Пессимисты указывают на то, что основная часть мира как жила, так и живет в индустриальной эре (а около миллиарда жителей – в доиндустриальной). И даже в высокоразвитых странах сфера услуг – преимущественно труд уборщиков, подавальщиков, кассиров, грузчиков, посудомоек, «офисного планктона». И иных работников «высокоинтеллектуальных» специальностей. А большинство молодых пользователей компьютеров применяют их как пишущую машинку, средство связи и книжный шкаф – в лучшем случае, как развлечение со «стрелялками» – в худшем. Для основной же массы Интернет – средство покопаться в неприличных сайтах, посплетничать в ЖЖ, купить новые джинсы на 10 процентов дешевле, чем в магазине. Есть и более фундаментальные аргументы, доказывающие, что никакого глобального перехода к новому качеству развития нет.
Элвин Тоффлер чуть позже обозначил революционные социальные перемены
как «третью волну».
Кто прав?
Берусь утверждать: и те и другие. И не потому, что автор предлагает последовать постмодернистской методологии отказа от больших нарративов или хабермасовским интенциям интеллектуального бытия в мире коммуникаций и текстов, а не живых социально-политических проблем.
Правы и те и другие, ибо они нащупывают (каждый по-своему) разные «детали» слона, бродя с завязанными глазами и принимая хобот за змею, а ноги за колонны. Они отказываются от взгляда на проблему через призму исторически развивающихся, сложных, системных сдвигов – технологических, социально-экономических, политико-институциональных и культурных. Они ориентируются на «позитивную» фиксацию тех или иных реальных (но односторонних!) тенденций и не хотят видеть диалектики целого.
Прежде чем аргументировать свой вывод, сформулирую еще один вопрос: а прогрессом ли является признаваемое едва ли не всеми развитие новых технологий и институтов?
Либералы-оптимисты опять отвечают «да», и тут они правы: для бизнеса, особенно финансовых институтов, ТНК и некоторых малых фирм, «капитализм высоких технологий» стал золотым дном.
Гуманистически настроенные интеллектуалы бьют тревогу, указывая на новые глобальные проблемы и прежде всего на то, что в новом постиндустриальном мире востребованными станут уже не две трети («средний класс»), а лишь четверть профессионалов высшего уровня. Остальные 75 процентов граждан будут «опущены» в гетто допостиндустриального бытия. «У них» об этом пишут все (в России принято ссылаться на ставшую особо модной в последние годы Ханну Арендт), у нас – только некоторые философы, часто очень далекие друг от друга (Вадим Межуев, Валентина Федотова).
И опять же отвечу: как ни парадоксально, но правы и те и другие.
Почему?
Да потому что на протяжении последних десятилетий действительно развертывается устойчивая тенденция возрастания роли Человека, его творческой деятельности и личностных качеств. Именно такая (творческая) деятельность именно такого (креативного, пишущегося с большой буквы) Человека создает новые технологии и новые ресурсы развития (информацию, знания). Она требует новых форм своей организации. Она порождает необходимость появления новых экономических и политических институтов. И эта тенденция проявляет себя уже более полувека. В энтузиазме наших родных королевых и макаренко. В действительном буме IT-технологий на Западе. В массовом социальном творчестве венесуэльской бедноты и респектабельных НПО Западной Европы.
Но!
И вот здесь начинаются жесткие и провокационные тезисы автора.
Начнем с того, что прогресс человеческих качеств и творчества идет крайне неравномерно во времени и в пространстве. Периоды креативного бума сменяются периодами застоя, а то и регресса. Например, эпоха конца 1950-х – 1960-х с ее колоссальными технологическими (космос, химия, микробиология, медицина) и социальными (от хрущевской «оттепели» и антиколониальных революций до торжества социал-демократической модели в Западной Европе) сдвигами «выдохлась» уже к концу 1960-х.
Еще более очевиден тезис о пространственной неравномерности прогресса креативной деятельности. «Общество знаний», творческого труда, а не компьютерных игрушек, развивается чрезвычайно неравномерно, концентрируясь даже не в отдельных странах, а в отдельных сетях, контролируемых глобальными игроками. Подавляющее большинство жителей Земли находятся в гетто отсталости. И при сохранении нынешней модели глобализации они будут все дальше отдаляться от мира креатосферы. Лишь немногие имеют шанс вырваться из этого гетто в новый мир.
Между тем природа творчества состоит в том (и это доказано советской школой философов и психологов – Леонтьевым, Выготским, Ильенковым), что способностью к нему обладает любой ребенок в любой семье – богатого и бедного, жителя Кембриджа и Урюпинска. Но если способность к творческой деятельности потенциально имеется у каждого, то перед нами встает новый круг проблем. Найдется ли для всех творческая работа? Кто в этом случае будет растить хлеб и производить машины? И почему же тогда не самые глупые интеллектуалы так тревожатся о судьбах 75 процентов жителей Земли, которых в будущем ждет роль обитателей гетто отсталости?
Развилки эво- и ин-волюции
Здесь опять последует жесткий тезис: поле творческой деятельности уже не одно десятилетие принципиально широко и открыто для большинства. Только надо хотя бы на минуту задуматься и понять, что наиболее востребованная и в высшей мере креативная деятельность – это прежде всего труд воспитателя детского сада и школьного учителя, медицинского работника и тренера-физкультурника (я нарочито использовал термин советской поры с акцентом на культуре физического бытия Человека, а не бизнесе в сфере профессионального спорта), рекреатора природы и общества («садовники» и социальные работники), инженера и квалифицированного рабочего, художника (причем не только профессионального) и ученого.