Приведенные тезисы требуют некоторых пояснений.
Во-первых, здесь прежде всего нужно ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного социализма, кроме того, что был в странах Мировой социалистической системы, человечество не знает. Следовательно, у нас нет оснований считать этот строй мутацией.
Эта очевидность, однако, является не чем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратьев) хочет и может видеть только эти формы, но не сущность. Между тем, на наш взгляд, в СССР и других странах Мировой социалистической системы был искажен не некий «идеал» социализма. Просто реальная общеисторическая тенденция перехода к новому обществу и адекватные ей реальные его ростки развивались в реальной же истории ХХ века в мутантном, с самого начала деформированном неблагоприятными условиями виде.
Это касается ростков и планирования экономики, и ассоциированного присвоения общественного богатства, и социального равенства, и новой мотивации, и особых ценностей homo soveticus, и советской культуры. Так, планирование с самого начала приводило не только к мощным прогрессивным структурным сдвигам, но и к экономике дефицита. Оборотной стороной медали общественного присвоения было массовое распространение внеэкономического принуждения (от прописок до ГУЛАГов). Энтузиазм был неразрывно связан с уравниловкой, великая советская культура – с ждановско-сусловским идейным диктатом и т.д.
Во-вторых, обращение к термину «мутация» неслучайно. Автор в данном случае пошел по не слишком оригинальному пути аналогий с некоторыми разработками в области естественных наук, чем грешат и марксисты («формация» и т.п.), и неоклассики. Категория «мутантный социализм» используется мной для квалификации общественной системы наших стран по аналогии с понятием мутации в эволюционной биологии. (Организмы, принадлежащие к определенному виду, в том числе – новому, только возникающему, обладают разнообразным набором признаков – «депо мутаций», которые в большей или меньшей степени адекватны «чистому» виду и в зависимости от изменения среды могут стать основой для естественного отбора, выживания особей с определенным «депо мутаций», для выделения нового вида.)
В момент генезиса, начиная с революции 1917 года, рождавшееся новое общество обладало набором признаков («депо мутаций»), позволявших ему эволюционировать по разным траекториям, в том числе – существенно отклонявшимся от оптимального пути рождения нового общества. Особенности «среды» – уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения и международная обстановка – привели к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему.
В СССР сформировался строй, который мог жить, расти, бороться и даже побеждать
в условиях индустриально-аграрной России, находившейся в окружении колониальных
империй, фашистских держав и т.п. Но этот «вид» оказался неадекватен новым
условиям информационного общества.
Так сложился организм, который именно в силу мутации был, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» России и мировой капиталистической системы первой половины и середины ХХ века, но с другой (по тем же самым причинам) – далек от траектории движения к новому миру. Траектории, которая позволила бы максимально использовать новые общественные отношения и институты для прогресса человеческих качеств и решения глобальных проблем на основе использования новейших технологий.
В результате в СССР сформировался строй, который мог жить, расти и даже бороться в условиях индустриально-аграрной России, находившейся в окружении колониальных империй, фашистских держав и т.п. Победа в Великой Отечественной войне – самый яркий тому пример. Но в силу тех же самых причин (мутации «генеральных», стратегических тенденций рождения нового общества) этот «вид» не был адекватен новым условиям генезиса информационного общества. Он не мог дать адекватный ответ на вызовы обострявшихся глобальных проблем, новых процессов роста благосостояния, социализации и демократизации, развертывавшихся в развитых капиталистических странах во второй половине XX века.
У сложившегося в рамках Мировой социалистической системы строя в силу его бюрократической жесткости был крайне узкий набор признаков («депо мутаций»), позволявших приспосабливаться к дальнейшим изменениям «внешней среды». Этому мутанту были свойственны мощные (хотя и глубинные, подспудные) противоречия: на одном полюсе – раковая опухоль бюрократизма, на другом – ростки «живого творчества народа», содержавшие потенциал эволюции в направлении, способном дать подобающий ответ на новые вызовы конца XX века. Но постепенно эти ростки были задавлены раком бюрократии. В результате мутантный социализм не смог развиваться именно в этих, более благоприятных для генезиса ростков нового общества, условиях – условиях развертывания НТР, обострения глобальных проблем и т.п. Ответить на такие вызовы жесткий мутантный социализм не смог. В результате он захирел («застой») и вполз в кризис.
Когда «мягкая» модель социально-ориентированного капитализма сменилась в 1980-е годы «жесткой» и агрессивной праволиберальной, вызов рождавшегося информационного общества стал практической проблемой. Внутренние же проблемы мутантного социализма достигли тогда такой остроты, которая не позволяла решить их в рамках сохранения прежнего вида. Вот тут-то и встал выбор: либо преодоление мутаций старой системы и движение в направлении к новому социализму, либо кризис. Первое оказалось невозможно в силу отмеченной жесткости старой системы. Поэтому мутантный социализм умер собственной смертью, ускоренной, впрочем, внешним влиянием.