Михаил Нестеров. Святая Русь. 1901–1905
В отсутствие императора функция катехона полностью ложится на плечи
богоодержимого народа. И если переходить к предпочтительной для византизма
форме правления, то эта форма менее всего должна быть имитационной,
это должна быть реальная прямая демократия, конгломерат самоуправляющихся
общин. Россия вновь станет удерживающей либо при восстановлении реального
самодержавия византийского типа, либо если широкие слои общества станут
богоодержимыми.
Современное понимание катехона
Каким может быть модернизационный проект русской государственности, чтобы она вновь стала удерживающей сегодня?
В отсутствие императора функция катехона полностью ложится на плечи богоодержимого народа. И если переходить к предпочтительной для византизма форме правления, то эта форма менее всего должна быть имитационной, это должна быть реальная прямая демократия, конгломерат самоуправляющихся общин. Россия вновь станет удерживающей либо при восстановлении реального самодержавия византийского типа, либо если широкие слои общества станут богоодержимыми и на исторической арене появится «самодержавный народ Христа», по выражению генерала Михаила Дитерихса. Эта мысль была близка многим в начале XX века, в том числе и русскому поэту-футуристу Велимиру Хлебникову, писавшему:
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца –
Самодержавном народе.
Что это значит – быть богоодержимым? Может сложиться впечатление, что имеется в виду что-то неопределенно-ужасающее. Отнюдь нет. Бога не следует воображать как бесплотную абстракцию, поскольку Он давно воплотился, то есть вошел в плоть и кровь человека русской земли, слился с природным ландшафтом русской равнины. Он отправляет русского человека покорять космос, раскрывает ему тайны Вселенной. Но главным признаком богоодержимости является любовь. Любовь к ближним и дальним, ко всему живому на земле, к человеческой истории, которая должна быть продолжена. Верным признаком богоодержимости правителя служит его любовь к собственному народу, которая отнюдь не предполагает либерализма: любовь может быть и строгой, воспитывающей, и наказывающей.
Верным признаком богоодержимости общества станет преодоление той людоедской системы отношений, которая сложилась на сегодняшний день между человеком и человеком, а также между людьми и корпорациями, людьми и чиновниками. Эти отношения порождены попыткой реализации на русско-византийской почве протестантской идеи правового государства. Пора бы уже признать, что правовые механизмы (вероятно, эффективные в западных странах) отнюдь не сдерживают русских людей и ведут к нигилизму и беспределу, равно как и пропаганда «духовно-нравственных ценностей» вовсе не содействует облагораживанию нравов и укреплению авторитета Церкви. Леонтьев писал: «Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно, вообще сурово, иногда и до свирепости; Церковь должна быть независимее нынешней, иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее; быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве; законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть лично добрее – одно уравновесить другое». Таким образом, крепкое государство, строго аскетичное, независимое духовенство и сплоченное четкими историческими задачами и личной добротой общество – таково русско-византийское понимание человека, тела, мира, земли, космоса, истории в противоположность невизантийскому христианству и другим общественно-политическим моделям.