«Евразийство – это рай для метисов, скрывающих фамильные преступления предков. В расовом отношении евразийство – это метис. Евразийцы скрывают происхождение деда с бабкой и при этом заявляют, что любят Льва Гумилева, – это их тактика. Евразийство – это гностицизм наследственности. Евразийство распыляет силы нации. Оно ослабляет потенциал русского этноса, – утверждает воссоздатель “русской расовой теории”, любопытный исследователь, но совершенно близорукий, на наш взгляд, публицист Владимир Авдеев. – Посему мы, представители русской элиты, ни левой, ни правой, ни новой, ни старой, а просто русские, должны отказаться от теории евразийства раз и навсегда. Наша концепция – это русский этноэгоцентризм». То есть – да, территория государства не имеет значения. «Язычнику» Авдееву вторит «христианский националист» Егор Холмогоров: «В чем состоит христианский реализм русского национализма? Да в том, что единственная видимая цель земного существования человеческих сообществ с точки зрения Христианской Церкви – это умножение числа спасаемых. Ни за чем больше народы и государства Христу не важны». А идеолог «национал-демократов» Алексей Широпаев те же самые мысли доводит уже до их логического завершения. Полемизируя с евразийством и «ордынством», вначале будто бы в интересах «русского этноса», он, будучи, пожалуй, единственным последовательным и честным «этнонационалистом», откровенно признается: «Россию не переделать. Ее можно лишь упразднить – конечно, безкровно и цивилизованно. Она никогда не станет европейской и демократической. Как бы ни прикрывалась Россия флером европеизма, она всегда будет нести в себе зло тирании и агрессии, дикую гикающую степь. Пессимисты утверждают, что не переделать и большинство русских. Массовый психотип сформирован, он необыкновенно устойчив. Народ опять хочет любить Сталина и праздновать 9 мая. А, значит, он снова готов быть рабочей скотиной и пушечным мясом. Спрашивается, надо ли “спасать” такой народ? Достоин ли он каких-либо усилий по его “спасению”? Да и нуждается ли он в нем? После всего, что было в ХХ веке, пора трезво взглянуть на Россию и русских, которые изначально были жертвами России, а потом стали соучастниками ее кровавой фантасмагории».
Все точки над i расставлены. Антиевразийство с позиций «русского национализма» оборачивается призывами к «упразднению» России и русского народа. Отрицание евразийства «националистами» – это стремление лишить русский национализм его геополитического измерения, оставить русский народ без земли.
Русский вопрос не имеет ничего – или практически ничего – общего с национальным
вопросом применительно к другим народам и этносам.
Чтобы ответить на стоящий политико-исторический и идеологический вызов, следует понять: Русский вопрос не имеет ничего – или практически ничего – общего с национальным вопросом применительно к другим народам и этносам. «Русский народ, в отличие от многих других народов, сложился как носитель особой цивилизации, имеющей все отличительные черты самобытного и полноценного планетарно-исторического явления. Русский народ – та цивилизационная константа, которая служила осью в создании не одного, а многих государств: от мозаики восточнославянских княжеств до Московской Руси, Петровской Империи и Советского блока. Причем эта константа и определяла преемственность и связь между образованиями, столь различными политически, социально, территориально и структурно. Русский народ не просто давал этническую базу для всех этих государственных формаций, он выражал в них особую цивилизационную идею, непохожую ни на какую другую», – пишет основатель «новоевразийства» Дугин в «Основах геополитики». Это может нравиться или не нравиться («новым националистам» это, безусловно, не нравится), также можно спорить, что есть суть этой «цивилизационной идеи» – например, идея Премудрости Божией, или православной миссии, или идея справедливости, – но отрицать наличие органической связи русских именно с цивилизационной идеей невозможно. Отказаться от этого – значит стать уже иным народом – лучше или хуже, мы не обсуждаем, но иным. Возможно, действительно, «залесцами» или «ингерманландцами», или даже «белыми либертарианцами» (так себя называют некоторые «национал-демократы»), но не русскими.
Далее профессор Дугин указывает: «Русские расширялись как носители особой миссии, геополитическая проекция которой состояла в глубинном осознании необходимости объединения гигантских территорий евразийского материка. Политическая целостность евразийского пространства имеет для русской истории совершенно самостоятельное значение. Можно сказать, что русские чувствуют ответственность за это пространство, за его состояние, за его связь, за его цельность и независимость. Макиндер справедливо считал Россию главной сухопутной державой современности, которая наследует геополитическую миссию Рима, Империи Александра Великого, Чингисхана и т.д. Это “географическая ось истории”, которая просто не может не осуществлять своего геополитического предназначения независимо от внешних и преходящих факторов. Русский народ настолько связан с геополитической реальностью, что само пространство, его переживание, его осознание, его духовное восприятие сформировало психологию народа, став одним из главнейших определений его идентичности, его сути».
Таким образом, евразийство есть сама сущность русских, точнее, важнейшая ее составляющая наряду с вполне определенным этническим гено- и фенотипом, религиозным и культурным измерениями. Ошибка некоторых современных евразийцев в пренебрежении «этническо-расовым» началом. Что есть, то есть. Однако куда более серьезной и опасной ошибкой является пренебрежение «националистов» началом геополитическим. Евразийство можно и нужно определять прежде всего как русскую геополитику, геополитику русского народа. Тогда все встает на свои места.
Примерно об этом еще в начале 1990-х писал и говорил выдающийся литературовед и историк Вадим Кожинов: «Евразийское государство – это не та “империя”, которую мы всегда имеем в виду. Ну, хотя бы потому, что все-таки Россия существует как государство почти 1200 лет – это сейчас точно установлено (некоторые исследователи называют значительно более долгие сроки, но суть не в этом. – В.К.). Ведь все туранские народы, за исключением поволжских, то есть сравнительно многочисленные, вошли в состав Российской империи не более 200 лет назад. А большинство – в XIX веке. Если вы обратитесь к истории присоединения мусульманских народов – будь то Средняя Азия или Кавказ и Закавказье, – то выяснится, что они присоединились к России немногим более 100 лет назад. И я думаю, что когда мы говорим о евразийской сущности России, то мы должны иметь в виду именно русских людей, вне каких-то других: именно и прежде всего русские – евразийцы. Русь с самого начала, с рубежа VIII–IX вв., в равной мере обращена и к Европе, и к Азии. Вполне достоверно и детально это выявляется в эпоху Ярослава Мудрого и позднее: браки детей и внуков Ярослава (а княжеские браки имели, понятно, самое прямое государственное, в конце концов, непосредственно историческое значение и смысл) заключаются и с королевскими домами Франции, Англии, Германии, скандинавских стран и – одновременно – с детьми половецких ханов и осетинских князей, между тем как обручение, скажем, парижского принца и донецкой хатуни, в сущности, непредставимо. Конечно, это только один пример, но он, если вдуматься, о многом говорит. Главное – это то, что, во-первых, евразийская “двойственность” – именно русское свойство, а во-вторых, дело идет не о соединении, не о “сумме” европейского и азиатского начал, но о самобытном феномене, который способен вступить в связь, родниться и с Европой, и с Азией».