогда еще совсем пустым был – я им показывал вид на территорию Московского университета. Факультет заработал.

– Как Вам удалось справиться с бюрократической стороной организации преподавания? Я имею в виду колоссальный объем документации – образовательных стандартов, учебных программ и всего прочего.

– Об этом надо сказать отдельно. Что должен журналист? Что должен главный редактор? Выпускать издание, наполняя его максимально интересными материалами – как бы ни понимать слово «интересными». Как известно, в журналистике ты можешь чем угодно пренебречь, и тебя главный редактор, начальник защитит потом, если ты сделал сенсационный интересный материал, который все читают и цитируют, даже что-то нарушив при этом. Он тебя прикроет чаще всего. Более того, опять же в журналистике – что печатной, что электронной – не может быть дырок в эфире, не может быть – если только это не специальная акция – белых пятен на газетной полосе. То есть даже плохонький материал нужно в какой-то момент дать, чтобы закрыть это белое пятно или заполнить эфирное время. Ради этого любые инструкции отбрасываются. Просто не может выйти новостной выпуск, где будут полторы минуты так называемого снега, а ведущий скажет – дескать, инструкции, законы, бюрократия нам помешали, мы-то все сделали, а репортаж не смогли выпустить, потому что… Такого просто не может быть. Хотя бы что-нибудь, да поставят. И отблагодарят того, кто это что-нибудь сделал. По крайней мере, его не накажут, даже если он при этом что-то нарушил. А в государственных структурах все наоборот. Там лучше не сделать, чем сделать с нарушением инструкции. За то, что ты что-то не сделал, тебя чаще всего не накажут. А вот если ты сделал и нарушил при этом инструкцию или, не дай бог, закон, тебя накажут, а могут и посадить. В этом – сущностное отличие государственного от негосударственного. Причем чаще всего не в пользу государственного. Поэтому я сейчас не совсем понимаю все эти дрязги, связанные с образовательными структурами. Точнее, наоборот – мне-то как раз очень понятно, что стоит за всеми этими конфликтами. Я вижу всю их подноготную. Даже не зная буквально деталей каждого конкретного дела. Причем там, в этой подноготной, есть и грехи данных конкретных вузов, и грехи, навешанные им или приобретенные ими, потому что так было решено свыше. Но я сейчас говорю не об этом. Главное – это ответственность перед студентами. Если некое образовательное учреждение, скажем так, не тянет, но при этом существует все-таки легально, то есть имеет лицензию от государства, то ты просто обязан доводить студентов до получения ими дипломов. Некоторые даже считают, что можно и вовсе ничему не учить, но диплом потом все равно выдать, иначе будет слишком много последствий – юридических и даже материальных. Ну, у меня тогда такой ответственности не было. Но я все равно понимал, что если ты начинаешь, то ты должен продолжать. Если ты вручил студенческие билеты, то на следующий день ты обязан вести занятия по расписанию. И преподавать весь год, в начале лета принять экзамены и потом набрать новых первокурсников. Ну, и потом я ощущал чисто человеческую ответственность: под мое имя и под марку Московского университета собирались студенты, я даже удивился, как много их на тот момент возникло. Честно сказать, думал, что будет меньше. Поэтому я стал тщательно продумывать, чему мы будем их учить, кто их будет учить. У нас, например, нет отечественной теории телевидения. Все пересказывают западные теории или бывшие советские учебники переиначивают на новый либеральный лад. И я сейчас пишу учебник, где будет изложена не заемная, а отечественная теория телевидения, и надеюсь его выпустить через несколько месяцев. Нет истории отечественного телевидения. На философском факультете нельзя не преподавать теорию философии и историю философии. На филологическом факультете нельзя не преподавать историю литературы и теорию, литературоведение. А здесь этого нет. У нас нет истории отечественного и зарубежного телевидения. Но проблема оказалась еще серьезнее, чем я предполагал. Я написал то, что называется учебным планом. На все шесть лет – бакалавриат плюс магистратура. И отправил этот план в ректорат. А сам стал уже расписание составлять, договариваться с преподавателями. Тем временем из ректората мне возвращают эту бумажку и говорят – конечно, другими словами: «Выбросьте ее в корзину». Я говорю: «Как так? Меня же просили создать факультет телевидения. Мне сказали все самому придумать. Мне никто не говорил, что кто-то мне что-то сделает. Нет, напротив, подталкивали – мол, бери и придумывай, мы тебе доверяем, мы поэтому и просили тебя возглавить этот факультет. Я собственно это и делаю. У вас претензии есть? Какие претензии? Вы, может, все эти предметы лучше меня знаете и представляете?» Мне отвечают: «Дело не в этом. Вы-то, может, там все очень хорошо написали. Только преподавание в высших учебных заведениях страны определяется не тем, что там Третьяков или какой-то другой декан решили, а федеральным государственным образовательным стандартом». Я впервые тогда услышал эту аббревиатуру – ФГОС. Более абсурдной бумаги в своей жизни я не читал. Создавать ФГОСы могут только специально обученные люди, которых я был вынужден найти. Таких людей единицы. Потому что все составляется по шаблону. Забудьте слова «свобода», «плюрализм», когда вы работаете над составлением такого рода документов. Все спущено сверху и с Запада, с Запада и сверху. Нормальный человек – подчеркиваю, нормальный человек – с высшим образованием не может эту бумагу прочитать, а тем более составить. Если я плотник, то я могу составить инструкцию по изготовлению шкафа. Потому что шкаф – это нечто хорошо известное и сделанное с помощью здравого смысла и очевидных навыков. Мне казалось, что и образование – это хорошо известная вещь. Тот, у кого больше знаний и кто обладает некими педагогическими способностями, передает ученикам, студентам свои знания. Однако люди, делающие инструкции по созданию шкафов, работают в райских условиях по сравнению с теми, которые вынуждены составлять инструкции по обучению студентов. Утверждаю, что ни президент Российской Федерации, ни премьер-министр Российской Федерации, никто из министров Российской Федерации не в состоянии не только составить ФГОС, а даже прочитать дальше десятой страницы эту бумагу и при этом не заснуть. А она гораздо больше десяти страниц. И уж точно никто из них ничего в ней не поймет – ни с первого, ни со второго, ни с третьего раза. На мой взгляд, это бумага, которую надо запретить в интересах России и нашего образования. И другим людям, которые не имеют никакого отношения к ФГОСу, – ну, при этом, естественно, образованным, – поручить создать новую инструкцию. Если она вообще нужна. Все это к нам приходит с Запада. А все, что приходит с Запада, не обсуждается. Вот это я понял, оказавшись в системе высшего образования страны. Все, что приходит с Запада, не обсуждается, потому что это по определению цивилизованно, умно и хорошо. И лучшего быть не может. И не идиотам в России обсуждать, подвергать сомнению эти бумаги. Высшие умы европейской цивилизации все уже за вас, идиотов, продумали. Вы только переводите на русский. Я отвечаю за свои слова и произношу их сознательно. И готов на любом уровне спорить относительно формы и содержания этого стандарта с любым чиновником в интересах нашего высшего образования.