Неопределённость будущего России как фактор угрозы
Владимир Попов
Так получилось, что годы советской власти я завершил, работая в Госкомиссии по экономической реформе при Совмине СССР. Был заведующим сектором и в команде Рыжкова-Абалкина, готовил программу по переходу к рынку. Трагедия будущего распада страны происходила на моих глазах. Мы подготовили последний вариант программы, вычитали его до боли в глазах и, очень довольные собой, ждали приглашения к столу, который, признаюсь, радовал нас разносолами. Николай Рыжков приехал к нам в Подмосковье, где наша группа работала безвылазно несколько месяцев, лицо его излучало благожелательность, он был доволен, так как знал огромный фолиант основательно, потому что все его основные позиции неоднократно обсуждались с ним. Сейчас, спустя 25 лет я по-прежнему убежден: если бы наша программа была положена в основу работы правительства, а она была рассчитана именно на 25 лет, Советский Союз пережил бы все испытания и сохранил основной потенциал мощного народно-хозяйственного комплекса. Мы бы имели сегодня эффективную многоукладную рыночную экономику, с оптимальным государственным сектором и современным планированием, без которого не живёт ни одно нормальное государство. Премьера позвали к телефону — звонил М. С. Горбачёв. Радостный Николай Иванович стал стоя докладывать о завершении работы и что он готов её представить хоть завтра. И вдруг лицо его побагровело, он что-то пробовал ещё говорить, но на другом конце провода его не слушали. Мы вышли в другую комнату, уже понимая: произошло что-то непоправимое. Через минуту вышел Рыжков — это был уже другой человек, растерянный и потухший. Он сел за накрытый стол и после некоторого молчания устало сказал, что Горбачёву наша программа не нужна, у него другие планы, а все наши разработки нужно отдать академику Аганбегяну — ему с учётом предложений Явлинского поручена подготовка нового документа. На моих глазах творилась история, я ждал, когда наш руководитель, второе лицо в государстве, скажет, что он не намерен сдаваться, и использует весь авторитет для отстаивания своей и нашей позиции. Но виновато улыбнувшись, он поблагодарил нас за работу, налил рюмку, выпил и, резко постаревший, уехал. Вот вам неумолимый рок событий, тот самый исторический случай!
Итог известен: страна развалилась, и жизнь её протекает совершенно по другой парадигме. И сегодня мы вынуждены констатировать, что социально-экономическая модель развития, которая базируется на так называемых принципах "вашингтонского консенсуса", в России оказалась безжизненной. Для нас не является секретом: требования программы были в своё время сформулированы для тех стран, которые не жалко было отдать на заклание в интересах глобальных монополий. Позитивную роль эти рекомендации не сыграли и не могли сыграть, так как их целью было не развитие России, а превращение её в сырьевой придаток стран золотого миллиарда и закрепление за ней статуса страны с экономикой периферийного капитализма. При этом многие до сих пор упорно не хотят понять, что дело здесь даже не в либерализме и не в монетаризме. Никакого либерализма у нас в творческом понимании не было и нет, а есть напыщенный и крайне самоуверенный в силу своего невежества псевдолиберализм. Но некоторые люди искренне верят в то, что это и есть классический либерализм высшей пробы, и ради торжества его идей готовы бездумно пожертвовать будущим своих потомков. И не понимают они в силу своего скудоумия, что тот же монетаризм как одна из многих теорий финансовой стабильности, но доведённый до абсурда практической деятельностью президента и правительства, может стать эффективным орудием окончательного разрушения некогда мощного государства. Иллюзий быть не должно: современные государства все рукотворны и будущее их зависит не только от здравомыслия собственных правящих групп, но ещё в большей степени от интересов транснациональных корпораций.
Мировой финансовый кризис 2008 года, потрясший экономику всех развитых стран, заставил часть мировой интеллектуальной элиты по-иному взглянуть на происходящие вулканические процессы. Они прямо заявили об "интеллектуальной катастрофе" крайнего либерализма в сфере финансов и экономики, что крайне огорчило наших доморощенных её адептов. Эта публика все эти годы тешила себя иллюзиями, что саморегуляция экономики произойдёт непременно по воле всемогущего рынка. Но это были только сладкие грёзы. "Прежние догмы перестали существовать", — жёстко заявил известный французский экономист Даниэль Коэн.
Но как вскоре выяснилось, не все светильники неолиберализма во вселенной угасли. Один из них неожиданно ярко засветился в Давосе. Именно тогда В. В. Путин произнёс перед участниками форума поразившую меня речь, из которой явствовало, что российская власть и он лично не отдадут на поругание ценности либерализма. Такого от него не ожидал никто. Создавалось впечатление, что незримое участие в написании путинского спича приняла вся оставшаяся в живых гайдаровская рать, включая ставшего в те годы очередным кремлёвским изгнанником, настоящего "арапа" ультралиберализма Андрея Илларионова. Я долго потом не мог взять в толк: неужели учёные дьяки-неофиты, сочинявшие этот текст, и сам президент Путин не понимали, что на фоне происходящего в экономике такая речь будет напоминать заздравную молитву на поминках по либерализму рейгановского толка. Как же так, думал я, даже авторитет Пьера Розванваллона для них ничего не значит! А ведь он уже давно просто кричит: "Либеральная утопия рыночного общества совершенно чужда капитализму!" Ведь в его основании — классовый прагматизм буржуазии. И она, в зависимости от сложившихся условий, может придерживаться то идеологии свободной торговли, то протекционистских принципов, то этатизма, то антиэтатизма.
"Совершенно бессмысленно критиковать капитализм, что он не следует в точности принципам экономического либерализма". И, хоть святых выноси: "Либерализм есть нечто призрачное вдвойне". Но Путин был неумолим, как рок. Он пылко, что для него не свойственно, порицал "слепую веру во всемогущество государства" и твёрдо высказался против чрезмерного вмешательства государства в экономику. И более того, жёстко выговаривал мировой элите за отступничество: "Нельзя позволить себе скатиться к изоляционизму и безудержному эгоизму", — подразумевая под последним протекционизм. Он не без гордости поведал ошеломлённой публике, что российское правительство — читай: Путин — самоотверженно ни на шаг не отступило от идеологии "открытых" рынков. Власть не дрогнула перед вызовами кризиса и не препятствует свободному движению капитала, как и в годы бума. Выходит, писал я тогда, утечка капитала из России в 120 млрд долларов в 2007 году в начале кризиса — не головотяпство, как вполне резонно думали многие, а сознательная жертва на алтарь либерализма. Разумеется, за счёт граждан России, как и те 2,3 триллиона рублей, чохом отданных "своим" коммерческим банкам, но так и не дошедших до реального сектора экономики. Собственно говоря, такой "непосильной" задачи перед банками никто и не ставил. А забота на словах о товаропроизводителях — просто пропагандистский фантик для доверчивого российского обывателя, живущего одной молитвой: "Лишь бы не было войнь>1..." И даже когда завершилась "страда" валютных спекуляций на курсе рубля и маржу, доходившую до 300%, поспешно, как сливки в крынке с молоком, мурлыча от удовольствия, слизали коты-менялы, уполномоченные банки так и не снизошли до промышленных предприятий. Это, оказывается, не их задача, а свою прибыль при помощи заботливого правительства они уже заработали. Так российские банки совершенно безбоязненно пронесли мимо загибающихся заводов казённые деньги. В 2009 году власти потратили на преодоление кризиса около 350 млрд долларов, то есть 23% ВВП, но, тем не менее, экономика потеряла много — 7,2%. Это было значительно больше, чем в других странах, с которыми мы вынуждены себя сравнивать. Организаторы кризиса, США, нагло не признающие за собой никогда своей вины, этакий огромный Чубайс, потратили на стабилизацию финансовой системы 2 трлн долларов или 14% ВВП. Упали же на 2-3%. Страны Евросоюза при затратах в 1,3 трлн долларов, что равнялось 10% совокупного ВВП, показали несколько худший результат — 4,5%. "Нашему" Китаю кризис обошёлся в 600 млрд долларов, или 10% ВВП. Но в отличие от всех его рост составил 8%. Неплохо, не правда ли, для планово-рыночной экономики, да ещё с учётом руководящей роли коммунистической партии, при упоминании о которой у западников начинает нестерпимо ломить зубы. Прописанные тогда "антибиотики" симптомы болезни приглушили, но причины её никуда не исчезли. Уже тогда было ясно на примере других стран, что кризис переживут и восстановятся лишь те экономики, которые имеют ёмкий внутренний рынок, своё место в международном разделении труда, высокую добавленную стоимость в ВВП и жёсткое, но оптимальное с позиций эффективности государственное управление. В ином случае повторение кризиса неизбежно, и это касалось, прежде всего, России.