Если мы хотим построить нечто вроде огромного Израиля от Балтийского моря до Тихого океана, то есть этническое государство русских (в котором на определенных условиях живут и другие народы), то нация – это этничность, и надо будет установить то или иное правило определения этой этничности: по крови или как-то еще.

Если мы хотим построить «просто Россию» (а я считаю, что только это и следует делать), то мы не должны ни на кого оглядываться, кроме самих себя, и смело созидать нечто новое, чего никогда ни у кого – в том числе и у нас самих – не было. Мы должны строить мощную процветающую страну, в которой всем живется хорошо, без непременной утраты национальной, этнической идентификации либо непременного возведения ее в ранг особой значимости. Каждый из нас с точки зрения практической политики обладает всеми признаками одновременно: и гражданством, и этничностью по языку, по культуре, по крови. Россия гораздо сложнее всех прочих стран, и каждый из нас – сложносоставной элемент. Всё множество наших признаков идентичности нам необходимо, мы оперируем ими всеми одновременно и осознанно. Этому сложному содержанию должна соответствовать и сложная форма государственного жизнеустройства, которую предстоит создавать и создавать. Определив общие для всех цели, ценности и механизм этического выбора, мы сможем определить и форму государственного жизнеустройства.

Государство и любовь – вот в чем вопрос! Нет, я не о любви к государству. И даже не о любви к своей стране. Я о другом: хочу ли я ощущать любовь государства к самому себе, причем во всей моей многосоставной сложности? К себе, у которого нет другой Родины, у которого нет другой защиты, другой судьбы, другого прошлого и другого будущего? Да, я хочу ощущать себя частью самой могучей и доброй силы в мире не только на основе моих представлений и фантазий, а потому что ежечасно чувствую руку могучего доброго богатыря – а им может и должно быть только мое государство – на своем плече. Как давно об этом думал Тютчев:

«Единство, – возвестил оракул наших дней, –
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, –
А там увидим, что прочней…

Увы, пока так и не попробовали.

В заключение – о свободе и подлинности. Чем больше у нас идентификационных признаков, чем они определеннее, тем менее мы свободны. Каждый из нас обладает огромным набором признаков: я – мужчина, гражданин России, православный, великоросс, публицист, сторонник партии «АБВГД», противник партии «ЕЖЗИК», не либерал, консерватор – и т.д. Каждый такой признак сооружает вокруг моей сущности очередную оболочку, все четче и четче оформляя – и ограничивая – мою социальную личность. При этом мое «подлинное я», моя сущность, рожденная чистой, незамутненной, исполненной любви и сострадания к миру, видна всё меньше и слышна всё тише. Моя сущность рождена в неслиянном единстве со всем сущим, и это единство в течение жизни шаг за шагом разрушается. Мы утрачиваем ощущение целостности, счастья, глубочайшей осмысленности жизни, данной нам не в логических знаках, а в ощущениях. Мы перестаем быть подлинными, вместо нас начинают действовать социальные маски, личины. Как сочетать эти оболочки, возникающие как неизбежная расплата за социализацию, с сохранением той подлинности, которая только и способна обеспечить устойчивую целостность мира при сохранении и развитии индивидуальности? Какие из этих оболочек нужны или неизбежны, а от каких можно и нужно отказаться?