Центром Херсонеса стал белый храм Святого Владимира (прежде была
базилика – «Шесть колонн»). Теперь все сходится и стягивается к нему.
Здешний берег – слоеный пирог.
Срезанные временем дома.
Вросший в сухую землю обломок – пенек колонны, белый – если можно так сказать, темно-белый – так и не посеревший мрамор. Берусь: прочно ли стоит? – Совершенно неколебимо. – Гляжу с восхищением: похвальный пример.
Древность? вечность? – Извечность.
Базилика: по выгибу стены признаю алтарь. Так значит, этот вот квадрат, этот выступ над каменным полом… Был? Есть? Подхожу (ибо уже стою рядом), в память прежнего припадаю (склоняюсь – почти ложусь возле), кладу руку на край. Теплые, прогретые солнцем камни (плинфа вперемешку с серыми) и – было то в камне или в руке – послышался мне какой-то внутренний гул: не отзвук, а ток. – Быль.
А Херсонес – центр (сердце) Севастополя. – Здешний (и, быть может, всего Крыма) Кремль.
Теперь с моря виден Крест (кресты на главах и стенах Херсонесского храма). Хочется сказать: теперь сюда снова могут причаливать византийские корабли.
Семнадцать лет назад я многого не видела – не умела читать этой книги: знак Имени Христова над дверью базилики, в мраморе ее, рыбы и крест на плите купели… но книгу саму любила.
Знаменитые «Шесть колонн» – не «Античность», а VI век по Рождестве Христовом: руины храма – да, но не языческого, а христианского – византийского, и они белому собору не противостоят, а радуются. «Он – мы».
2/15 июня 2002