Вообще поведение Израиля относительно сирийского конфликта можно объяснить только тяжелейшей антииранской паранойей, которой охвачено почти все израильское общество. Чем иранцы для Израиля хуже саудовских ваххабитов или египетских «братьев-мусульман» – понять совершенно невозможно. Неужели только тем, что саудовцы и египтяне числятся в друзьях США? Видимо, коллективные психозы малых наций требуют большого отдельного исследования.

К сожалению, большим нациям коллективные психозы тоже свойственны, о чем свидетельствует массовая антизападная паранойя, охватившая Россию. Западу приписывается организация абсолютно всех революций и даже уже стихийных бедствий. То, что революции, не говоря уж о стихийных бедствиях, случались в эпохи, когда Запада в его нынешнем понимании просто не было, теперь в рассмотрение не принимается. Общероссийской паранойе способствуют – кроме целенаправленной официальной пропаганды – катастрофичес­кое падение уровня науки и образования, а также то, что единственной настоящей религией почти для всех россиян стали деньги. Поэтому они судят обо всех по себе и везде ищут экономическую подоплеку.

В частности, почти аксиомой считается утверждение, что Запад всегда воюет за нефть. Но складывается сильное впечатление, что многочисленные адепты данной теории не понимают, о чем говорят.

В югославской и афганской войнах (как, кстати, и в нынешней сирийской) нефтяную подоплеку невозможно найти даже при очень большом напряжении. Что касается иракской войны, то возникает вопрос: что понимается под фразой: «США захватили иракскую нефть»? Они бесплатно ее качают из иракских недр и увозят за океан? Видимо, не нужно специально объяснять, что ни малейшего отношения к жизни этот сценарий не имеет.

На самом деле вся иракская нефть принадлежит иракскому государству, которое его и продает. Иностранные компании, добывающие ее, лишь получают премию за добычу. При этом из полутора десятков иностранных компаний, добывающих иракскую нефть, американских всего две (как, кстати, и российских). И приходится на них всего 20 процентов добычи. Разумеется, всю нефть США покупают в Ираке за деньги, без всяких скидок. В американском нефтяном импорте Ирак составляет менее 5 процентов, в иракском нефтяном экспорте доля США составляет менее 25 процентов. То есть не только Ирак для США, но даже и США для Ирака не имеют никакой «нефтяной эксклюзивности». Гораздо больше иракской нефти идет в Китай. При этом США потратили на иракскую войну более 800 миллиардов долларов. При цене 100 долларов за баррель на эти деньги можно было бы купить более миллиарда тонн иракской нефти. В реальности за постсаддамовский период США купили в Ираке менее 200 миллионов тонн нефти. То есть с учетом затрат на войну цена иракской нефти для американцев оказалась в 7–10 раз выше рыночной! В связи с этим надо отметить, что с 1996 г. режиму Хусейна, несмотря на санкции, было разрешено продавать нефть. За 1996–2002 гг. он продал в США примерно 150 миллионов тонн нефти по обычным рыночным ценам, но без расходов на оккупацию. То есть американцам на порядок выгоднее было бы не трогать Хусейна, чем захватывать и удерживать Ирак. Заметим, кстати, что и в политическом смысле никакой американской марионеткой Ирак не стал. На его территории не осталось ни одной американской военной базы, более того, как было показано выше, он фактически превратился в важнейшего союзника Ирана в регионе.

Аналогичная ситуация и с Ливией. Не менее 85 процентов нефти, добываемой в Ливии до начала войны, шли на экспорт. 77 процентов ливийского нефтяного экспорта приходилось на Европу и 6 процентов – на США. Причем и добывалась нефть главным образом западными компаниями. Соответственно «захват нефти» не имел для Запада ни малейшего смысла, она и так шла на Запад. После войны с этой точки зрения не изменилось абсолютно ничего. За тем исключением, что на время войны поставки нефти из Ливии прекратились, при этом на военную кампанию Запад истратил (по сути – просто выбросил) огромные деньги.

Вообще «захватывать нефть», неся при этом огромные военные расходы, бессмысленно просто потому, что главная цель нефтедобывающих стран – как можно больше этой нефти сбыть, причем лучше всего – именно на Запад. Поэтому вся нефтяная версия действий Запада является не более чем параноидальным бредом.

То, что за всеми революциями стоит Запад, – вопрос тоже интересный. В частности, хотелось бы понять, какую конкретную выгоду (политичес­кую, экономическую, военную) он извлек из «цветных революций» в странах СНГ? На самом деле – ни малейшей. Чистейший ноль по всем направлениям. Кстати, на сегодняшний день во всех «революционных» странах все «завоевания революции» полностью утрачены, причем без малейшего сопротивления со стороны Запада.

К «арабской весне» это относится в гораздо большей степени. Совершенно невозможно понять, какую практическую выгоду из нее извлек (или хотя бы хотел извлечь) Запад, а вот проблем получил гигантское количество.

У нас не осознают, насколько велика в действиях Запада идеологическая составляющая и до какой степени он ослабел в военном смысле. Сочетание этих факторов загоняет Запад в ловушку. Запад провозгласил себя защитником свободы и демократии во всем мире, что заставляет его становиться участником различных конфликтов за пределами евро-атлантического региона. Причем это происходит под давлением общественного мнения, которое требует вмешательства в конфликты с целью защиты свободы и демократии. Однако это же общественное мнение совершенно не готово к тому, чтобы собственные армии несли в этих конфликтах сколько-нибудь серьезные потери. Это порождает глубокое внутреннее противоречие и усиливает двойные стандарты в политике западных стран, поскольку сокращение военных возможностей все более ограничивает возможность реального вмешательства в конфликты.

Соответственно массированные пропагандистские кампании, которые регулярно развертывает Запад против режимов, которые в данный момент он посчитал «неправильными», в огромной степени объясняются как раз уменьшением военной мощи. Пропагандистская кампания призвана компенсировать военную слабость, подавив волю противника к сопротивлению.

Применительно к Сирии Запад стал заложником своей кампании против «диктатора, стреляющего в собственный народ и утратившего легитимность». Если диктатор на самом деле стреляет в собственный народ, он и недели не продержится, как это было в Румынии в декабре 1989 г. Там, кстати, призывная армия полностью поддержала народ и быстро снесла диктатора. Как было показано выше, в Сирии ситуация принципиально другая. На Западе кое-кто это уже даже понял. Не могут там не видеть и стремительной исламизации оппозиции – из-за чего оказываются во все более идиотском положении. Но признать собственные ошибки Запад принципиально неспособен. И тем более неспособен отказаться от идеологических догм.

Вообще становится окончательно ясно, что чем выше в стране уровень жизни, тем меньше у ее населения желания воевать, причем совершенно независимо от целей войны. Этот эффект действует как на демократическом Западе, так и в тоталитарных арабских монархиях. Соответственно в очередной раз полностью подтверждается, что «профессиональные армии» для войны принципиально не подходят, если война грозит сколько-нибудь заметными потерями. Кстати, будь у Асада «профессиональная» армия, его бы свергли еще два года назад. Но на его счастье армия в Сирии призывная.

Кроме того, в высшей степени сомнительной оказывается вся концепция современной высокотехнологичной войны, которая после «Бури в пустыне» казалась почти аксиомой, которой надо слепо следовать и не рассуждать.

В 1991 г. во время «Бури в пус­тыне» высокоточными боеприпасами уничтожались лишь приоритетные цели, что обеспечило очень высокую эффективность действий антииракской коалиции. В ходе войны в Ливии в борьбе против исключительно слабой армии Каддафи применялись также лишь высокоточные боеприпасы, что привело к истощению арсеналов ВВС европейских стран и очень высоким расходам, при этом был достигнут весьма ограниченный результат. Хотя высокоточные боеприпасы рассматриваются как олицетворение высокой эффективности современных армий, натовский способ ведения войн оказывается экстенсивным и крайне затратным с экономической точки зрения.

Поскольку США практичес­ки самоустранились от ливийской кампании, «выкладываться» пришлось европей­цам. В итоге боˆльшая их часть вообще отказалась воевать. Те, которые воевали «по полной программе», очень быстро продемонстрировали, что просто не имеют для этого ресурсов. Норвегия и Дания вышли из операции через 3-4 месяца после ее начала, поскольку полностью израсходовали боеприпасы. Еще 2-3 месяца – и то же самое произошло бы с Великобританией и Францией (после окончания войны это было признано открыто). И тогда ливийская кампания завершилась бы для не оказывавшего никакого сопротивления европейской авиации Каддафи тем, что описал Владимир Высоцкий в «Песне о сентиментальном боксере»: «Вот он ударил раз, два, три – и сам лишился сил. Мне руку поднял рефери, которой я не бил». Потому Парижу и Лондону пришлось провести срочную спецоперацию по перекупке некоторых племенных вождей, воевавших на стороне Каддафи. Это, разумеется, эффективно, но совсем не относится к высокотехнологичным войнам.

Изначально в высшей степени здравая идея высокоточности была за весьма короткий срок доведена до абсурда, в результате чего естественным образом превратилась в свою противоположность. Когда ПТУР, стоящий несколько сотен или тысяч долларов, поражает танк, стоящий несколько сот тысяч или миллионов долларов, – это нормально и эффективно. Когда «Томагавк», стоящий миллион долларов, поражает стратегический объект, стоящий сотни миллионов или даже миллиарды долларов, – это тоже нормально и эффективно. А вот когда «Мейверик» последней модификации, стоящий больше ста тысяч долларов, поражает танк Т-55, за который сейчас дадут в лучшем случае столько же, – это уже ненормально и неэффективно. Вдвойне ненормально, если этому «навороченному» «Мейверику» нет никакой более дешевой альтернативы.