Вопрос: Насколько президент был лично вовлечен в принятие каких-то конкретных решений во время кризиса? И когда слово президента оказывалось ключевым?

Ответ: У нас была постоянная комиссия, которой руководил Игорь Шувалов (первый вице-премьер в правительстве Путина), которая по поручению президента занималась антикризисными мерами ежедневно по всем направлениям. Примерно в еженедельном режиме этими вопросами занимался председатель правительства. На уровне информирования, также примерно еженедельно, президент. И он же примерно раз в две недели собирал антикризисный штаб для обсуждения конкретных мер, для принятия решения. То есть это происходило постоянно. Еще раз вернусь к тому, с чего начал: конечно, главной заботой в это время была военно-политическая работа и все, что связано с Южной Осетией. Но постепенно, месяц за месяцем, он начинал заниматься и экономической стратегией, и всем, что связано с кризисом. В постоянном режиме он слушал доклады тех, кто занимается отдельными сферами, и при необходимости принимал решения. Самый большой набор поручений был издан президентом по итогам совещания примерно в октябре 2008 года. На основе этого набора поручений потом несколько месяцев шла конкретная работа.

Вопрос: В этот период некоторые меры правительства не входили в противоречие с модернизационными убеждениями президента? Ведь поддержка неэффективных предприятий является злом, потому что это плодит неэффективность и становится барьером на пути к модернизации, о которой Медведев так много говорил?

Ответ: В период кризиса невозможны ортодоксальные меры. Это можно сравнить с действиями врача, который для того, чтобы спасти пациента, применяет очень радикальные методы. Но это необходимо, даже если в нормальной ситуации такие методы не являются нормальными. То же самое в период кризиса. Да, могут быть убеждения. Но надо действовать, просто исходя из того, что то, что работает в правильной, спокойной ситуации, в период кризиса просто не работает.

Вопрос: Вспомните ситуации осени или начала зимы 2008 года. Ситуация развивается в драматичном ключе, и вы, естественно, обсуждали это внутри команды. Какие были самые, скажем так, страшные ситуации того периода?

Ответ: Самая сложная ситуация – это была ситуация с валютным рынком. Страшно не было, потому что мы прошли предыдущий кризис 1998 года и все это помнили. Поэтому бояться уже было нечего, но было опасение, что ситуация может пойти по неблагоприятному сценарию, что проблемы на валютном рынке могут привести к тому, что люди начнут массово изымать вклады в банках, а это приведет уже к реальному коллапсу банковской системы. Такой риск теоретически был. Я думаю, что мы избрали после обсуждения с президентом, с правительством, с Центральным банком единственно верный путь постепенного движения, нащупывания равновесия на рынке. Конечно, надеясь на то, что на глобальных рынках не будет дополнительного, слишком сильного удара, который не позволит нам сделать то, что мы задумали. Нам удалось сделать то, что мы задумали. Курс дошел до равновесного уровня. Мы убеждали людей, что не будет скачкообразного падения курса, большинство людей поверили, и потому что поверили, потому что мы смогли убедить в этом людей, не было как раз этого падения. Какое-то падение было, но курс вернулся потом практически на тот уровень, который был до этого. Мы смогли выдержать серьезнейшее давление. В тот период были многие, кто предлагал резко девальвировать нашу валюту, опустить курс до 60 рублей за доллар единомоментно. Убеждали, что это правильно, что это единственный способ спасти ситуацию. Это были и бизнесмены, и экономисты. Самые разные люди, в том числе очень квалифицированные и очень авторитетные.

Вопрос: Электоральную базу вы бы не нарастили таким решением.

Ответ: Может быть. Но главной причиной наших действий было то, что мы считали, что постепенное движение позволит добиться наилучших результатов. И мы это сделали. И это была самая сложная история в кризис.

Вопрос: Ну вот вы вышли из кризиса в 2009 году. И совершенно очевидно, что вам нужно было пересматривать какие-то приоритеты. Было объявлено про увеличение вложений в ВПК. Но, к сожалению, это не та отрасль, которая могла бы в России выступить модернизационным локомотивом. И как вы сменили приоритеты, куда вы решили в первую очередь обратить свое внимание? Изменение законодательства, уменьшение влияния государства? Каким образом произошла трансформация планов после кризиса?

Ответ: Большого пересмотра планов не было. По поводу армии и ВПК я не согласен. Я считаю, что решение о переходе на профессиональную армию, которая требует и совсем другой вооруженности, является самым важным решением за последние четыре года. Это стало без преувеличения самым важным решением, которое окажет огромное положительное влияние на всю нашу страну, на все наше общество – то, что у нас будет профессиональная армия, а не призывная. Но это, повторяю, требует серьезного перевооружения, серьезной перестройки, а значит требует затрат. В конечном счете я уверен, что это будет дешевле и лучше, чем если бы мы не начали этот процесс.