Персонажи мультфильма «Детство Ратибора» по повести Валентина Иванова «Русь изначальная»
Чем была для нашей страны Византия в последние, скажем, полвека?
Практически ничем. Она существовала как не самая популярная страничка
мировой истории, как периферия сознания – периферия, не имевшая
практической пользы.
***
Зачем мы сегодня вспоминаем Византию? Чем она так важна для нашей сегодняшней жизни? Лев Гумилев писал: «Византия – культура неповторимая, многообразная, выплеснувшаяся далеко за государственные границы константинопольской империи. Брызги ее золотого сияния застывали на зеленых равнинах Ирландии, и дремучих лесах Заволжья, и тропических нагорьях вокруг озера Цана и Великой Евразийской степи. В нашем понимании термин Византия не только город Константинополь и подвластная ему страна. Не только ортодоксальное православие, но и еретические течения: несторианство, монофизитство, монофилитство, христиане-гностики и т.д. То, что перечисленные течения мысли боролись между собой, не противоречит предложенному значению термина, ибо идейная, да и политическая борьба – тоже вид связи, формы развития». Да, конечно, надо знать о том, что какие-то важные корни нашего живого российского древа уходят в глубину Византийской истории, что православие пришло к нам из Византии… Это надо знать и чтить как память о своих основах, об истоках духовности. Полезны и нравоучительны аналогии процесса гибели Византии с внешне схожими внутренними и внешними проблемами нашей сегодняшней жизни. Возникает надежда, что, зная о печальном опыте Византии, удастся его избежать. Думается, однако, что польза тут скорее дидактическая. Все в мире изменилось, стало намного сложнее, и те самые «вирусы», которые сгубили Византию, тоже модифицировались, хотя и остаются узнаваемыми. И лекарства против них нужны новые… Чем была для нашей страны Византия в последние, скажем, полвека? Практически ничем. Она существовала как не самая популярная страничка мировой истории, как периферия сознания – периферия, не имевшая практической пользы. Даже для такого, как я, чьи греческие предки, проживавшие в Крыму на протяжении тысячелетий, были самыми что ни на есть натуральными византийцами, а тех из них, которые попали в переписи начиная с XVIII века, я просто знаю по именам. А может, именно выборочное забвение и отрицание своей генетической связи с прошлым порождает те угрозы существованию страны, с которыми мы столкнулись сегодня? И еще: умеем ли мы анализировать и извлекать пользу из расхождения ожиданий, надежд и планов, бывших в прошлом, с возникающей действительностью? Каким виделось будущее детей и внуков моим прапрадедам? Что не сбылось и почему? Что тщетно в наших мечтах, а от чего все-таки не стоит отказываться?
История – как «то, что было в действительности», – не существует нигде. Ближе всех к тому, что было в действительности, приближается научное историческое знание, потому что только наука руководствуется точными и проверяемыми критериями истинности: например, подлинным документом. Но это дает лишь фрагмент знания о бывшем. Исторические сведения, содержащиеся в преданиях, мифах, легендах, в качестве критерия истинности опираются на эмоциональные заявления рассказчиков типа «старики врать не станут» или «мамой клянусь!» Рассказы о событиях прошлого, закрепленные в религиозных книгах, в качестве критерия истинности объявляют святость текста. Исторические сведения, изложенные в священных книгах, – это уже не исторические данные, а догматы, не подлежащие изменениям, уточнениям или пересмотру. Из всех информационных ресурсов питаются литература и политика, беря то, что им нужно, и трактуя это, как требуют политический момент и конъюнктура. Массовое сознание получает большую часть сведений именно из этих рук – политиков, публицистов, пропагандистов, литераторов. Вроде бы, и достоверные научные данные от народа никто не прячет, и даже в школьных учебниках они имеются, но историю Франции – не умом, а сердцем – многие воспринимают по «Трем мушкетерам», историю Отечественной войны 1812 года – по «Войне и миру», а Первую мировую – по «Похождениям бравого солдата Швейка». Такова реальность, и политикам она известна. Люди живут не в мире научных фактов, а в мире собственных эмоций. И поведением людей, их предпочтениями управляют не научные факты сами по себе, а эмоции и чувства, которые можно породить разными способами. Мечту тоже рождают эмоции. Строго говоря, мечта – это и есть сложная эмоция, формирующая персональную гамму чувств в образной форме.
Если мы хотим, чтобы наша страна и каждый из нас успешно развивались – и духовно, и материально, чтобы мы верили в возможность такого развития и нам хотелось направлять на это свои силы, знания и умения, совершенно необходимо, чтобы в каждом из нас – а уж в целом обществе просто обязательно – преобладало чувство гордости за страну на протяжении всей ее истории, чувство уверенности в своих силах и возможностях, знание о том, что мы и прежде, и сейчас способны достигать намеченных целей. Образ страны на всем протяжении ее истории должен быть позитивным, любимым, славным. Все трудности, все невзгоды и мрачные периоды истории должны восприниматься как естественные трудности на пути развития, как временные неудачи, за которыми наступали победы, как поиск способов достижения высших идеалов. Именно так формируется реалистический образ того, что любишь и ценишь: правдиво, не скрывая изъянов, но с любовью и стремлением создать образ чего-то безусловно ценного.