В.М. Живов: «Исследование того, как Россия связана с Византией, должно быть тонким и нюансированным»
Интервью доктора филологических наук, заместителя директора Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН, профессора Калифорнийского университета в Беркли Виктора Марковича Живова заместителю главного редактора альманаха «Развитие и экономика» Вадиму Прозорову
Источник: альманах «Развитие и экономика», №4, сентябрь 2012, стр. 166
– Я думаю, честно говоря, и мы с Вами будем к этому возвращаться, что Византия – это ушедшая цивилизация. Нельзя сказать, что она ничего не оставила России – оставила довольно много. Однако то, что Россия взяла у Византии, было не раз и существенно переосмыслено. Никакой такой «византийщины», которую Россия прямо взяла и унаследовала от ушедшей Византии, на мой взгляд, нет. Распространение представления о том, что Русь – прямая наследница Византии, связано с тем, что большое число мыслителей и ученых, которые писали на эти темы, очень плохо представляли себе Византию. По-моему, вся эта история начинается с Чаадаева. Он пишет о русском византинизме, противопоставляя его нормальному, западному, католическому развитию. А что Чаадаев знал о Византии? Он читал «Историю упадка и разрушения Римской империи» Гиббона. Это просвещенческая книга, автор которой выражает весь свой ужас перед клерикализмом и авторитаризмом, приписываемыми неведомой ему стране под названием Византия. Чаадаев именно это все и повторяет, видя в России развитие тех же самых начал. Не думаю, что Россия развивала те же самые начала. Конечно, российское самодержавие было авторитарным режимом – так же как и имперская власть в Византии, так же как и королевская власть во Франции или в Испании. Исследование того, как Россия связана с Византией, должно быть тонким и нюансированным. Нельзя представлять себе этот процесс так, как если бы Византию нарезали кусками и кое-что перенесли на Русь.
– Все же Россия как-то восприняла византийскую историю и культуру в широком смысле этого слова?
– Конечно, восприняла, что-то восприняла, а что-то отбросила. Это было очень выборочное восприятие. Прежде всего византийцы не называли себя византийцами, а свое государство не называли Византией. Для них это была Римская империя, себя же они называли римлянами, ромеями. И действительно, Византия – это в значительной степени продолжение Римской империи с ее институциями и культурой. Разумеется, какие-то изменения произошли, и главная перемена – это принятие христианства. Тем не менее бюрократия при Константине работала точно так же, как и при Диоклетиане, и при Феодосии в конце IV века управление катилось по тем же колеям. Это была монархия особого типа, полунаследственная, с особыми сакральными функциями императора, но сакрализация русского монарха была иной. Сакрализация византийского императора в ряде аспектов продолжала римскую языческую традицию. Это было другое общество, очень непохожее на все варварские общества Европы. Это был осколок старого, ушедшего мира, который вызывал у новых людей – варваров – настороженность, чувство опасности и недоброжелательство. Не то чтобы не было других чувств. В конце Х века, например, при Оттоне III политика возобновления империи на Западе была ориентирована на Византию. И в русской истории, конечно, были периоды, если угодно, подражания Византии. Что такое подражание – вопрос сложный. Кое-какие византийские элементы заметны в политике Ивана III, после того как он женился на Софье Палеолог, а кое-что можно найти у Александра III, которому нравились некоторые византийские черты. Но ни в том, ни в другом случае Византии уже не было: то, с чем они имели дело, это был их конструкт Византии. При этом, конечно, отдельные камушки этого сооружения брались из реального здания под названием Византия. Вообще же говоря, отношение к Византии было нервным, отчужденным и – скорее – враждебным.
– А можно ли сейчас использовать элементы этого византийского конструкта, этой парадигмы? Имеются ли в ней плодотворные начала для современной жизни?
– Мне кажется, что у нашей страны совершенно другие задачи. Это почти такой же безумный проект, как восстановление сейчас Римской империи с консулами, сенатом и римским императором. Нам не нужен ни Нерон, ни даже Марк Аврелий. Точно так же нам не нужна и Византия. Некоторое время тому назад по телевидению показывали фильм архимандрита Тихона (Шевкунова) про Византию. Я занимаюсь наукой и уважаю тех людей, которые наукой не занимаются, но делают другие очень полезные вещи, в том числе берут на себя просветительство и миссионерство. Однако я считаю, что люди, невежественные в истории, должны воздерживаться от высказываний по этому поводу, осознавая свое невежество. Эти слова в полной мере относятся к упомянутому мной фильму о Византии. Той парадигмы, которую конструируют его создатели, на самом деле не существует. Что же касается того, что нужно сегодня России, то об этом можно думать по-разному, но к Византии это не имеет никакого отношения. Византия была сложным синтезом имперской бюрократии и конфессионального государства. Мы не хотим конфессионального государства. Что же мы впишем в конституцию, что президент у нас должен быть непременно православным, и будем его короновать в Успенском соборе, помазывать на президентство? Я не вижу в этом ничего плодотворного. Если бы Россия стала хоть немного более православной, чем сейчас, было бы очень хорошо, но это делается другими способами. Не византийская традиция должна быть источником для этих перемен.
