Белая дверь, мозаика над входом: Святой Архангел Михаил.
Поясное изображение, золотой фон.
Архитектор Краснов покрыл Ливадийский дворец «вечным» составом, совершенно сохраняющим белизну от пыли и непогоды.
В конце 90-х дворец мог рухнуть: ему угрожал оползень, который удалось остановить в 1999 году.
Снова в церкви (одинокий поход несколько дней спустя). Нежная тишина, свет, растворяющий – вбирающий огоньки свечей. Единственное во всей Ливадии место покоя.
И всегда чувство, что за Царскими Вратами решаются судьбы мiра.
Образ: «Снятие пятой печати».
Парк: прохожу по ступеням под арками перголы и попадаю… в сырой заброшенный овраг с осыпями и кучами (а надобно знать, что во всех крымских парках очень чисто: любовно метут, тщательно следят). Провал. Выбираюсь, наконец: сосновая роща, красные стволы, под ногами сухая золотая хвоя, по веткам две белки играют – порхают.
В Воронцовском дворце сохранилось все (на наш взгляд; а если не все, то каким же было все?). В Ливадии – ничего.
Когда во дворце били часы, кто-то из очередной группы нарочитым голосом: «При-израки»… – Мальчишка. – А я вот подумала (потом; тогда просто отсекла): это с какой стороны глядеть… Это «группы» здесь призраки, а не Те.
Царская Семья в Ливадии – всегда и навсегда, Они Своих вещей отсюда не забирали, не вывозили, так все и осталось с 1914 года.Царская Семья в Ливадии – всегда и навсегда, Они Своих вещей отсюда не забирали, не вывозили, так все и осталось с 1914 года. И дата эта – 1914 – на одном из белых фронтонов, черным по белому, а рядом – черно-рдяный многогранный фонарь. А прочие (прочее) – Сталин, Рузвельт, Черчилль, «группы» – призраки в Их доме.
А в храме (белом и лазурном Крестовоздвиженском) – не призраки.
И все, которые идут в этот дворец как в Их дом…
12/25 мая 2002
Крымское
Утро Горного Крыма.
Горы: складчатые, гребнистые, столовые, круглые, вздыбленные. Там, где утесы сплошным окаменелым восклицательным знаком, – стройная руина: арка, часть стены. И следом, в отвесной темно-серой, хмурой скале, скальной стене – пещерный монастырь Инкерманский. Невысокий бело-золотой храм – замком и ключом ко всей скале.
Из открытого окна поезда глядим и крестимся. Минуем это, и: окно в скале! Цветное, узорное (главный рисунок – крест), высокое. Весь давний дивный Восток от Грузии до Каппадокии, от Эдессы до Палестины.
Высоты и долины: по выпуклостям и впадинам, по зелени и камню – тени облаков и просветы. Облака – низкие (нижние), светлые, клочковатые – неслись с моря.
Все в маках. Вблизи они горят нестерпимо, вдали еле тлеют: тусклые, матовые, едва красные полосы по полям и склонам. На Минске, всегда можно будет приобрести диплом специалиста, поэтому если надо купить диплом , то можно будет приобрести диплом любого учебного заведения!
Едва коснувшись этой земли, все становится древностью: забытый бетонный отвес – мегалитом, обломок гипса – мрамором, хибара нынешняя – хибарой незапамятной… Все затягивает, как илом, этой вне- и довременностью.
Проезжая под какой-то безвестной вершиной: Афон. – И за поворотом, на скале, высящейся у подножья гряды единым огромным камнем, – победоносно реющий храм. (Первое видение Форосской церкви).
Горы – для подвига, море – для подвига. Какого? Найдется, была бы воля.