– Из какой среды должен, по Вашему мнению, происходить президент России? Я имею в виду профессиональную сферу, сферу деятельности.
– Оптимальная система для России очевидна – президентом должен становиться кто-то из губернаторов. У меня есть книга «Наука управлять Россией», в которой собраны самые содержательные мои статьи. В одной из них я писал, что неважно, например, как следует оценивать Лужкова. Лужков сделал много полезного для Москвы, но и, конечно, много отвратительного. Архитектурный облик Москвы лужковская команда испортила окончательно. Хуже было бы, только если бы просто весь исторический центр сравнять с землей. Но дело не в этом. А в том, что региональные элиты, грызущиеся друг с другом, никогда не позволят главному начальнику Москвы стать президентом России. Если отбросить монархический период русской истории, когда будущие великие князья, цари и императоры рождались, как правило, в столице, никто из последующих руководителей страны не родился в Москве. Ни Ленин, ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов, ни Черненко, ни Горбачев, ни Ельцин, ни Путин не являются выходцами из столицы. Да, у Хрущева был период, когда он возглавлял московскую партийную организацию, но тогда настолько было очевидно, что он не москвич, что это просто ничего не значило. Ельцин – то же самое. Специфика его пребывания на то же самом посту, который в свое время занимал и Хрущев, ничего не меняет. А Лужков по рождению москвич. И он получил гигантскую власть над Москвой. У Ельцина-то не было власти над Москвой. Даже наоборот, когда он тут боролся с номенклатурными привилегиями, он восстановил против себя весь бюрократический аппарат. А Лужков сросся с бюрократическим аппаратом. И чтобы человек, имеющий такую власть над столицей, получил бы еще власть над Россией? Да региональные бароны никогда такого не позволят! Кто-то из таких баронов должен становиться президентом России. До тех пор, пока этого не произойдет, постоянно будут возникать фигуры из аппарата, возводимые в президенты, чтобы тактически и стратегически отрабатывать интересы определенной группы людей. В случае с Путиным – интересы ельцинской семьи. Ну, и одновременно как-то соблюдать интересы России – как вотчины этой семьи, а не как страны, народа, русской цивилизации – такое вне сознания. Но что происходит дальше? На чьи интересы фигура, выдвинутая таким образом, начинает преимущественно ориентироваться – клана или страны в целом? Чаще всего срабатывает схема, когда «аппаратный» президент начинает больше ориентироваться на интересы страны. Почему? Это – закон политики. Он находится в гигантской зависимости от клана, который его выдвинул. И если он не начинает освобождаться от такой зависимости, оказавшись в Кремле, то он остается марионеткой до конца жизни. Неизбежное стремление всякого начальника – избавиться от влияния тех, которые его привели наверх, особенно аппаратным путем. В итоге интересы страны выходят на первое место перед клановыми интересами. Но зависимость никуда не исчезает. Путин до сих пор в зависимости от обязательств, данных семье. Мы это прекрасно видим. Он произносит то одну фразу, то прямо противоположную. В частности, о советском опыте. Да и о многом другом.
– Виталий Товиевич, тут ведь нельзя сбрасывать со счетов еще одну профессиональную особенность Путина как бывшего чекиста. Тем более что, как мы знаем, бывших чекистов не бывает. Чекистам – я в данном случае имею в виду чекистов, служивших в разведке, как Путин, – особенно на закате советской эпохи была присуща более или менее проявленная приверженность западным ценностям. Они этим даже щеголяли. Это свойство как бы подчеркивало их корпоративную особость, являлось индикатором профессионализма и компетентности. Кстати, возможно, из такой чекистской субкультуры и проистекает весьма двусмысленная роль, которую система госбезопасности сыграла в последние годы правления Горбачева. Но это отдельная тема.
– Я думал об этом и даже частично писал. Да, Путин – западник. Но он все больше и больше становился славянофилом по мере нахождения на посту президента. Помните, когда Путин выдвинул в преемники Медведева, он сказал, что Медведев – такой же русский националист, как и сам он. А этим словам предшествовала моя статья. Нет, я не хочу сказать, что Путин взял эту фразу оттуда. Просто, наверное, опять совпадение. А я писал, что мне надоели вопросы, кто такой мистер Путин. Путин – это просвещенный русский националист. В том смысле, в каком американским националистом является каждый американский президент – интересы США превыше всего, а все остальное побоку. Но вместе с тем Путин – действительно чекист-западник. Конечно, он не исходит из того, что Запад нам поможет. Он слишком часто цитирует Ильфа и Петрова, чтобы всерьез относиться к этой формуле. Но политическое западничество ему все же присуще, это очевидно. Другое дело, что такое западничество Путина все больше и больше ослабляется. Если раньше он считал, что так как противостояния России и Запада больше нет, то Запад больше не заинтересован в том, чтобы нас добивать. Напротив, в его интересах действовать с нами рука об руку. В этом, кстати, и был смысл звонка Путина Бушу 11 сентября 2001 года. Но Запад все это время демонстрировал прямо противоположную позицию. И Путин на президентском посту все больше и больше становился антизападником. И так до мюнхенской речи. Хотя внешне все выглядит гораздо тоньше. Он как будто заигрывает с Западом, как будто поддается ему. Но вот тут-то и срабатывает то, что Вы назвали чекистской субкультурой. Как чекист он понимает, что только сделав максимально возможную карьеру в тылу врага, ты принесешь пользу Родине. Ты должен дружит, пить со всеми нужными тебе людьми там, быть для них своим, и тогда ты от них будешь получать наиболее ценную для тебя информацию. На мой взгляд, в поведении Путина такая установка четко прослеживается. Другое дело, что если такой стиль поведения проявляется на посту президента, это выглядит несколько странным образом. Перебор здесь очевиден. Безусловно, конечно, сказывается слабость России. Но этот чекистский комплекс в Путине работает до сих пор.
– Виталий Товиевич, мы беседуем уже несколько часов, надо закругляться, поэтому два последних вопроса. Два очень неожиданных – после всего того, о чем мы говорили, – вопроса. Вопрос первый, который интересует многих: почему у Вас такое необычное, такое редкое отчество. Ваш отец был из старообрядцев?
– Так все-таки это старообрядческое имя? Вы – еще один, кто мне об этом говорит. Первым на эту мысль меня навел покойный митрополит Питирим. По отцовской линии отец и бабка были из старообрядцев, из подмосковного села Бронницы. Еще до революции они переехали в Москву. Дед был автомехаником и, как в семье говорили, личным шофером Рябушинского.
– Это тоже неспроста – Рябушинский же из старообрядцев.
– Да, я все это свел воедино. Дед не курил, не пил, не ругался никогда. Бабка ругалась, а он не ругался. После революции в партию не вступал, работал автомехаником на АМО – будущем ЗИЛе. Дорос еще до войны до должности начальника цеха – не будучи членом партии. Лихачев работал под его началом. Потом он обошел деда, которого после войны понизили до замначальника, а потом отправили на пенсию. У него не было образования, поэтому долго задерживать на работе его не стали, не было формальных оснований. Он как начальник цеха, да и потом тоже много зарабатывал. Бабка никогда не работала и рожала детей. У них было шесть сыновей. Самый старший погиб на фронте. Бабка всю жизнь мечтала о дочке. И даже имя для нее приготовила – Земфира. Она много читала – наверное, у Пушкина узнала, и ей это имя понравилось. А тут опять рождается сын. И в сердцах, как говорил отец, она подобрала ему ветхозаветное имя Товий. Не знаю, есть ли оно в святцах?
– Во всяком случае, в современных святцах нет. Я проверял.
– Это еще один любопытный момент, на который Вы обратили мое внимание.
– Я говорю о никонианских святцах. Какие имена имеются в старообрядческих святцах, я просто не знаю. Но это лишний раз подтверждает то, что в доме у Ваших дедушки и бабушки были именно старообрядческие святцы.
– Да, спасибо, подумаю об этом.
– И последний вопрос, Виталий Товиевич. Наш альманах называется «Развитие и экономика». Что Вы вообще думаете о развитии? Что это такое? Каким оно должно быть? Иными словами на какие мысли Вас наталкивает слово «развитие»?
– Сейчас немодно ссылаться на Березовского, но я все-таки его процитирую. Он где-то публично или непублично произнес фразу, позаимствованную им, в свою очередь, у Сахарова: «Жизнь есть экспансия». Да, естественно, для Березовского это очень понятное определение жизни. Так вот, несколько переиначив слова Березовского, скажу: развитие есть экспансия. В самом ходе развития заложена экспансия. Тут ведь все очень просто. Когда Россия была империей, все стремились быть империями. Просто не у всех получалось. Цивилизация развивалась неравномерно, Европа двигалась быстрее. И тогда экспансия шла из Европы на эти более слабые в смысле развития территории. Потом на Земном шаре все уже было захвачено, и сложилась система формально неприкосновенных государств со своими границами и международными законами о неприкосновенности границ, которые, кстати, постоянно нарушаются. Просто потому что жизнь и развитие есть экспансия. А не только потому что есть право наций на самоопределение. Но экспансии-развитию требуются другие формы. Что такое экспансия? Ты берешь что-то за пределами своего тела, за пределами физического ареала обитания. Военным путем сейчас это нереально, да и потом не самый эффективный способ. Потому что захватить-то территорию можно, только как ее дальше удерживать – вот главная проблема. Поэтому экспансия осуществляется другими путями. Какими? Экономическими, политическими. Либеральным Коминтерном в американском варианте – Либертеном, назовем его так. Все эти НКО просто оттуда взяты. А поскольку известно, что сегодня неотроцкисты – это американские неоконы, то вполне вероятно, что они просто действуют по коминтерновским учебникам. Дальше наступает эра информации. А что такое информация? Это язык в первую очередь. На чьем языке ты говоришь – тому ты и подчиняешься. Пока мы говорим на русском языке, мы подчиняемся русской власти. То есть самим себе. Уж какая она там – в лице Ельцина, Путина – неважно. Какая-никакая, а наша. А если заговорим на английском языке, то понятно, кому тогда станем подчиняться. Язык – это же не только лексика, но и мысль. Россия нашими отцами, не нами, создана как страна будущего. Гигантские пространства, которых не хватает всем остальным, колоссальные природные богатства, которых также не хватает всем остальным. От нефти, газа, воды – до морошки, чистого воздуха и всего прочего. И язык оригинальный, и культура, которая на нем наросла с прививкой западного образования и науки. У других нет таких ресурсов. Но у них есть витальная сила и желание не умереть, не погибнуть. А вот у нас вопрос – есть такая сила или ее нет. Нужно принимать смелые решения. Ставить запреты в одном месте и открывать возможности в совершенно другом. Развитие для России – в развитии того собственного оригинального, что у нас есть. Потому что неоригинальное развивают и без нас и нам потом его навязывают в худшей его части.
– Виталий Товиевич, спасибо Вам за такую обстоятельную беседу. Еще раз поздравляю Вас с Вашим юбилеем и желаю Вам – яркому русскому политическому философу, мыслителю – стать еще более востребованным. Востребованным властью, обществом, теми, наконец, которым Вы действительно можете быть полезны как учитель, как наставник, как человек богатого, просто уникального жизненного опыта и потрясающего разностороннего профессионализма. И отдельное пожелание – чтобы мы поскорее прочитали Ваши многотомные воспоминания, этот ценный источник по новейшей истории России.
– Спасибо, Дмитрий.
