Средняя Азия и Закавказье после глобального кризиса
Ростислав Ищенко

Ростислав Ищенко – президент Центра системного анализа и прогнозирования

Уже несколько лет (начиная с 2008-го года) мир погружен в системный кризис, на фоне которого происходит сложный глобальный конфликт, характеризуемый экономическими, информационными войнами и локальными военными конфликтами. Эксперты и политики говорят о «сетецентрической» Третьей мировой войне (или войне нового типа, без непосредственного военного столкновения сверхдержав, но вызванной неустранимыми противоречиями между ними).

В 2012 году глобальный кризис, вызванный невозможностью для США сохранять доминирование в современном мире и нежеланием Вашингтона обеспечить плавный, безболезненный переход к многополярному миру, достиг острой фазы. В 2015 году мы переживаем кульминацию этой острой фазы кризиса. Фактически речь идет о прямом столкновении сверхдержав, которое не выливается в открытый военный конфликт между ними исключительно в связи с гарантией полного взаимного уничтожения.

Война идет в экономической, политической, дипломатической, информационной сферах. Также ведутся боевые действия на формально независимых площадках (Украина, Сирия). Особенность таких войн заключается в том, что расход ресурсов в них даже выше, чем в непосредственном горячем противостоянии (в ходе традиционных боевых действий). Отсюда возникает необходимость в максимальной концентрации всех имеющихся сил и в максимальной мобилизации всех реальных и потенциальных союзников.

При такой степени концентрации и расхода ресурсов кульминация острой фазы кризиса – открытый конфликт сверхдержав – не может продолжаться долго. Война на истощение диктует взрывную (с ростом в геометрической прогрессии) динамику расходования ресурсов. Не имея возможности уничтожать армии, враждующие стороны все активнее разрушают экономики друг друга – или пытаются это делать.

В свою очередь, это означает, что проигравший должен определиться в ближайшее время – до конца 2015 (в крайнем случае, в течение 2016-го) года. По большому счету, он уже определился. Вектор и динамика развития конфликта свидетельствуют о том, что если не случится какая-то драматическая неожиданность, из тех, которые подчас за несколько часов радикально меняют судьбы мира и нивелируют результаты многолетних усилий, поражение США неизбежно.

Вашингтон может отсрочить свою фактическую капитуляцию за счет реализации тактики выжженной земли на пространстве от Ла Манша до Донбасса. Тем самым он заодно создаст победителю проблемы в реализации победы. Но Вашингтон не может изменить результаты противостояния. Это как в сентябре 1943 года – до конца войны далеко, Гитлер еще силен, но результат уже ясен.

Первая встреча «большой тройки», на которой впервые, кроме открытия второго фронта, рассматривались и вопросы послевоенного мироустройства, состоялась в Тегеране 28 ноября – 1 декабря 1943 года. Судя по стадии, на которой находится нынешний кризис, и темпам его развития, обсуждение проблемы посткризисного мироустройства актуально и для нас.

От Европы до Китая

Ситуация в Европе и на Дальнем Востоке в целом ясна. На западном направлении России придется восстанавливать разрушенное и налаживать мирную жизнь. В лучшем случае, Москва сможет действовать совместно с изрядно ослабевшим и ужавшимся Евросоюзом (или тем, что от него останется). В худшем случае, если США смогут обеспечить полное разрушение не только Украины, но и Европы, многолетнюю работу придется выполнять самостоятельно.

На Дальнем Востоке России предстоит сложный процесс согласования интересов с Китаем, что будет отнюдь не просто, тем более что интересы Пекина давно вышли за пределы Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Китай системно наращивает свое присутствие в Африке, Латинской Америке, медленно, но верно проникает в Европу и на Ближний Восток. С поражением США в глобальном противостоянии Пекин сможет высвободить значительные ресурсы, занятые сейчас обеспечением равновесия в АТР. То есть согласовывать придется глобальный спектр проблем и интересов.

В этих условиях регионы Закавказья и Средней Азии оказываются на периферии внимания глобальных игроков. Во-первых, у них (игроков) просто не будет хватать ресурсов для проведения там активной политики, во-вторых, мощное проникновение Китая в эти регионы привело бы к неизбежной быстрой конфронтации с Россией (по аналогии с проникновением США на Украину). Это не значит, что в Средней Азии невозможно экономическое взаимодействие (или даже соперничество) Москвы и Пекина, но военно-политический контроль над данными пунктами принципиально важен для обеспечения безопасности России и не столь существенен для Пекина. То есть можно предположить, что первые посткризисные годы Россия и Китай будут воздерживаться от излишней активности в Закавказье и Средней Азии. Во-первых, будут слишком заняты в других местах, во-вторых, будут опасаться случайно спровоцировать ненужные противоречия.

Следовательно, ситуация в значительной степени будет определяться региональными лидерами. В Средней Азии есть два претендента в такие лидеры – Казахстан и Узбекистан. Астана имеет серьезные преимущества в виде сбалансированной экономики и более устойчивой политической системы, опирающейся, в том числе, и на членство Казахстана в ЕАЭС. Последнее означает, что усилия казахстанского руководства по сохранению внутриполитической стабильности и преемственности внешней политики будут всегда поддержаны Россией. Равным образом и претензии Казахстана на роль регионального лидера в Средней Азии на определенном этапе могут получить российскую поддержку.

Иран и Средняя Азия

В то же время следует ожидать активизации в регионе Ирана. На данном этапе активность Тегерана на тех направлениях, где у него могут возникнуть противоречия с Россией, частично сдерживается наличием американской угрозы. Вашингтон, не скрываясь, работает над разрушением иранского государства, и Россия необходима Ирану в качестве мощного противовеса Америке. Но с выходом США из активной игры руки у Ирана окажутся развязаны, а Россия наоборот, будет скована европейскими проблемами.

Иран вполне может сделать ставку на поддержку региональных амбиций Узбекистана, в противовес Казахстану, а также на игру в рамках традиционно неоднозначной туркменской политики. В Таджикистане возможности Тегерана будут ограничены наличием российской военной базы, а в Киргизии – ее предстоящим членством в ЕАЭС. Впрочем, ограничение не значит полное отсутствие.

Начиная с империи Ахеменидов все государства, центр которых находился на территории современного Ирана (персидские, эллинистические, парфянские, арабские, монгольские, тюркские) по объективным причинам стремились к контролю над Средней Азией. Раньше такая политика диктовалась необходимостью контроля над северной веткой Великого Шелкового пути (чтобы полностью монополизировать посредничество в китайско-европейской торговле). Сейчас этот фактор также играет некоторою роль, но определяющее значение имеет доступ к энергетическим ресурсам Средней Азии.

Как только США сойдут с мировой арены в качестве активного игрока, интересы Ирана тут же столкнутся с российскими и в Средней Азии и на Ближнем Востоке. Для Ирана прямой или опосредованный контроль над запасами энергоносителей этих двух регионов может служить аргументом в претензии на равное с Россией и Китаем положение в новом мироустройстве. Для России занятие ключевых позиций в Средней Азии и на Ближнем Востоке будет означать ее неуязвимость в военном и экономическом планах, а также контроль над рычагами управления мировой экономикой и глобальной торговлей.