– Ну да, сегодня все эти вершининские монологи о прекрасном будущем звучат совершенной демагогией. И как-то странно играть это «на голубом глазу».
– Да и с самого начала было странно. Я сомневаюсь, что Чехов верил в эту риторику: «Через сто лет таких, как вы, в городе будет большинство, и все будет по-вашему». Не думаю, что Антон Павлович был таким идеалистом. Он прекрасно знал темную русскую провинцию, очень трезво относился к царской России. И когда я ставлю его пьесы, всегда оглядываюсь через плечо, а там, в полумраке блестит ироничное пенсне.
– Но когда вы в 1970-м снимали «Дядю Ваню» с великолепным Смоктуновским, Бондарчуком, Мирошниченко, там не было ни грана сарказма. Это были прекрасные, благородные люди, а сегодня они у вас иронически принижены.
– Конечно, за это время многое изменилось, и мое отношение к чеховским героям тоже. Но они у меня не принижены, а дегероизированы. У Чехова нет героев. Герой – это человек, который имеет высокие цели, а также возможности и право на их осуществление. А если человек без основания мнит себя гением и, как дядя Ваня, кричит, что «из меня бы вышел Шопенгауэр и Достоевский», значит, у него крыша съехала.
– В вашем спектакле наверное единственный адекватный человек – это Чебутыкин в исполнении Владаса Багдонаса. Он здесь выглядит носителем какого-то тайного знания. Но какого? Что всё суета сует? «Одним бароном больше, одним меньше – какая разница?»
– Да, можно сказать, что Чебутыкин – это главный персонаж. Он выражает мысли удивительно экзистенциальные, совпадающие с философией релятивизма: «все равно», «никто ничего не знает», «а может, меня и не существует вовсе». Ведь Чехов давно предположил: «а может быть, вся вселенная помещается в гнилом зубе какого-то чудовища».
Беседовала Марина Шимадина
Источник: newsland.ru