Так стала складываться множественная идентичность. Это связано с тем, что среди прихожан появились люди, чьи предки никогда не принадлежали к исламскому культурному ареалу. Более того, Омск оказался одним из центров движения «русских мусульман», где Абу-Талиб (Анатолий) Степченко создал в 1996 г. организацию исламского призыва «Дагват». Родом из Тары Омской области и неоднозначный лидер разных объединений и партий, пытавшийся представлять интересы мусульман в Государственной Думе русский Абдул-Вахед Ниязов (Вадим Медведев).
Попытки клерикализации политической жизни продолжились и позднее, а у иных неофитов из числа русских сибиряков как одного из частных появлений ваххабитов появился «синдром первоклассника»: «Всё знаю!» – где представители умеренного крыла неавторитетны. Так рождалось несколько типов исламской идентичности сибиряков, включая уже необыкновенно широкое этническое разнообразие.
Возникли группы, недовольные социальной несправедливостью, уровнем образования лидеров, их проповедями и политической линией, проводимой различными духовными управлениями мусульман. Идеологами этих групп стали харизматичные лидеры. Как отмечает изучающий феномен молодежного экстремизма Игорь Бобров, молодежь, «формирующая подобные солидарности, склонна подчеркивать свою этничность, бытовые обычаи, не принимает конформизм старшего поколения и земляков это усугубляет ее социальную тревожность и нередко ведет к дисфункциональной коммуникации с окружающими и агрессивности. Поэтому данная молодежь становится потребителем антирусских предрассудков и антироссийской пропаганды исламистов и эмиссаров северокавказских сепаратистов». Из той среды вербуются участники боевых действий в «горячих точках». Иные «борцы» становятся на путь грабежа и взятия заложников для получения выкупа, оправдывая подобные преступления религиозными мотивами.
Религиозные практики подобных людей имели конспиративный характер – как у их предков в советские времена, а привлечение новых членов шло индивидуально, вербовочными методами. Различие в том, что с начала 1990-х годов в стране уже существовала иная законодательная база для реализации свободы вероисповедания. Это не устроило так сказать «борцов за идею». Председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин сказал про таких людей: «Они не подпадают под смысл этого слова. Ведь шахид – мученик за священную веру. Он выступает, когда нет свободы веры, когда есть угроза уничтожения его священной религии, когда он не имеет права распространять свою веру, пропагандировать, воспитывать детей в духе своей религии. Издавать религиозную литературу, строить мечети, создавать мусульманские учебные заведения. Все это есть – наше государство сегодня дает религиозную свободу».
Экстремистские устремления части молодежи оказывают моральное и политическое давление и на старшее поколение исламского сообщества – зачастую неудовлетворенных социальным статусом. Какие-то из радикально настроенных мусульман (в том числе неофиты из русских) выезжают в Чечню, Узбекистан, Таджикистан, пробираются в Афганистан для участия в качестве шахидов и наемников в боевых действиях против «кяфиров». Среди таких «кяфиров» были и сибиряки-офицеры, Герои России чеченец Руслан Бацаев и татарин Тимур Мухутдинов, а также удостоенный ордена Мужества узбек Панжи Жураев. Такими гордятся, а именем посмертно удостоенного звания Героя России Руслана Абдуллина его земляки даже назвали мечеть в селе Нариманово.
В регионе, по мнению ряда экспертов, выделяется по числу «ушедших в леса» умма ХМАО-Югры. Представляет опасность отмеченная правоохранительными органами практика сращивания радикально настроенных верующих, лидеров диаспор и криминальных кругов, стремящихся пройти во власть на муниципальном и государственном уровнях, используя возросший интерес к исламу. Так, на территории Новосибирской области лидеры диаспор и этнических организованных криминальных групп создали общественные объединения, целью которых являлась якобы защита интересов диаспор в органах власти, но на практике занимавшихся коррумпированием чиновников и сотрудников правоохранительных органов для прикрытия криминальных дел. А включение членов диаспор в объединения по исламскому признаку позволило лидерам обеспечить необходимую степень управления массами.
Наряду с этим в Новосибирской, Тюменской, Томской областях и Алтайском крае осуждены скинхеды и неонацисты, избивавшие и убивавшие людей, руководствуясь антропологическими отличиями, лишь предполагая, что они расправляются с неарийцами и нерусскими.
При несхожих внешне позициях сепаратисты «по-сибирски» или «по-исламски» одинаково опасны как трансграничный источник национальной безопасности России. Их понимание «неправильной региональной политики» приводит к росту дестабилизирующих антикавказских настроений в Москве, антимосковских – на Кавказе и в Сибири, исламистских – повсеместно. «И если страна начинает распадаться, это происходит сразу на всех направлениях, а не только на кавказском, – отмечает эксперт Ольга Алленова. – Во время Всероссийской переписи населения многие в Сибири указывали национальность “сибиряк”. В дискуссиях сибирские “сепаратисты” предлагают два варианта: создать Сибирскую республику в составе федерации и перестать платить налоги Москве (за исключением 5 процентов, направленных на содержание армии) или совсем отсоединиться».
Интернет иногда дает примеры причудливого смешения исторических обид. Например: «Атаман Ермак – бандит, а хан Кучум – святой», – хотя эти фигуры сложны и равновелики для истории. Хватает в Сети и открытого политиканства, но сибиряки в подавляющем большинстве не разделяют сепаратистских или исламистских взглядов и убеждений, ощущая опасность провозглашаемых радикалами идей разрушения сложившихся столетиями связей между людьми, тенденциозно понимаемых догм. Вынесенное в эпиграф признание средневекового улема об «особом масхабе» должно быть очевидно и для тех, которые пытаются убедить сибиряков в их «неправильном исламе».
