Рузвельт подписывает акт социального страхования
Историки американской полиции утверждают, что в XX веке полицейское
вмешательство в экономику и социальную жизнь во времена Нового курса
президента Франклина Рузвельта отчасти напоминает устройство тоталитарных
режимов именно сочетанием репрессивности, социальных проектов
и государственного управления экономикой.
По мере того как это становится все более явным и все менее терпимым, наступает реполитизация общественной жизни. Оправдание полиции тогда – суммируем это – становится сугубо техническим оправданием. Есть функциональное место, без исполнения функций наступит хаос, значит, надо сохранять государство порядка. Этот аргумент мы слышим и сейчас – это хороший, добротный аргумент, но это аргумент неновый, и действие его, мы помним, распространяется лишь на тех, кому и вовсе не нужны аргументы. Что же делает государство? Оно теряет единство целеполагания и взаимосвязи функционирующих средств организации событий. С одной стороны, вся экономическая логика современной жизни понуждает его к тому, чтобы перестать быть государством всеобщего блага, отказаться от социальных обязательств в отношении жизнедеятельности. С другой стороны, оно все больше походит на государство с вырождающейся полицией. Это сильно напоминает нам Бомарше:
Граф (насмешливо). Суд не считается ни с чем, кроме
закона…
Фигаро. Снисходительного к сильным, неумолимого к слабым.
Оборотная сторона этого – прогрессирующее недоверие и аномия, а выход из ситуации – искусственное учреждение конфликтующих политических групп. Поскольку политическое, как мы видели, способно произрасти из любых различений, в сложно устроенном обществе можно усилить позиции власти как арбитра, если те или иные различения специально пестовать, доводить до конфликта, превращая соперничающие группы во врагов. Балансировать в этом положении получается даже и долго, но не бесконечно, а эффективная сама по себе стратегия терпит ущерб, по мере того как обнажается собственный интерес арбитров.
Это – главная беда, и никто не может сказать, есть ли выход из такого положения. Говоря объективно, преодолением его могло бы стать преобразование господства грандов, подчиняющих себе аппарат государства, и аппарата, конвертирующего свое положение охранителя и арбитра в положение такого же гордого гранда, в политические группы. Эти политические группы должны были бы не скрываться за всеобщим, но представить себя как группы интересов и внятно сформулировать не только собственные интересы, но и интересы примыкающей к ним солидарной общности. Это, конечно, означало бы превращение социальной жизни в поле битвы с неопределенным исходом, потому что тогда ничто уже не остановит оформление других солидарных групп – экономических, этнических, региональных. Это и была бы подлинная смерть государства – до появления и победы той силы, которая прекратит войну всех против всех и реализует общий интерес: мир. Есть ли другие возможности? Разумеется. Прежде всего это попытка реализовать принцип вождя, защищающего право. Исторически вождизм дал результат в первой половине XX века, и в нескольких странах это продлилось на несколько десятилетий после завершения Второй мировой войны. Говорить о полной бесперспективности и изжитости такого варианта было бы безответственно. Но необходимо помнить, что он предполагает высокую степень солидаризации народа, которому предлагается сильная идеология – не система идей, но мобилизующий миф. Но мало этого. Тогда потребуется также высокая степень гомогенности населения – не как результат действий, а как их предпосылка. Именно эта гомогенность («советский народ») разрушена теперь развитием последних лет, а на имитируемой гомогенности такой стратегии не построить. Мы не будем говорить о ее социальных и тем более моральных издержках – они известны. Но важно понимать, что она не только опасна, но и нереалистична. Наконец, можно было бы пойти долгим и трудным путем воспитания политического народа в точном смысле этого слова, то есть путем прекращения искусственной политизации и поощрения политизации естественной, произрастающей из всех самоидентификаций и различений, которые только имеют место сейчас. Враждебность различных групп, их соревнование за права и ресурсы никуда не денутся, но если они будут ограничены в интенсивности заданными правилами игры, это может привести к появлению со временем иной культуры политического действия. Это желательный вариант, но считать его вероятным очень и очень трудно.