СССР в тот период превратился в сверхдержаву. Несмотря на то, что в стратегическом плане Советский Союз, безусловно, тогда выиграл, он одновременно попал в ловушку собственной новоприобретенной глобальности. Москва делала ставку на межгосударственные организации под флагом ООН и пренебрегала вниманием ко многим формировавшимся общеевропейским проектам, которые в 1950–1960-х годах свелись к сугубо западноевропейским. Но при этом надо помнить о том, что кроме процессов, приведших, в конце концов, к появлению современного Европейского союза, существовала и другая – восточная – модель интеграции, восточная альтернатива в виде того, что сейчас называют постсоветским пространством. Между прочим, вплоть до конца 1940-х годов было немало окон возможностей по созданию панъевропейских интеграционных проектов. Как и в отношении идеалистической «европейской мечты», можно с полным правом говорить о том, что существовала и идеалистическая «советская мечта», некая система ценностей в русле европейской просвещенческой парадигмы.
Для обоих мегапроектов во второй половине XX века на западе и на востоке Европы исключительное значение имело представление о миссии. Оба проекта являлись, конечно, в первую очередь не экономическими, а политическими и идеологическими, и их миссионерская направленность была ярко выраженной. В значительной степени она сохраняется таковой – правда, в видоизмененных формах – и до сих пор. Что двигало западноевропейским интеграционным проектом? Что служило современным языком западноевропейской модели развития? Если брать 1950-е годы, то миссия состояла в том, чтобы примирить закоренелых врагов – Францию и Германию, – а затем вокруг них объединить другие крупные государства Западной Европы. Эта задача в принципе была решена благодаря волнам расширения европейского пространства в 1973 и 1995 годах. В 1980-е годы была сформулирована миссия по вовлечению в интеграционные процессы тех стран, которые до недавнего времени были тоталитарными или авторитарными, что и произошло благодаря расширению в 1981 г. (с присоединением к ЕС Греции) и в 1986 г. (с подключением Испании и Португалии). Наконец, в 1990-е годы появилась новая стратегическая цель по вовлечению в западноевропейскую модель развития стран Восточной Европы. Указанный проект состоялся в результате расширений 2004 и 2007 годов. Наконец, имеется и текущая миссия, находящаяся в стадии реализации в условиях, когда, казалось бы, западноевропейский проект практически достиг границ своего внешнего расширения. Это, конечно же, вовлечение балканских государств, начавшееся с присоединения Румынии и Болгарии в 2007 г., которое продолжится в 2013 г. после вступления в ЕС Хорватии. В обозримом будущем за ней последуют и некоторые другие страны Западных Балкан.
Надо сказать, что и в Восточной Европе, уже после крушения Советского Союза, интеграционные процессы на новой базе развивались не менее динамично. Можно перечислять многие структуры, созданные на развалинах СЭВ и ОВД: это и СНГ, и Союзное государство Беларуси и России, и ЕврАзЭС, и ОДКБ, и ШОС, и Таможенный союз, развивающийся в сторону Единого экономического пространства, а затем и Евразийского союза.
Вопрос в том, удастся ли в XXI веке то, что не смогли сделать европейские страны после окончания Второй мировой войны. А именно – не разойтись по разным интеграционным квартирам, а создать Европу без разделительных линий, общее пространство от Лиссабона до Владивостока. Словом, выйти на панъевропейскую интеграционную модель. При этом надо сказать, что в последние годы привлекательность проекта Евросоюза во многом поблекла в результате тех проблем, с которыми эта часть европейского пространства сталкивается. Но и Россия как ядро постсоветского пространства также пока не превратилась в сильный магнит по привлечению «мозгов», денег, высококвалифицированных мигрантов из других частей Европы и мира в целом.
Действительно серьезный вопрос – о Европе как о затухающем центре силы в мире XXI века. Это для нас ключевая проблема. Речь идет не только о возможной и вероятной утрате влияния Евросоюза и России, как и всех других европейских стран в целом. По многим показателям и данным статистики Европа, очевидно, теряет свои позиции по сравнению с другими мировыми центрами силы на фоне возникновения и взлета новых «рынков роста», формирования не только новых национальных держав, но и межнациональных конгломератов. Решение этой проблемы пока просматривается плохо.
Хорошо известно, насколько сложные отношения существуют в настоящее время между Россией и Евросоюзом. Насколько до сих пор в нашем сознании – и на западе, и на востоке Европы – главенствует принцип мышления «мы и они». Насколько до сих пор мало впечатляющих практических, реальных наработок по созданию истинных интеграционных проектов, охватывающих запад и восток Старого Света. И все же верится в то, что таковые в недалеком будущее появятся. Императивы времени подталкивают к этому с неумолимой логикой.
