Византизм: стилизация или фактор идентичности?
Илья Бражников
Источник: альманах «Развитие и экономика», №4, сентябрь 2012, стр. 84
Илья Леонидович Бражников – доктор филологических наук, доцент Московского педагогического государственного университета, публицист, автор книг «Мифопоэтика поступка: Ситуация ответа в художественном тексте» и «Русская литература XIX–XX веков: Историософский текст»
Византизм как политическая категория
Понятие «византизм» сегодня все чаще используется в качестве политического аргумента. При этом за последние несколько лет оно заметно мутировало. О византизме в политике говорят то в связи с коррупцией, то в связи с хитроумной, недоступной для постижения простыми смертными «этикой» высшего чиновничества. Византизм часто выступает в современном публицистическом контексте синонимом двоедушия, азиатчины.
В церковной жизни синонимами и воплощениями византизма в последние годы становятся то двусмысленные («дипломатичные») высказывания и шаги иерархов, а то и просто их дорогие облачения, особо торжественные, богато украшенные службы. В связи с этим доводится слышать о том, что «патриархи испокон веков в представительских случаях были в золоте и при всем параде» и что «это абсолютно нормально для византийского христианства» (Сергей Корнев). Складывается впечатление, что мы уже (или всегда) живем при византизме и «это абсолютно нормально».
Византизм становится своего рода неофициальной идеологией, неким внутренним,
метафизическим измерением церковно-государственной жизни России. Это может
вызывать раздражение у либерально настроенной публики или, напротив,
вдохновлять консерваторов. Однако как первые, так и вторые верят
в существование «византийского подтекста», порождающего самые разные
ассоциации – от «тоталитаризма» до «симфонии властей».
Но даже для Константина Леонтьева, русского философа и государственного деятеля, автора концепции византизма, последний был отнюдь не нормой, а скорее идеалом, к которому следовало стремиться Российской империи – стране, несомненно, гораздо более близкой традициям Византии, нежели Российская Федерация, где любое проявление византизма всегда будет находиться в вопиющем противоречии с Конституцией. Ведь византизм предполагает государственный религиозный культ и православное вероисповедание как решающий фактор идентичности. Ни того ни другого не может быть в светском демократическом государстве, в качестве которого РФ позиционируется в своей официальной политике. Византизм тем самым становится своего рода неофициальной идеологией, неким внутренним, метафизическим измерением церковно-государственной жизни России. Это может вызывать раздражение у либерально настроенной публики или, напротив, вдохновлять консерваторов. Однако как первые, так и вторые безусловно верят в существование «византийского подтекста», который, как любая мифологема, имеет весьма расплывчатые очертания и порождает самые разные ассоциации – от «тоталитаризма» до «симфонии властей». Византизм перестает быть метафорой и аналогией и становится реальностью. В этой ситуации возникает необходимость четко определить, что же такое византизм, дабы не оказаться внутри этой метафоры и не кормить ее живой исторической плотью.