– Хорошо, с либералами понятно, а нужны ли «новые коммунисты» и «новые социалисты»?

– Да, нужны и те и другие. Потому что и то и другое – великие идеологии. Думаю, основным базисом развития России должна стать партия социалистического типа. Если в этом плане посмотреть на перспективы, скажем, «Единой России» как численно самой большой… Да, грустные возникают мысли. С одной стороны, совершенно очевидно, что она должна стать социалистической партией по сути, по программным целям – даже необязательно по лексическим формам, в которые она облечет свою общественно-политическую визуализацию. Потому что это и только это – социалистическая идеология – обеспечит захватывающую, тотальную массовую поддержку партии без всяких манипуляций и подтасовок. С другой стороны, если вдруг лошадь начинает говорить с вами человеческим языком, это будет либо смешно, либо страшно. Ни тот ни другой эффект никак не подходит для крупнейшей парламентской партии, отыгравшей в театре уже все роли: от травести, до короля Лира. Трансформация же КПРФ в настоящих коммунистов, мне кажется, возможна. Но для этого нынешним надо для начала рискнуть провозгласить хотя бы стремление к построению коммунистического общества в России. Или как-то объяснить отказ от этой цели. Надо бы разобраться в сложной проблеме множественности государственных форм, идеологически восходящих к коммунистической идее. Роль ЛДПР – давно исчерпана, ее обновлять не нужно. Роль Жириновского – не исчерпана, и он может продолжать ее с успехом и пользой исполнять без пажей и дворни. «Справедливая Россия» – по идее, должна бы стать главным базисом социал-демократии, но она тратит силы не на идеологическую работу, а на сохранение поддерживающих ресурсов.

– Сергей Николаевич, я только было заострил внимание, когда вы заговорили о «Единой России», но вы быстро перешли к королю Лиру, а затем к коммунистам. Ведь совершенно ясно, что при всей значимости широкого и разного по содержательному диапазону политического спектра, отражающего и – самое главное – формирующего предпочтения и политическую субкультуру электората, ориентированного на разные его сегменты, всё это лишь фон – пусть необходимый, полезный, но тем не менее только фон – для того политического образования, которое мы в постсоветской России традиционно называем партией власти. Исключительная роль партии власти в Думе – это данность. Во всяком случае, на какую-то еще перспективу. Причем, не исключаю, что на перспективу весьма продолжительную. Поэтому не могу не задать вам вопроса, который напрашивается сам собой: какая партия власти нужна России, какой должна быть ее оптимальная для нынешних условий модель?

– Сперва я поразмышлял бы на тему: что такое партия власти, нужна ли она вообще. Ответ, исходящий из, так сказать, «чисто технологических факторов»: да, власти удобно иметь устойчивое большинство в Думе для прохождения нужных законов без лишних проволочек. То есть, если рассматривать Думу как орган, только вводящий законы в действие, реализующий ритуальную демократию, – такая партия нужна. Законы разрабатываются «где-то» – в экспертно-аналитических органах при правительстве и в иных местах, на этапах обсуждения они доводятся до некоего консенсусного состояния, а потом проходят через ритуал голосования в Думе. Имитация обсуждения там тоже имеет характер ритуала. Ритуальная демократия – вполне работоспособный инструмент, дающий, возможно, не больше ошибок, чем иные формы демократии, а КПД такого института весьма высок. Надо лишь признать ее именно такой и улучшать ее как ритуальную, а не как законотворческий орган. Тогда к составу Думы следует предъявлять иные требования, туда должны входить авторитетные люди, обладающие безупречной биографией и нравственными принципами. Нечто вроде совета старейшин. Однако существующая Дума замышлялась и конструировалась как многоглавое чудо-юдо с неопределенным числом опций. Она законы не только принимает, но и якобы разрабатывает. На самом деле разрабатывают их вовсе не те 450 человек, которые будут голосовать, а многочисленные привлеченные институты, эксперты, юристы, специалисты. Так и должно быть: законы должны рождаться исходя из знания реалий, а законодательные принципы – из идеологического и этического базисов. И здесь-то и должна проявиться связь между этими самыми базисами, ставшими причиной появления политических партий, и их думскими фракциями. Но если партии не обнаруживают, не манифестируют и даже не рождены из приверженности какой-то идеологии, то у них не может существовать и контрольного фильтра, тестирующего законы с точки зрения их этики и идеологии. Получается полный постмодернистский винегрет из этики, ставшей аномией, и квазиидеологий, которые лишены идентификационных свойств. Это идеальная среда для коррупции и лоббирования, легко принимающих форму «обсуждения в трех чтениях». Любой может апеллировать к любым принципам, оправдывать любые результаты и призывать к любым целям. А если учесть, что у Думы имеется и контрольная функция – депутатские запросы, например, – то возможности попытаться повлиять на что угодно, в том числе и бескорыстно, возрастают. Наконец, у Думы есть еще одна опция: отражать и выражать народные чаяния, быть клапаном выпуска перегретого пара народного гнева и народных восторгов, быть площадкой для церемонии награждения победителей в главном политическом шоу пятилетки под названием «выборы». Это, конечно, важнейший общест­венный процесс, позволяющий подменить выбор гражданами собственной судьбы и судьбы страны выборами симпатичных им персон и произносимых этими персонами лозунгов. В общем, сущест­вующая Дума как функционал в системе государственной власти не соответствует современным требованиям развития государства. Ее функции-опции и принципы формирования должны быть пересмотрены исходя не из примитивного стремления к подражанию загранице, каковое было и пока остается единственным двигателем нашего креативного сообщества, а исходя из попытки осознать и выстроить стратегию развития России, основанную на всестороннем учете ее особенностей и возможностей. А вот для того, чтобы такой поворот можно было совершить без восстаний и революций, следует попытаться создать новый инструмент со старым названием – «новая партия власти».

– Вот-вот, именно это я и имел в виду, что это такое – «новая партия власти»?

– Давайте поразмышляем, что можно ожидать в предстоящем электоральном цикле. Можно ожидать мышиную возню партий с якобы разными политическими платформами, пытающихся попасть в Думу, используя высочайший рейтинг Путина. Путина будут поддерживать со всех сторон: «слева», «справа», «сверху» и «снизу» – откуда угодно, но при этом станут пытаться хоть как-то прищучить соперников. Все захотят въехать в Думу на 89-процентном рейтинге президента. Особняком будут стоять «оппозиционеры», пытающиеся собрать голоса тех, кто «против Путина». Если на этом фланге появится человек, не вызывающий отвращения у своих же сторонников, успех – то есть преодоление необходимого барьера – возможен. Пока такой фигуры нет, а фамилия «Касьянов» звучит как аккорды шопеновской сонаты номер два, более известной как «Похоронный марш». Создание, формирование «новой партии власти» становится в сложившихся условиях важнейшей задачей не только для самой власти, но и для судьбы страны. Отличием «новой партии власти» должно быть наличие стратегической формулы цели, к которой должна двигаться страна. Если эта цель, вернее – образ цели, образ будущего, – будет отвечать ожиданиям большинства, партия станет идеальным сочетанием выразителя народных чаяний и задач управления. И сделать это можно. Исходных данных, отражающих настроения и ожидания, вполне достаточно, чтобы создать адекватный, вдохновляющий образ. Обеспечить непротиворечивое сочетание этого образа с прагматическими целями элиты – задача не более чем интеллектуальная. Решить ее можно. Нужно только опираться на людей, способных решать такие задачи. Они есть, а вот разговор о том, где их взять – выходит за рамки интервью…

– Сергей Николаевич, сегодня никакой мало-мальски серьезный разговор невозможен без темы Украины…

– Начать надо издалека. С вопроса о возникновении независимых государств из бывших союзных республик, который в массовом сознании превращен в пропагандистскую мешанину, не соответствующую никакой реальности. На самом деле все антироссийские режимы в союзных республиках созданы Москвой – ЦК КПСС и КГБ. Именно там формировались, выковыривались из всех щелей будущие националисты, которым была обеспечена поддержка всех видов. Преимущественно они комплектовались из первых секретарей ЦК КПСС союзных республик, из союзных нардепов. Именно эти кадры возглавили независимые государства, они же формировали базовый концепт политики своих стран: русофобия, слегка загримированная под антисоветизм. Потому что Москва хотела не только разрушить СССР, но и обеспечить превращение России в «нормальную» по тогдашней терминологии страну или конгломерат стран, чья элита сыта, богата, вписана в западное общество потребления, а народ переведен в состояние примитивных работников, ведомых простыми инстинктами. Так что когда говорят, что ситуация на Украине есть результат неверной политики России по отношению к Украине, что это провал внешнеполитического ведомства, то это верно лишь отчасти. Первое десятилетие после развала Союза все эти режимы – и украинский в том числе – поддерживались и курировались Москвой. Москва же обеспечивала всем новоявленным национальным лидерам не только свою поддержку, но и легитимацию на Западе. Запад активно подключился к переформатированию всего пространства разрушенного СССР, и первые годы это шло в согласии с российским правительством. И если бы все так и шло, если бы Россия превращалась в полноформатную сырьевую колонию без признаков возможного возрождения, ни Украину, ни остальные республики не надо было бы превращать в таранные военно-политические структуры, нацеленные на создание вокруг непокоренной России пояса ненависти и напряжения: Россия, как наркоман, сама себя разрушила бы. Но когда в России произошел перелом, когда стало заметно то, что называют «вставанием с колен», и вслед за риторикой стала меняться политика, Запад стал принимать меры по дальнейшему переформатированию пространства, по формированию агрессивных по отношению к России обществ и государств. Разумеется, ошибкой и виной российской власти является непростительная пассивность в отношениях, в частности, с Украиной. «Вставшая с колен» российская власть была обязана действовать на Украине максимально эффективно, стремясь сделать из нее друга и партнера, противопоставляя пропаганде – контрпропаганду. Россия могла это сделать, стартовые условия были благоприятными, народы до сих пор в массе своей ощущают друг друга как близкие, братские, а прошлое – общим. Но политическая, идеологическая парадигма, доминирующая в сознании нашей властной элиты, не допускает формирования дружеских отношений на базисе позитивного прошлого. Прошлое, советское прошлое должно быть выкрашено черным цветом. Эта болезнетворная политическая слабость разлита не только в головах элиты, но и в значительной части общест­венного сознания. Позитивный фундамент совместных успехов, общей радости побед и достижений вырван из общественного сознания народов СССР. А без него очень легко сформировать большие массы населения, параноидально зацикленные на ненависти к России. Что и было сделано. Буквально в последний с исторической точки зрения момент Россия успела частично выровнять военно-политический паритет, перешедший в смертельно опасный дисбаланс: Крым возвращен в Россию, конфигурация потенциального ТВД изменилась. Тем самым Рубикон был перейден. Мы и обобщенный «Запад» перешли в состояние «кто кого». Военно-политическая ситуация, на мгновение улучшившись после присоединения Крыма, снова резко усложнилась после событий в Луганске и Донецке. Если «операция Крым» была продумана, подготовлена и проведена высокопрофессионально, то всплеск активности в Луганской и Донецкой областях таким не был. Всё там произошедшее существенно осложнило и без того крайне неустойчивый баланс во взаимоотношениях России и Запада, который в действительности не целостная сущность, а разрываемая противоречиями многополярность. Но ситуация осложнена не только многополярностью Запада, но и обстоятельством, которое обозначают присказкой «у Кремля много башен». И у каждой «башни» свои цели и свое видение ситуации. А система принятия стратегически важных решений настолько непрозрачна, что обсуждать ее на рациональном уровне нет никакого смысла. События на Донбассе выглядят – или их хотят такими представить – то как «народный гнев против киевской хунты», то как провокация «неясно каких сил». России же приписывают положение, о котором шахматным языком говорят так: нет хорошей игры. Но политика намного сложнее шахмат: и игроков не два, а больше, и доска не двумерна, а четырехмерна… В этой – более сложной, но и более адекватной происходящему – модели у России есть «своя игра» и своя победительная стратегия. Вспоминая весну-лето прошлого года, когда шли прямые военные действия в разных узловых зонах Донецкой и Луганской областей, можно, конечно, высказывать сожаления по поводу нереализованных военно-силовых возможностей и обвинять в этом Кремль, его «башни» или причитать «путинвсёслил». Но это не более чем эмоции, потому что достаточной информации для полноценной аналитики, которая ответила бы на вопрос и о реальных материально-организационных возможностях, и о приводных ремнях ключевых процессов, равно как и о спектре целей – нет. Сегодня видимая часть ситуации изменилась. Вероятно, изменилась и непубличная расстановка сил и приоритетов. На этом этапе элементы «правильной игры» для России, по моему мнению, в следующем: никаких прямых действий силового характера, направленных на покорение Украины и освобождение территорий, производить не надо. Но и отдавать Донецкую и Луганскую республики хунте – тоже не надо. Нужна вязкая борьба удава, работа на удержание и постоянное поддавливание. Мудрость и терпение, медленное развитие каждого микроскопического преимущества, настойчивая нейтрализация всех собственных слабостей. Надо постепенно превращать «народный гнев неясно каких сил» в нечто, имеющее хотя бы самые общие признаки политических целей и задач, структурировать возникший хаос, на ходу конструируя и строя то, что должно стать похожим на народную армию и государство, а ведущаяся ими борьба – на народно-освободительную. И при этом действовать, избегая собственного военного присутствия де-юре, которое могло бы быть оценено международными институтами как оккупация или аннексия. Глобальная ситуация «кто кого», главным сюжетом которой является стремление США Россию уничтожить всеми средствами, наиболее острым из которых сегодня является озлобленно-остервенелый украинский таран, будет только обостряться – до тех пор, пока кто-то из борющихся не рухнет: от собственной слабости, от внутренних противоречий или под действием внешних сил, каковые действуют даже на стороннего наблюдателя. И стратегическая цель России теперь не может быть сведена к контролю над каким-то количеством областей Украины. Придется снова формировать мощный защитный пояс из лояльных и максимально зависимых государств. Противники же – прежде всего это США – сами по себе от своих целей не откажутся и сами по себе не ослабнут. Следует действовать вместе с союзниками, в том числе и временными, используя их силу, учитывая их интересы и цели, стараясь во взаимодействии с сильным не потерять, а приобрести. Поэтому, говоря и думая об Украине, надо говорить и думать не только об Америке и Европе, но и о Китае и Азии. Надо поддерживать интересы Китая в нашем западном направлении, стараясь использовать его силу, но при этом не потеряться и самим. При всей важности этой военно-дипломатической деятельности главным для России я бы считал поиск ответа на вопрос: как Америка и Европа смогли принудить одних русских убивать других русских? Ответ лежит в осознании порочности доминирующей идеологии, которой живет Россия последние 25 лет. Пока она доминирует – Россия идет к гибели, в том числе и в форме взаимного истребления. Вот мой общий, быть может – метафоричный, взгляд на события вокруг Украины… Он не совпадает ни с мнением истероидно-либеральной «интеллигенции», захлебывающейся в конвульсиях «прости нас, Украина» и трижды в день объявляющей о личном решении «пора сваливать», ни с мнением патриотической интернет-кавалерии, требующей немедленных военных побед, предрекающих эсхатологические последствия для России, если сегодня же не будет взят Донбасс, а лучше – Киев.