Издалека долго: Москва Людмилы Зыкиной
Татьяна Уланова
10 июня, в день 85-летия великой Зыкиной, ансамбль «Россия», носящий теперь ее имя, дал большой концерт-посвящение в Кремле. Были исполнены самые известные песни, ставшие визитными карточками Людмилы Георгиевны – «Течет река Волга», «Оренбургский пуховый платок», «Поклонимся великим тем годам» (с хором Александрова)... И, к сожалению, в очередной раз стало понятно, что незаменимые – есть. А на эстрадном небосклоне нет пока даже тускло мерцающего огонька, из которого могла бы вырасти звезда подобного масштаба.
В 35-градусную июньскую жару, продираясь сквозь слепящий тополиный пух, спецкор «Культуры» совершила прогулку по Москве Людмилы Зыкиной. Из Черемушек, где она родилась и провела детство, до знаменитой высотки на Котельнической, где великая певица прожила больше сорока лет.
«Зыкиной надо родиться». Может быть, именно так будут объяснять ученикам преподаватели вокала феномен великой русской певицы. Слыханное ли дело – ведь она получила музыкальное образование только в 40 лет, уже будучи народной артисткой РСФСР. Божественный голос и природный слух Зыкиной достались по наследству, а обмануть генетику, кажется, еще никому не удавалось. Как признавалась артистка, пела она, сколько себя помнила.
Канатчикова дача, Загородное шоссе, 2/II
Утро. Пахнет сочным курником бабушки Васюты. Аромат разносится по всему дому, так что спать уже невозможно. Люся открывает глаза и сладко потягивается. На календаре – воскресенье...
Старые Черемушки – деревня, только в конце 1950-х вошедшая в черту Москвы... Воспетая Владимиром Семеновичем Канатчикова дача... И дивной красоты, от природы практически идеально круглый пруд Бекет... От бараков, построенных немцами, в одном из которых (Загородное шоссе, 2/II) жила Зыкина, не осталось и воспоминания. Даже большая часть речушки Чура (о ней спустя годы рассказывала Людмила Георгиевна) теперь спрятана в коллекторе. Когда-то здесь, в заводи, проверяла себя на прочность будущая певица – опустит ноги в воду и ждет, пока «пиявки впиявятся». Ко всем твари цеплялись, а к ней – нет...
Но так, к сожалению, вели себя только водные кровососы. Земные подобным великодушием не отличались. Испытаний за 80 лет жизни Зыкиной выпало немало. Особенно раздражало завистников и злопыхателей, что народная артистка «купается в бриллиантах». А она их просто носила. Журналисты и критики еще в 60-е годы стали называть Зыкину королевой русской песни. А какая же королева без драгоценностей?
Сказал бы кто-нибудь обыкновенной девчонке из Подмосковья (папа работал на хлебозаводе, мама – санитаркой в больнице имени Кащенко), что она станет великой... Восприняла бы как неудачную шутку, ей-богу. Ни артисткой, ни певицей Людмила быть не хотела. Пела, да. Для души. Как все – дома. У мамы был чистый звонкий голос. Папа обладал прекрасным басом. А бабка Васюта – та просто сотни народных песен знала и могла исполнять часами. Когда умер дед и положили его во гроб посреди комнаты, вдруг завела плач, заголосила – Люся даже одернула бабушку:
– Что ты? Как не стыдно?!
– Песней, милушка, любую тоску-печаль перескажешь, любой радости нарадуешься, – поведала внучке уже после похорон мудрая Васюта.
Спустя много лет Родион Щедрин расслышит в манере Зыкиной «отголоски старинных традиций русского сольного женского музицирования: наверное, что-то «зыкинское» было в голосах предков наших сказительниц, деревенских плакальщиц – эпическое спокойствие и какая-то щемящая, отчаянная «бабья» нота». А в далеком, не шибко сладком детстве, совсем не девичья мечта была у Люси Зыкиной. Тогда многие бредили небом. Имена Чкалова, Ляпидевского, Леваневского, Гризодубовой, Расковой были у всех на устах. А Люся, даром что заплетала косички, ни в чем не уступала мальчишкам. Играла в волейбол, футбол, в хоккей. Гоняла на велосипеде, после войны – на трофейном мотоцикле. Прыгала с парашютной вышки и с аэростата. И с гордостью носила значок ГТО первой ступени. В общем, смотрела в небо, мечтала стать летчицей. А вечером с мамой Екатериной Васильевной садилась на крылечко и пела: «Там, в степи глухой, замерзал ямщик...»
Станкостроительный завод, улица Орджоникидзе, 11
В 1941-м отец Георгий Петрович ушел на фронт. Люся по ночам дежурила на крышах домов, за что спустя годы была награждена медалью «За оборону Москвы». Однако выживать на мамино жалованье санитарки и иждивенческую карточку Зыкиным становилось все труднее. Старшие подружки Людмилы предложили ей устроиться на завод. А там – засада: не хотят брать девчонку, ну совсем же дите еще! Упорство потом еще часто будет помогать Зыкиной в жизни – вытянувшись, как струна, и приподнявшись на носочки, Люся выпалила в домоуправлении: «Мне скоро 14!» (даже глазом не моргнула) и с заветной справкой отправилась на станкозавод имени Орджоникидзе. На производстве смышленую девчонку оценили быстро. Людмила овладела профессией, получила разряд. Работа у «токаря Зыки», как называли ее заводчане, спорилась. Даже пятерых мальчишек обучила.
– Быть тебе, дочка, инженером, – говорил мастер. – Талант у тебя к этому явный.
Хотя инженером Людмила Зыкина не стала, почетным званием «Заслуженный орджоникидзовец» очень дорожила. И не раз потом приезжала на завод. Просто так. По зову сердца.
– Мой отец, Николай Сергеевич, был на два года старше Людмилы Георгиевны, – рассказал «Культуре» Вячеслав Чикирев. – Их приняли в цех № 13, рабочие места оказались рядом. И им под ноги подставляли ящички, чтобы они могли достать до станков. Зыкина проработала на заводе около года, но успела написать статью в местную газету «Большевик Станкозавода» – как вносит свой вклад в Победу. А отец всю жизнь отдал заводу, был награжден Сталинской премией и званием Героя Соцтруда, стал гендиректором. Многие годы он дружил с Людмилой Георгиевной, она частенько бывала у нас в гостях и даже посвятила ему песню.
Сегодня от станкостроительного завода остался один цех. «Да и цехом-то это не назовешь, – вздыхает охрана. – Так, несколько фирм занимают помещение... Ну что удивляться? Разве только с этим заводом такое произошло?» С охраной не поспоришь. Но когда видишь огромнейшее здание, превращенное в гигантский базар (ТЦ, если угодно), то, мягко говоря, недоумеваешь: стране совсем не нужны станки?! Заводскую проходную с трудом найдешь... И только трамваи, привозившие сюда ранним утром рабочих со всей округи, звенят, как прежде: четырнадцатый, тридцать девятый. Тормозят на остановке напротив завода. А из вагонов выходить некому...