По мере продвижения государства на территории удаленного и малозаселенного
Дальнего Востока рождались такие проекты, как «прошивка» России Транссибирской
магистралью. Или геополитически и геоэкономически мотивированное закрепление
(техническое и правовое) идеи КВЖД.
Цивилизация многих народов
Выраженным признаком российского бытия является, пожалуй, его пограничность, прочерченная линиями старых и новых трансграничных, межцивилизационных трактов. Территория России последовательно очерчивалась в соответствии с географией «путепроводов» своего времени, перерастая в пространство рассеяния ее деятельного населения, которое проявляло себя как динамичное сообщество военно-торговых корпораций.
Действительно, рубежи такого пространства (территориально-деятельного комплекса) обрамлены пунктирами значимых торговых маршрутов начиная со знаменитого днепровского «из варяг в греки». Но также существовал путь и «из варяг в булгары» – волжский тракт, переходящий в дорогу на Хвалынское (Каспийское) море, «к персам» («серебряный путь»). А подчас еще дальше – как след странствий, скажем, Афанасия Никитина. Был и «особливый янтарный путь», и транзитное «поволочье», и легендарная «троянова тропа»…
Южная граница России – фактически линия Великого шелкового пути. А вдоль Ледовитого океана, отмеченного форпостом русской цивилизации – морским монастырем Соловки, – проходил «соболиный тракт», уходивший за Урал, чуть ли не к водам другого океана – Великого.
Преодолев границы Евразии, российская государственность в своеобразном обличии, напоминавшем композицию Ост– и Вест-Индских компаний, вышла на просторы континента, расположенного по ту сторону океана. А пионерские суда устремились на юг, вплоть до берегов тогда неведомой, но вскоре открытой русскими мореходцами Антарктиды. Иными словами, в какой-то момент наметился контур даже не евразийской, но уникальной трансокеанической страны или, по словам «русского Колумба» Григория Шелихова, «вселенской океанической державы».
Горизонты восточной границы империи предполагали альтернативный – океанический – вектор развития, чудившийся в тенетах, казалось бы, сугубо континентальной державности. Образы, созданные на ее «внутренних» берегах, на неудержанных плацдармах, озаряются мыслью об иной – дальневосточной – столице и другой судьбе Русского мира. Но все это осталось не слишком внятным миражом, историософски не осмысленным и политически не реализованным российским мегапроектом. Между тем северная часть Великого (Тихого) океана получила-таки на время дерзновенное наименование «Русского моря».
Вектор России как «страны пространств», «страны пути» был прочерчен также ее культурно-исторической миссией свидетельства о Христе на Востоке, ролью альтернативного трансграничья Большой христианской цивилизации. Пронзив пространства Евразии, страна устремилась было в трансконтинентальную просторность, смыкаясь там с движением в противоположном направлении («посолонь») западноевропейской ветви этой же, то есть христианской, цивилизации.
На протяжении длительного периода миростроительные умонастроения питали Россию, являясь движущей силой как внутренней, так и внешней экспансии. Предельность и напряжение, наличествовавшие в ощущении метаисторической роли, предопределили претензии на универсальную, державную, имперскую роль. И, в конечном счете, на глобальное присутствие. Следует, однако, оговориться: подобное самосознание народа и власти, возвеличивание страны, уверенность в исполнении «совершенно особой воли провидения» предполагали возможность не только запредельного взлета, но и ужасного низвержения.