Парадокс русской демократии: она могла бы и удасться в России, если бы в России
знали, во-первых, что она такое, и, во-вторых, если бы прививали её, не болтая
о ней, а как всегда: сверху и кнутом. Просто тогда это не было бы уже демократией.
9
А есть ли вообще это будущее? И если да, то может ли оно быть иначе и иным, чем прошлым, наступающим повторно и как расплата? Но прошлое, как и будущее, лишь функции от настоящего, которое полагает то и другое и, как полагающее, оказывается первее того и другого. То, что прошлого и будущего уже нет и ещё нет, а настоящего нет в той мере, в какой оно непрерывно флуктуирует из ещё-нет в уже-нет, известно со времен Августина. При этом блистательные диалектики упускают из виду самих себя, собственную мысль, которая есть, и не просто есть, а прежде всяких нет. В своём есть мысль, как полагающее, есть настоящее, а в нет, как положенное, прошлое и будущее. Настоящее, таким образом, раньше не только будущего, но и прошлого, и именно с этого философски безупречного тезиса и начинается осмысленный исторический дискурс, в котором история оказывается уже не утечкой в бывшее на одном конце и не стоянием перед небывшим на другом конце, а просто длящимся настоящим, «ни до, ни после» («kein Vor noch Nach» немецких мистиков). В противном случае, сознанию не остаётся ничего иного, как быть ностальгией о двух положенных концах, один из которых застрял в том, чего уже нет, а другой в том, чего ещё нет. Понятно, что настоящему, или самому полагающему, тут нет и не может быть места. В качании маятника времени сознание фиксирует одни полюсы, а не саму раскачку, отчего и полюсы неизбежным образом теряют реальность и исчезают из зоны мыслимого в зону грезящего.
10
Россия с Петра столь же деятельно грезит своё будущее, сколь неподвижно она до Петра грезила своё прошлое. В идеологии западников и славянофилов оба сна борются за право быть явью и тем глубже проваливаются в отсутствие: бывшее и небывшее. Шаблон сохраняет силу и по сей день, с той, пожалуй, разницей, что сегодня он раскалывает уже не только умы, но и настроения, грозя эскалацией и насилием. В противостоянии одних ностальгиков, грязящих о великой России с оглядкой на Сталина или Ивана Грозного, и других, грезящих о ней же, но по модели западных демократий, важны не разногласия и не частности аргументации, в которой обе стороны более или менее удачно отстаивают свою позицию, а единая составляющая сна. Бодрствующему сознанию они предстают оборотнями одной и той же иллюзии, продолжающимся сном на одном, правом, и другом, левом, боку. Даже если (с учётом высокого процента выброса магичности в политическую атмосферу России) допустить появление нового Сталина или, если угодно, Чингисхана, то вероятность этого будет едва ли большей, чем способность нынешних борцов за демократию быть действительно демократами. Любопытно, что Путин в самом начале своего неожиданного президентства показался устраивающим как тех, так и других. Ностальгики вчерашнего вдохновлялись его недвусмысленными жестами в поддержку государственности. В свою очередь и поборники реформ, восприняв его как преемника отошедшего Ельцина, рассчитывали на продолжение бала, потому что не мог же их царь и бог передать власть случайному и не-нашему. Разочарование тех и других не заставило себя долго ждать, но решающим при этом было, что он разочаровал обе стороны не оттого, что не сдержал обещаний, а оттого, что как раз сдержал их, но сдержал так, что одни поносили его за уступки другим, а другие – за уступки первым. Каждый бок хотел, чтобы спалось на нем, тогда как спать между двух боков оказывалось не легче, чем сидеть между двух стульев. Но даже в этом статусе неопределенности (явном нежелании развалить государственность и не менее явной невозможности сохранить её) Путин и сегодня ещё остаётся единственной фигурой, за которую инстинктивно держатся те, которые не хотят впасть ни в маразм фашизма, ни в маразм антифашизма. Достаточно лишь беглым взором окинуть оппозиционеров с обоих концов, чтобы немедленно и категорически отдать ему голос – даже при отсутствии симпатий и согласий. Ну кто же, будучи в здравом уме и сознании (не говоря уже о вкусе), не отшарахнется от этих вальпургиевых призраков: «жалких простаков», как назвал их Шопенгауэр, которые гордятся своей нацией просто потому, что у них нет ничего другого, чем они могли бы гордиться, и противостоящих им ракшасов, уже однажды разграбивших страну и готовых, после того как «пронесло», разграбить её повторно – на этот раз при поддержке блогеров, брокеров, рокеров, джокеров, модных девиц, писателей, эстрадных певцов, арт-критиков, обозревателей и прочих борцов за демократию. Держаться настоящего, присутствовать, значит видеть в происходящем распад, причём такой, что, шарахаясь от одних бесов, оказываешься в объятиях других. У Тита Ливия есть замечание о временах, когда лекарства столь же вредны, как и болезни. Всё большее количество людей отправляется играть на реальные деньги в виртуальные электронные клубы, ведь они — не менее захватывающие. Быстрая регистрация и множество азартных развлечений, лучшие украинские и росийские онлайн казино представлены тут https://playcasinox.online/ , и к слову эта площадка имеет лицензию Кюрасао, крышесносные слоты и барабаны, которын наверняка заценят опытные и не очень гемблеры. Создавать более 1 аккаунта нельзя, при переходе на сайт казино отключите VPN, заполните профиль в казино и получите бесплатные вращения автоматом. Парадокс Путина, отвергаемого с обеих сторон, в том, что он умеренный, тогда как стороны – радикальны до нетерпимости, причём нетерпимость либералов, голосящих на всех углах о толерантности, похоже, оставила далеко позади себя нетерпимость консерваторов. От него требуют абсолютных решений, сужая предварительно абсолютное до собственных размеров и аппетитов. Трудно сказать, что тормозит реальный политический процесс сильнее и эффективнее, чем сами политики. Число которых теперь (в России, как и всюду в мире) растёт прямо пропорционально числу создаваемых ими же проблем. Вопрос (свободно по Фурье) при условии, что правильный ответ последовал бы с первой же попытки: если врачи заинтересованы в росте болезней, а судейские чиновники в росте преступлений, то в росте чего заинтересованы собственно политики?