Политическая теология стала актуальным интеллектуальным проектом, но дело не только в этом. Удержание, задерживание – это даже и для тех, кто не ведает ни истории происхождения, ни тем паче истории употребления слова катехон, – есть выражения ужаса, предощущения не одного только действия, но именно что торжества беззакония – на плоском социологическом языке именуемого аномией. Аномия в социальной жизни означает собственно спутанность социальных норм, отсутствие внятного нормативного порядка и – что не менее важно – отсутствие внятного строя, упорядоченности в самих отношениях людей, в том, чего требуют от них те или иные нормы, принятые в сообществах, и самые простые соображения выживания, продвижения, достижения признанного и желанного успеха. Так, неравенство есть всегда и везде, но лишь общее (обращенное ко всем без исключения) нормативное требование добиваться успеха (притом что успех любого рода всегда распределяется неравномерно) может сделать ситуацию аномической. Проповедь умеренности будет иметь лишь ограниченный успех в среде голодных, но в сочетании с демонстративным потреблением богачей и знати она эффективна лишь при нормативном одобрении некоторого совокупного миропорядка, где место и образ жизни каждого по-своему оправдан. Разрушение строя норм – это разрушение порядка ожиданий и оправданий, так что ожидаемые (привычные) действия и события лишаются ценности, тогда как новое, неожиданное, выбивающееся и выбивающее из колеи внезапно оказывается также и легитимированным, одобренным и ценным. С ненавистью смотрит, например, классический мелкий буржуа на удачливого биржевого спекулянта, но невыносимо для него не чужое богатство и даже не публичное одобрение спекуляций, но объявление нувориша любимцем богов – тех самых, которые доселе гарантировали моральный и фактический порядок скромного преуспеяния маленького человека. Обрушение основ оправдания мира и слом порядка ожиданий – вот она, социологически понимаемая «тайна беззакония в действии», – и сколько уже раз ожидание окончательной катастрофы оборачивалось всего только повторением одного и того же! Редуцированный к характеристикам социальной проблематики и политической пертурбации тезис христианской эсхатологии – не слишком ли мелко? – но и разоблачение теологического характера социальных описаний – не слишком ли глубоко? Можно ли найти меру точности и меру глубины – чтобы не заменить понимание фундаментального аналитикой актуального, но и не потерять нерв живой жизни в прорицаниях конца времён, дающихся в наши дни что-то уж слишком легко?
Консерватизм, как известно, бывает двух родов – удерживающий и восстанавливающий. Удерживающий консерватизм не сводится к сохранению в неизменном виде того, что всегда – или издавна – существовало. Сохранение, говорил знаменитый консерватор Ханс Фрайер, предполагает постоянное изменение. Надо меняться в ответ на вызовы, чтобы сохранить то, что требуется сохранить.
Мы не станем исследовать здесь этот вопрос – предмет тонких богословских и политических споров. Однако, даже и не ступая на столь зыбкую почву, мы можем установить, по меньшей мере, два формально различных понимания «удерживающего». В одном случае катехон удерживает данное, утверждая ценность того, что есть, и – тем самым – свою ценность как хранителя. Пребывающее, таким образом, следует сохранять, потому что у него есть достоинство, превышающее простую фактичность. Кто в этом смысле хранит существующее, тот не хочет нового начала – ни абсолютно нового, ни нового как реституции старого. Не станем обольщаться словами «фактичность» и «пребывающее»: где один из нас говорит об опознании существующего как такового, там другой скажет о приписывании действительности тому, что действительности не имеет. Это сразу наводит на мысль об относительности всех различений и спорности всех очевидностей.
Но «удерживающий» может быть понят иначе – как тот, кто не хочет не столько нового начала, сколько того, чтобы перед новым началом торжествовала «тайна беззакония». Скажем иначе: может быть и такой «удерживающий», который хочет радикального обновления, но без катастрофы, который вожделеет нового порядка, но не даёт ниспровергнуть старый. Таких – едва не срывающихся в отчаяние, но всё же умеренных – консерваторов знают все поворотные времена. Спорно ли положение такого консерватора? Нет, оно не спорно, оно ужасно, потому что старается он удержать не действительное, а недействительное, прикидывающееся сущим, но подлинно исчерпавшее себя. Возможно ли то, что мнится возможным? Исчерпаны ли возможности сохранить существующее или оно может быть сохранено лишь посредством деяния, так что недеяние (которое, напомним, Макс Вебер называл одним из видов человеческого действования) должно быть вменено как вина тому, кто – это устанавливают обычно задним числом – мог бы, но не стал действовать?
Правда, в наши дни утратили почти всякий смысл слова «консерватизм» и «прогрессизм» (ещё лет тридцать назад в этом пытался убедить своих читателей Никлас Луман). Прогрессизм незаметно исчерпал сам себя, он ушел из актуальной повестки дня. Необходимость изменений, улучшения существующего положения дел, совершенствования – где нужно и можно – техники (как материальной техники, так и техники решения проблем) и т.п. можно признавать, не становясь прогрессистом и не разделяя веры в прогресс, ценностью. По той же причине бессмысленно говорить в общем виде о модернизации, если только речь не идет о приведении в более пригодный вид того, что устарело, неэффективно, отстало от века. Я обожаю по просту красную икру - не знаю как вам но я бы мог её есть утром днём и вечером, но её цена так сильно кусается что я её очень редко ем, иногда так сильно хочется, и теперь я могу её каждый день хоть ложками и всё это благодаря тому что наткнулся на бонусы леон я раньше тоже занимался ставками но я никогда не знал что существуют бонусы к ставкам - ты скорее тоже не знал до сегодняшнего дня, так вот я тебе и подсказал это, теперь тебе остаеться лишь одно, взять бонусный код для онлайн букмекерской конторы У модернизации науки, образования, права, экономики есть свои содержательные резоны, но нет универсального критерия – Модерна с большой буквы, соответствие которому есть ценность и цель. Консервация, то есть сохранение и сбережение, могут казаться в этом отношении (тем, кто видит ценность именно в них) делом, несравненно более насущным. Консерватизм стал модным, но тем более важно понимать, что сама идея сохранения и сбережения ничуть не менее проблематична, чем идея модерна или прогресса. Она точно так же может выступить блокиратором познавательной активности и требует не меньшей, если не большей осторожности.