– У многих людей остается ощущение, что у России есть некая имперская миссия, которую она должна исполнить. Есть ли, с Вашей точки зрения, у России такая миссия?
– Я не берусь судить об этом. Я вообще не знаю, какая у кого миссия. Я бы рекомендовал государствам жить без миссий. А то смотрите – у Америки миссия вводить по всему свету демократию. Как мы знаем, иногда это получается довольно некрасиво. А у нас какая будет миссия? Мы уже пробовали при Николае I осуществлять европейскую миссию. Жандарм Европы – это тоже имперская миссия. Ничего хорошего из этого не вышло. Получилась, в конце концов, Крымская война. Мне неясно, есть в этом новом мире с его глобализацией и сложными экономическими процессами, которые явно перехлестывают через любые государственные границы, какое-то место для чего-либо похожего на империи. Становится ли активно развивающийся Китай империей? Мне кажется, что нет.
– Наши политики мыслят в этой парадигме, потому что у нас такое наследие?
– Ну, да. Наследие у нас такое. Я слушал одного очень неплохого американского экономического историка, который сказал, что Россия – безусловно, особенная страна, потому что это великая нефтяная держава и вместе с тем держава с великой литературой. Такой больше нет ни одной. В остальных случаях либо нефть, либо литература, а у нас это совместимо. Это создает очень специфическое сочетание. Но я не думаю, что наше будущее лежит на имперских путях.
Николай считал, что у него одна с народом душа. В этот образ вписывался и Распутин. Николай искал народного пророка, с которым он мог бы соединиться, а Бог послал ему ослепление.
– Наше будущее – это демократия?
– Я не очень представляю, что такое демократия. И у демократии бывают разные модели. Я не верю в суверенную демократию, которую некоторое время назад проповедовал Сурков, а потом, слава Богу, перестал. Есть французская модель демократии, есть итальянская. Они разные.
– Ну, и у нас по видимости тоже есть демократия, демократические институты имеются…