Вопрос: За четыре года место России в мировом разделении труда изменилось?

Ответ: Радикально нет. Но по ряду направлений зарубежные инвесторы стали рассматривать Россию как место производства и рынок, который в последующие годы, в последующие примерно десять лет, действительно, будет очень важным, одним из самых важных для них рынков. Автомобильный – один из самых больших примеров. Для всех компаний это теперь рынок номер два или три. То есть точно в числе самых больших, которые они рассматривают. То же самое сейчас касается фармацевтики. Все мировые компании говорят: «Да, российский рынок для нас становится приоритетным и мы готовы сюда идти при определенных, конечно, условиях». Про IT говорили всегда, и раньше, но сейчас больше, потому что появились конкретные механизмы реализации этих целей, в том числе из-за «Сколково». Пока еще «Сколково» и все, что связано с ним, рассматривается осторожно всеми, пока это еще не стало реальной силой. Проект идет, идет хорошо, но еще не достиг того уровня, когда можно говорить – да, это реальная сила. Но я не встречал людей, которые сказали бы, что на это не нужно обращать внимания, что точно ничего не получится и об этом можно забыть. Все говорят, что может получиться и поэтому мы будем лучше где-то рядом – либо работать где-то внутри, либо будем все время где-то близко находиться, чтобы не пропустить момент. Это важно. И конечно, сельское хозяйство. Все понимают, что Россия постепенно становится очень сильным игроком, иначе бы не было такого противодействия при вступлении в ВТО по сельскому хозяйству, по автомобилям не было бы такого противодействия, если бы люди не понимали, что мы можем стать угрозой на рынках.

Есть энергетика, в том числе атомная энергетика, это очевидно. В аэрокосмической сфере пока все идет очень средненько, скажем так. Систему ГЛОНАСС построили, пока все присматриваются, отрабатывают. Если мы покажем в ближайшие три года, что мы с помощью этой системы внедряем конкретные сервисы, что система становится полезной для людей, а не только для каких-то, в том числе военно-технических, целей, тогда она будет востребована. Она постепенно только-только начинает в массовые продукты внедряться. Только буквально последние 3-4-5 месяцев, это самое-самое начало. Я думаю, что за три года будет видно, работает или не работает. Надеюсь, что будет работать, потому что технологически сделано все по-хорошему.

Вопрос: Каким образом президент формирует свое мнение по экономическим вопросам?

Ответ: Во-первых, безусловно, министры. Министр в определенной сфере для него, конечно, авторитет, его позиция всегда очень важна. Дальше – администрация президента. Я занимаюсь экономическим блоком, поэтому в этой части: позиция Экспертного управления и моя позиция. Конечно, если речь идет о конкретных местных проблемах, региональных проблемах, то те губернаторы, с которыми мы работаем, с которыми чаще всего он общается, прислушивается к их мнению.

Много информации он черпает из интернета. Есть эксперты, статьи которых он читает, на которые обращает внимание, к которым он прислушивается на разных совещаниях, обсуждениях. Это самые разные люди и по самым разным вопросам. Многие из них принимали участие сейчас в работе Открытого правительства, в рабочих группах при написании «Концепции 2020»: это Гуриев (ректор ВШЭ Сергей Гуриев), Мау (ректор Академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ Владимир Мау), Кузьминов (ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов). По некоторым вопросам – Алексашенко (директор по макроэкономическим исследованиям НИУ «Высшая школа экономики» Сергей Алексашенко). Каждый человек не по всем вопросам. Есть вещи, по которым президент видит, что человек – профессионал. Именно поэтому высказывания на другие темы могут быть интересными, красивыми, но необязательно профессиональными. Это касается абсолютно каждого персонажа. Много экспертов есть. Мы же собирали совещания по самым разным вопросам: по налогам, по макроэкономике, по банкам, по здравоохранению, по образованию. Было ядро экспертов общее, и были разные люди по разным этим направлениям. Все они очень квалифицированные, и к их мнению президент прислушивается.

Вопрос: Президент готов к принятию так называемых непопулярных решений?

Ответ: Я не уверен, что непопулярные решения являются правильными.

Вопрос: Надо же что-то делать с пенсионным возрастом.

Ответ: Не факт. От того, что повышение пенсионного возраста является непопулярным, не значит, что это решение является правильным. У меня такое ощущение возникает иногда, что люди просто приравнивают непопулярные решения к правильным. Я считаю, честно говоря, наоборот. Если не удалось убедить людей в том, что решение правильное, если оно не стало популярным, значит, скорее всего, это неправильное решение. Оно будет реализовано плохо, потому что общество не будет этому доверять, будет сопротивляться. Значит все будут вести себя не так, как хотелось бы при принятии этого решения. Зачем это нужно? Это ведет далеко не только к политическим проблемам. Политические сложности очевидны. Но ситуация будет развиваться по неправильному сценарию.

Возьмем, к примеру, тарифы (на услуги монополий). В принципе, смысл повышения есть, связан с энергоэффективностью. Но само по себе повышение тарифов без других действий к повышению энергоэффективности не ведет. Надо делать все остальное по цепочке. Если это не делается, то повышение тарифов может оказаться вредным, а не полезным. Может быть обратный эффект. Это хорошо можно проиллюстрировать на примере «Газпрома». Многие говорят, что у нас цены ниже, чем на других рынках, поэтому у нас слишком расточительно относятся к газу. Допустим это так. Мы повышаем цены. Тогда деньги «Газпрому» нельзя отдавать. Значит деньги от повышения надо забрать в бюджет и адресно дать субсидии тем, кто более высокие цены не может себе позволить просто потому, что падает за уровень бедности, за уровень нормального существования. А у нас сейчас, и так было всегда, большая часть денег все равно идет компаниям, которые не являются производителями, решают какие-то совсем другие задачи.