Александр Дугин: «У нас нет национальной стратегии»

Сергей Шаргунов: – Сегодня у нас в гостях Александр Гельевич Дугин – философ, мыслитель. Накопилось большое число вопросов. Несколько из которых связаны с вашими написанными за последние годы публицистическими текстами. В одном из них вы выделили несколько разных по оттенкам периодов действующей власти – «белый», «серый» периоды, и вы предсказывали, что власть может зайти в «черный», если не начнет предпринимать неких волевых усилий. Что происходит сегодня с действующей властью, каковы ее перспективы?

Александр Дугин: – Мой анализ ситуации с Путиным станет понятным, если показать общую ситуацию в России, как я ее вижу. После «холодной» войны, когда наша цивилизация – советская в то время, вобравшая в себя традиции Российской империи и вообще нашего особого пути – потерпела колоссальный крах, мы стали зоной оккупации и внешнего управления в экономике, мы – капитулировали. В этом процессе капитуляции появилась современная Российская Федерация. Мы проиграли, как Германия проиграла в Первую мировую войну: ей навязали условия Версальского мира, которые лишали ее полноценного суверенитета. С 1991 года мы находимся в такой стране, от которой отхватили территории СНГ, вывели из-под нашего контроля.

У нас отобрали зоны влияния в Восточной Европе. Эта Версальская Россия, которая появилась в 1991 году – следствие капитуляции в «холодной» войне и признания права и силы победителя. 1990-е годы, которые патриоты называют проклятыми, а либералы – священными, великими, прекрасными, были эпохой наслаждения от поражения. То есть люди получали удовольствие от того, что их насилуют. Один из высокопоставленных кремлевских чиновников говорил мне: мы падали, скользили, это было радостно и весело, как с горки в детстве, в бездну. Кто-то радовался этому – «Эхо Москвы» неистовствовало от веселья, кто-то адаптировался, кто-то переживал. Тем не менее, Ельцин не до конца шел по этому пути, он затормозил это. Ельцинская Версальская Россия балансировала между полной утратой суверенитета и попыткой его сохранить. Путин появился, потому что Ельцин не отдал Чечню. Когда Ельцин понял, что править больше не может, он поставил Путина, который вырастает из этого двусмысленного понимания постсоветского суверенитета. Путин вырастает как запрос на содержательный суверенитет. Ельцин понял, что только это спасет его группировку от хаоса, гибели, разложения России. Эта ставка на Путина оказалась очень верной, но была сильна инерция, пятая колонна, энергия скольжения, кто-то создавал на этой энергии гигантские богатства. Конечно, он сразу получил врагов со стороны тех, кто не хотел этого суверенитета, и осторожную поддержку тех, кто хотел. Массы адаптировались к Путину так, как они до этого адаптировались к Ельцину. Массы сказали и Ельцину «да», и перестройке, и реформам, и «нет» они одновременно сказали. Их слушать невозможно – они ничего не предлагают, вяло подчиняются, но огрызаются. Все решается в элитах, в которых Путин получил и поддержку, и оппозицию. Оппозиция хотела продолжать распад, она этим жила, а условные силовики хотели играть в суверенитет, но и о себе тоже не забывали.

Есть два вида коррупции – либеральная и патриотическая: одни хотят нажиться на распаде России, продав родину, другие – на укреплении, сохранив ее. Путин создал некоторую модель противостояния России-1 и России-2. Россия-2 – так называлась выставка Гельмана в начале 2000-х годов, которая описывала ту Россию, которую хотели либералы: Россию с гей-парадами, с цинизмом. По сути дела, Россию с полной свободой – той, которая была в 1990-е. Между проектом Болотной площади, проектом либералов и 1990-ми годами существуют тождество. Люди хотят то, что было уже: внешнее управление, десуверенизация, пик свободы. Идеалы Болотной площади не привлекают по большому счету народ, потому что это было и даже это есть. Россия-2 встала Путину в оппозицию. Сначала Березовский, Гусинский, Смоленский. Вторая волна – Ходорковский, третья– Касьянов, Волошин. Потом эта Россия-2 нашла компромиссное решение в Медведеве, его окружении и в Болотной площади. Когда ее надежды на мягкое, эволюционное возвращение не оправдались, они высыпали на улицы. Это все та же оранжевая Россия-2, Сурков перебежал на ее сторону, какое-то время поработав в Кремле.

Сам же Путин предложил Россию-1, в которой мы живем. При этом Россия-2 сохраняется, не уничтожается, не маргинализуется, она получает некоторые преференции в сфере образования, экономики, культуры, СМИ. Но она не имеет права влиять на внутреннюю и внешнюю политику. Попытка Медведева поддержать интервенцию в Ливию вызвала уже раздражение Путина. Либерализм плюс патриотизм – это формула России-1. Мой проект был – Россия-3. Компромисс с либералами – это лучше, чем господство либералов, поэтому Путин прекрасен. Он лучше, чем Ельцин, Чубайс, Немцов. Патриоты – это силовые элиты, патриотическая интеллигенция и массы, то есть здесь довольно большой народ, база путинской поддержки. Если сравнивать Путина и либералов, он выигрывает на 100 процентов. Это хорошо, но недостаточно.

СШ: – У вас не складывается впечатление, что тактика действующей власти – манипулятивная? В 1990-е годы мы могли обнаружить патриотизм у Черномырдина, тогдашнего Лужкова, Барсукова с Коржаковым. Не есть ли это нечто фасадное, что скрывает за собой олигархический строй? Возвращаясь к массовым протестам. Там немало людей разных воззрений – с красными, имперскими знаменами. Нет ли ощущения, что глубинная безыдейность власти в итоге оставляет ее в одиночестве?

АД: – Нет, мой анализ другой. Патриотизм был и в 1990-е годы, иначе мы бы отдали страну. В какой-то момент Коржаков и Барсуков, несмотря на грубость их ксенофобских воззрений, помогли вытянуть страну. В значительной степени это была их идея – не двигаться в сторону либералов в свитерах и сохранить страну. Они, выпивая с Ельциным, давали ему какие-то доморощенные, «от почвы» идеи. Было в Ельцине что-то русское, это русское поддерживалось этой пьяной охраной. Это было грубо с точки зрения политологии, но, видимо, верно, потому что русский человек ведь что-то понимает, он не совсем дебил.

Путин – это попытка системного патриотизма. Моя идея России-3 заключается в том, что Путин будет эволюционировать в сторону, противоположную от либералов. Этот прогноз несколько не оправдался в 2008 году, когда Путин сделал прямо противоположное, шаг в сторону России-2, и почти сделал ее нормативной вместе с Медведевым. Но мы живем в разных атмосферах: у нас – порядок, марши, дисциплинированный народ, сильная Россия, а они от этого воют, на стенку лезут, для них свобода – гей-парады, рви-тащи, тогда они веселятся. В любом обществе есть такие: одни – разрушители, другие – созидатели.