...с руководителем фракции «Яблоко» в Государственной Думе Григорием Явлинским и депутатом Государственной Думы Константином Боровым  на приеме в шведском посольстве. Середина 1990-х

– Ваша неангажированность, наверное, и в постсоветское время была для многих бельмом на глазу?

– Еще бы. Например, до августа 91-го все новые издания были против Горбачева. В редакциях старых изданий даже если уже тоже не любили Горбачева, то все равно были вынуждены его хвалить. И только после августовского путча они осмелели. А вот «Независимая газета» хвалила и ругала Горбачева и Ельцина. И при одном, и при другом нам за подобную объективность доставалось сполна. Так, до августа 91-го «Союзпечати» было указание ограничивать наш тираж. После путча все тут же поменялось в противоположную сторону. От той же «Союзпечати» пришел запрос, как сейчас помню, на сорок тысяч дополнительного тиража на подписку и на сорок тысяч в розницу. А я тогда как раз написал статью, что переворот совершил не ГКЧП, а Ельцин, который по факту отобрал у вернувшегося из Фороса Горбачева реальную власть в стране. Ну, и заодно покритиковал Ельцина за многие его шаги. На эту мою статью пришла масса возмущенных откликов читателей: мол, Вы были таким хорошим до путча, а вот теперь критикуете нашего друга, вождя, демократа и национального лидера Бориса Николаевича. Я тогда написал другую статью, где прямо заявил, что как раньше критиковал, так и теперь критикую реального лидера, зачем мне ругать Горбачева, у которого уже нет власти. Но самое любопытное, что выделенная нам дополнительная сорокатысячная подписка осталась тогда нереализованной – от «Независимой газеты» тут же отшатнулись ярые сторонники Ельцина. То есть если ты занимаешь принципиальную, профессиональную позицию, этого не ценят даже читатели, чего уж тут говорить о конкурентах, руководствующихся иными соображениями. Бориса Николаевича нужно было восхвалять и превозносить. И тогда все становилось хорошо.

– Можно себе представить, в какой переплет Вы и «Независимая газета» попали во время конфликта Ельцина с Верховным Советом, особенно в октябре 93-го. Я хорошо помню номера «Независимой», которые в те октябрьские дни выходили просто с белыми пятнами на месте статей, снятых цензурой.

– Белые пятна – это на виду у всех. А сколько осталось за кадром. Например, совершенно отдельный сюжет, который я обязательно затрону в своих мемуарах, – это финансовая поддержка властью печатных изданий. Буквально сразу после начала гайдаровских реформ все газеты фактически обанкротились. Особенно те, у которых были колоссальная инфраструктура и гигантский штат – и при этом сохранялись прежние тиражи. Это традиционные газеты – «Известия», «Комсомолка», «Труд». Все поддерживали Ельцина – как до того, до августа 91-го, поддерживали Горбачева. Министром печати был тогда Полторанин. И как сейчас, так и тогда, это с Ельцина началось, время от времени главные редакторы периодических изданий собирались у президента. Ельцин, кстати, искренне верил, что если он что-то подписал, то дальше все делается автоматически. До сих пор отчетливо помню его фразу, когда он, глядя на Полторанина, говорит: «Но я же подписал указ». Он не понимал, как такое вообще может быть, что если он, Борис Николаевич Ельцин, подписал указ, а ничего из того, что в этом указе было прописано, не сделано или же сделано прямо наоборот. Путин-то, когда с этим столкнулся, быстро смекнул, что если он подписал указ, то это еще ровным счетом ничего не значит…

– Так что по поводу финансирования разорявшихся газет?

– Все были буквально на грани разорения и в первую очередь – старые традиционные газеты. И они стали жаловаться Ельцину. А тут, к концу 92-го – началу 93-го, противостояние с Верховным Советом уже зашло слишком далеко. И Ельцину нужны были сторонники, прежде всего в СМИ. Он очень хорошо понимал, какой это мощный институт поддержки и влияния на общество. Вот и решили тогда выделить госдотацию группе изданий. Я, естественно, тоже подал заявку. Причем, в отличие от других, попросил весьма скромную сумму. И Полторанин, который находился на работе, как правило, в состоянии легкого или нелегкого алкогольного опьянения, мне совершенно откровенно сказал: «Послушай, ты же Ельцина критикуешь, какая тебе господдержка?» Короче говоря, тогда «Труду», «Комсомольской правде» и «Известиям» были выделены полтора миллиарда рублей, миллиард и пятьсот миллионов. Кому какая из этих сумм – сейчас уже не помню. То есть власть спасла эти три издания. Ельцин с Полтораниным спасли. А если бы не спасли, то они разорились бы автоматически. И в таком случае сейчас был бы совсем другой газетный пейзаж. И эти издания безоговорочно поддержали Ельцина в октябре 93-го. Одни по чисто идейным соображениям поддержали, а другие – по вполне понятным меркантильным соображениям. А сказки, которые рассказывают их тогдашние главные редакторы, я неоднократно слышал и комментировать не хочу. Скелетов в шкафах редакций разных газет очень много. Я, естественно, знаю об этом массу подробностей и когда-нибудь напишу о них. И тогда некоторые факты поведения отдельных редакций, изданий и главных редакторов получат совсем иное объяснение, чем это представляется сейчас внешнему наблюдателю. Особенно если такой наблюдатель исходит из рассчитанных на публику деклараций.

– Помню, в 90-е годы «Независимая газета» обращала на себя внимание и совершенно нехарактерной для других изданий мощной обратной связью с читателями. Хотя бы такой несвойственной для больных, как Вы уже заметили, фанаберией журналистов манерой, как приносить публичные извинения за те или иные неточности.

– Спасибо, Дмитрий, что обратили на это внимание. Да, бывали всякие статьи, в том числе слабые. И за моей спиной что-то ставили, о чем я уже говорил. Много чего бывало. Случались и наши редакционные просчеты, которые тут же спекулятивно использовались нашими недоброжелателями. Но я всегда учил журналистов: по-человечески ошибиться может каждый, а упорствовать в своей ошибке будут только идиоты. Публично упорствовать – это непристойно, неправильно. Если мы ошибались, то печатали исправления и извинения. И не потому, что нас к этому обязывал суд, а потому, что я сам за этим следил. Одна газета – сейчас не буду говорить, какая именно, но уже известная к тому времени, – увидела в нас своего конкурента. А она принципиально вообще не печатала никаких извинений. И даже никак не реагировала на собственные – неизбежные в работе абсолютно любой редакции – ляпы. И с авторами вела себя по-хамски. И она уцепилась за наши регулярные извинения перед авторами в связи с разными неточностями. Стала распускать слухи: дескать, смотрите, как «Независимая газета» много ошибается. Но это никакие не ошибки, я просто поступал честно. Честность в журналистике – очень опасная вещь.

– Виталий Товиевич, повторю вопрос, который за всеми нюансами нашего разговора, видимо, как-то выпал из Вашего внимания: что «Независимая газета» сумела дать российскому обществу в 90-е – начале «нулевых»?

– Да что может дать газета? По большому счету ничего. Газета не телевидение, сейчас это совершенно очевидно. Основная пропагандистская сила – телевидение. Издания, которые претендуют на то, чтобы считаться качественными, работают, естественно, на просвещенный слой. И если они обслуживают в силу тех или иных причин ту или иную политическую силу, то этим самым просто помогают такому слою понимать, что происходит в стране. Правда, с разными целями. Одни издания как будто твердят: «Понимайте, что происходит, и делайте что-то, чтобы изменить ситуацию к лучшему – для вас только». Другие точно нашептывают: «Понимайте, что происходит, чтобы сохранить вашу власть. Иначе, если вы заблуждаетесь относительно чего-то, то вы эту власть потеряете. А наш интерес в том, чтобы вы эту власть не потеряли». Мы пытались работать на страну, а не на какую-то там правящую группировку. Хвалить Ельцина тогда значило самому выжить и сохранить редакцию. Но я не мог так действовать. У меня сложился другой путь в журналистике. Ну, и какие-то, в конце концов, человеческие принципы давали о себе знать.