Гравюра «Константинополь» из издания «Города мира» Георга Брауна и Франса Хогенберга. 1572
Византия оседлала важнейший узел, стратегическое перекрестье мировых
путей (широтных) и дистрибьютивных линий (меридиональных) в западной
части Ойкумены. Под ее контролем оказались коммуникации, шедшие
из Европы на Восток, в том числе в Северо-Восточную Африку,
и из Восточного Средиземноморья в географическую Европу.
Таким образом, Византия была не отдельной и особой цивилизацией, а оригинальнейшим лимитрофом, державно организованным фокусом международной торговли и в целом мирового транзита по линии Восток–Запад, а реставрация ее в блеске величия, сколько-нибудь сопоставимом с тем, которым она обладала, практически невозможна, хотя идея восстановить державу константинопольских кесарей всплывала неоднократно. Однако дальше геополитических фантазий и грез дело не шло. В этом контексте можно сказать о «Мегали Идэа» и в некоторой степени о «Греческом проекте» Екатерины II. «Неоосманизм» же нынешней Анкары, который пытается развивать его идеолог Ахмет Давутоглу вместе с турецкой Партией справедливости и развития, нет смысла рассматривать здесь, ибо речь не об Оттоманской империи, а о византийском ее прообразе.
«Мегали Идэа» – зародившийся в греческой среде геополитический план, предусматривавший воссоздание Византии со столицей в Константинополе в качестве государства, основное население которого составят этнические греки. Именно они должны были занять в нем ключевые посты. На практике этот проект после поражения Османской империи в Первой мировой войне попытался реализовать греческий премьер-министр Элефтериос Венизелос, что обернулось тотальным столкновением с Турцией в 1919–1922 годах. Греция оккупировала большую часть Восточной Фракии (без Константинополя, занятого войсками Антанты) и Северо-Западную Анатолию, но в конечном итоге проиграла армии турецкого генерала Мустафы Кемаля (будущего Ататюрка), а греческое население Анатолии вслед за армянами подверглось геноциду и депортации. С тех пор греков в турецких владениях почти не осталось (кроме Стамбула-Константинополя, но после погрома 1955 года произошел масштабнейший исход греков и оттуда), а «Мегали Идэа» была сдана в архив.
«Греческий проект» обсуждался Екатериной Великой и австрийским императором Иосифом II. Он предусматривал создание буферного королевства Дакии во главе с государем «греческой» (православной) веры, которое должно было образоваться из княжеств Валахия и Молдова, и Греческой империи со столицей в Константинополе. Главой последней должен был стать внук Екатерины, великий князь Константин Павлович, которого к этой участи готовили едва не с рождения. Однако «Греческий проект» не сработал – прежде всего потому, что во второй половине XVIII столетия Османская империя только начала превращаться в «больного человека Европы». На протяжении «галантного» века она была чересчур сильна, чтобы позволить оторвать от себя огромный европейско-малоазиатский кусок и лишиться фундамента султанских владений – Царьграда с обрамляющими его Проливами. Надо сказать, что лишь последняя треть XVIII века принесла России, равно как и австрийским Габсбургам, устойчивый – неуклонный и необратимый – успех в войнах с турками.
Историческая и геополитическая уникальность Византии заключается в том, что это была единственная империя античного мира (точнее – переформатировавшаяся в новую самостоятельную державу часть таковой), которая выстояла под натиском варваров и просуществовала еще целое тысячелетие. Почему случилось именно так, ведь, скажем, Центральноазиатский «узел скучивания» («золотой замок» на двери к контролю над всей Евразией и к мировому господству) в эпоху становления Византии находился в руках могущественной империи Гуптов? Почему ни там, ни на Иранском нагорье не появилось собственной «Византии»?
Думается, что ответ на этот вопрос следует искать все в той же геополитике. В эпоху Великого переселения народов, положившую начало Средневековью, решающей силой на континентальном театре военных действий оказались варвары, но в то время никто из них не обладал сколько-нибудь значительной морской мощью. Варвары могли побеждать на суше. Здесь они в конечном итоге уничтожили и Западную Римскую империю (германцы), и наследовавшую Парфии державу Сасанидов (аравийские племена под знаменем Магомета), и династию Гуптов (гунны-эфталиты и другие центральноазиатские кочевники, также сотрясавшие и Китай). Но на море в силу своей технической отсталости эти «младые, незнакомые» были намного слабее античных народов с имперским прошлым. Фактор морского могущества не играл большой роли ни в Западной Римской империи, ни тем более в раннесредневековых Индии, Иране, Китае. В то же время уничтожить Восточную Римскую империю могло только сочетание морской и континентальной силы, которого в руках у варваров не было. Византия сумела выжить, опираясь на прибрежные крепости по линии Босфор–Дарданеллы и прежде всего на вековые стены Константинополя, а также на крупный военно-морской флот, отсутствовавший у теснивших ее врагов и позволявший кесарям удерживать эти крепости.
Именно благодаря уникальным для тогдашней Ойкумены условиям и стратегическим обстоятельствам, вытекавшим из геополитической специфики Византии, она была и осталась единственной в своем роде.