Между тем меняется и сама методология гуманитарных исследований. На стыке разных отраслей гуманитарных наук в России осуществляется формирование новой научной традиции концептуализации и исследования текстов культуры (супертекстов) разного уровня, что приобретает характер текстуальной революции современного гуманитарного знания. В этой парадигме текст культуры – это явление «нелинейной» истории, последовательное развитие темы на основе постоянных «ядерных» признаков.

Написав несколько книг, посвященных крымскому тексту, я оказался участником… Первой мировой крымской семантической войны. То есть «войны» не за сам Крым, а за – текст! В 2006 году состоялось сразу два международных научных мероприятия, в той или иной мере посвященных крымскому тексту, с некоторой конфронтацией по отношению друг к другу. Во-первых, конференция «Крымский текст в русской культуре» в Петербурге, на которую приехали представители университета Сорбонна из Парижа («Антанта»). Во-вторых, Международная летняя школа в Крыму, задавшаяся вопросом: «Существует ли крымский текст?» – в составе Института Лотмана при Бохумском университете (Германия), Института европейских культур (при РГГУ) и Таврического национального университета. (Своего рода «тройственный союз»!) Меня поначалу ни на одну из них приглашать не хотели, почему-то решив создавать свои «крымские тексты» на пустом месте – пример складывающихся в «театре семантических войн» новой картографии связей и системы координат с лексическими набегами, как охарактеризовал такое состояние философ Александр Неклесса.

Однако значение культуры заключается в умении преображать политические вызовы, равно как и предвосхищать их. Отмечу именно текстологическую недоработанность формулировки вопросов, вынесенных на референдум 16 марта 2014 года, «вызывающе» изменивший статус Крыма: «“Вы за воссоединение Крыма с Россией на правах субъекта Российской Федерации?” или: “Вы за восстановление действия Конституции Республики Крым 1992 года и за статус Крыма как части Украины?”». А если кто-то хочет сохранить статус-кво? На это указывает, помимо политических и юридических претензий, заключение Венецианской комиссии (Европейской комиссии за демократию через право), сделанное на 98-м пленарном заседании 21-22 марта 2014 года: «Свод рекомендуемых норм при проведении референдумов требует, чтобы вынесенный на голосование вопрос был сформулирован ясно, он не должен вводить участников референдума в заблуждение, он не должен содержать в себе подсказки ответа, избиратели должны быть информированы о последствиях референдума, участникам голосования должна быть предоставлена возможность отвечать на вопросы только “да”, “нет” или опустить незаполненный бюллетень». Кстати, приведенная выше формулировка референдума 1991 года о восстановлении крымской автономии была более обтекаемой, несмотря на то что основные указанные в ней реалии вскоре прекратили свое существование. Хотя в бюллетене отсутствовало какое бы то ни было упоминание Украины, сама Украина была не против (подвергнув, впрочем, вскоре его результаты своей интерпретации).

Формулировки всех текстов должны быть точными, емкими и открытыми, не только учитывать «имперский вызов», но и прислушиваться к местному ответу. Поскольку в заключении Венецианской комиссии оговаривается не­зна­ние конкретной ситуа­ции на месте, основанные на формальных принципах вы­воды носят предваритель­ный характер и должны быть подтверждены непосредствен­ным изучением ситуации. Всё это наглядно демонстрирует важность и даже политическое значение чтения текстов культуры в их структурной целостности и коммуникативном потенциале. Может быть, после весеннего референдума стоит провести и референдум осенний, по итогам курортного сезона? Ведь если крымчан считают по весне, то некрымчан – по осени…

Пока крымская суверенность предстает лишь в качестве инструмента для изменения территориальной принадлежности. Наблюдается не повышение, а политическое и культурное растворение Крыма в общероссийском пространстве с промежуточным заявленным, но не получившим реального развития проектом «Новороссия» как примером «учреждения возможности» (по Агамбену). Новый политический крымский текст, по которому тоже полезно было бы провести пару международных конференций, проходя сквозь вертикальные мифологические измерения, действует в координатах горизонтальной политической коммуникации с помощью неакадемического языка народной политики. Филолог Анатолий Корчинский следующим образом раскрывает политическое бессознательное этого языка. Националисты думают, что присоединение Крыма – это «русский» и/или «имперский» поворот власти. «Старые» левые уверены, что речь идет о «коммунистическом постскриптуме» Путина. Обыватель блаженно возвращается в солнечную грезу об «Артеке» и «всесоюзной здравнице».

Если же ограничиться ожидавшим почти четверть века востребованности своей суверенности и готовым к своей инструментальной роли мнением населения самого Крыма, то здесь преобладают носители российской мифологии, желавшие воссоединится с мифическим же образом метрополии, за исключением значительной части крымских татар и этнических украинцев. Долгое время и из Киева, и из Москвы крымчанам с практически одинаковой силой убедительности говорили «нельзя», но когда этот апофатический тандем распался, большинство высказались за отсоединение от Украины. Пойти по этому же суверенному пути выразили желание и большинство жителей (само)про­­воз­гла­шенных Донецкой и Луганской Народных Республик. Однако их суверенность оказалась еще более инструментальной в общем проекте (или всё же политической утопии?) «Новороссия».

Российские политики оправдывают присоединение Крыма предвосхищающим нежеланием увидеть здесь «второй Донбасс». Украинские политики оправдывают жесткие меры «антитеррористической операции» нежеланием превращения Донбасса во «второй Крым». Политологи и политтехнологи, с одной стороны, сводят роли Крыма и Донбасса к промежуточным этапам осуществления проекта «Новороссия» как альтернативной Украины Русского мира, а с другой – видят в Новороссии лишь дымовую завесу для закрепления Крыма, одним из способов которого стало размещение беженцев из Донбасса именно в Крыму. Сообщается о случаях конфликтов насчет места расселения: «Мы думали, что будем жить у моря»…

Согласно проведенной украинскими наблюдателями дифференциации, Донбасс – это продукт не российской, как Крым, а уже советской мифологии. Он заселен людьми советской закалки, которых принято обозначать обидным словом «совки». В советское время эти люди, в отличие от крымских пенсионеров и квартиросдатчиков, были привилегированной кастой, несмотря на то что в массе своей это низкоквалифицированная рабочая сила. Нигде больше низкоквалифицированных работников не баловали такими зар­платами и такими почестями, как на советском Донбассе. В те времена крымская молодежь охотно ехала на Донбасс в не всегда оправдывавшейся надежде на высокие заработки.

«Остров Крым» – продукт скорее мифологии антисоветской. Одноименный роман Аксёнова 1-го находился на столах не лишенных революционных устремлений «внутренней геополитики» (определение Вадима Цымбурского) творцов Республика Крым, как «Вертер» – в ранцах солдат Наполеона. Нынешний реальный новорусский Крым Аксёнова 2-го стал фактором консервации нынешнего государственного устройства России. Проект «Новороссия» приобретает не только геополитическое, но и всё более непредсказуемое социальное измерение. Он теперь, по словам публициста Андрея Иванова, предполагает не только создание некоего территориального образования, где русский язык получит статус государственного, но и формирование государства с более справедливым социальным устройством. «Земля, ее недра, а также крупные промышленные и финансовые активы, созданные трудом народа, будут являться достоянием народа Новороссии и не могут находиться в частной собственности. <…> Деньги не товар, а лишь его меновый эквивалент. Ссудный процент – это метод закабаления предприятия и средство для несправедливого перераспределения ресурсов в пользу ростовщика (банка)», – определяет контуры социального устройства Новороссии один из ее лидеров Павел Губарев. Руководством Донецкой Народной Республики принято решение назначить надбавки к пенсиям, стипендиям и зар­платам бюджетников. В то время как на Украине с 1 июля ожидается повышение стоимости коммунальных услуг на 70–100 процентов, в ДНР решено заморозить их на уровне 2013 года. Новороссия может стать не только и не столько геополитическим ориентиром для российских граждан, а фактором пробуждения «русской весны» ненационалистического характера. Но присоединение такого социального качества вряд ли по душе российской олигархии. Не отсюда ли официальный переход от поддержки ополченцев к упору на мирные переговоры? Многочисленные сопоставления российско-украинских отношений с началом Первой и Второй мировых войн уже проделаны (особенно по части «аншлюса Крыма»), но ситуация напоминает скорее незапланированный эпизод Франко-прусской войны 1870 года, связанный не только с аннексией Эльзаса и Лотарингии, но и с Парижской Коммуной, или даже Прутский поход 1711 года, если учесть еще один реальный новороссийский анклав – Приднестровье. В то же время член украинской «Организации марксистов» Виктор Шапинив в статье «Донбасс – это Вьетнам сегодня», несмотря на волну милитаристских порывов текущего (пост)Майдана, ожидает мощное антивоенное молодежное движение в Киеве и западней от него, сопоставимое с весной 1968 года в Западной Европе.

Агамбен пишет: «“Юридически пустое” пространство чрезвычайного положения <…> прерывает свои пространственно-временные границы и, выйдя за их пределы, стремится отныне стать всеобщим, совпасть с нормальным порядком». По мнению Андрея Иванова, Новороссия – это уже свершившийся факт, что по-своему, кстати, понимает и днепропетровский олигарх Игорь Коломойский, контролирующий уже не только Днепропетровскую, но и Запорожскую, Херсонскую, отчасти Николаевскую и Одесскую области. Он хочет иметь то же самое территориальное образование, но под своим личным контролем и с иным направлением социальных трансформаций. Все революции обычно переформатируются.

Итак, Крым болеет за Донбасс, Донбасс надеется оздоровиться руками Москвы Крымом. «Вежливо» начавшаяся в Крыму Первая мировая местечковая война – позволим себе островную метафорическую вольность – может привести к необратимым социальным изменениям, а может просто запутаться в энергетических обходных (северном и южном) «потоках». Бродит меж «потоков», не в силах долететь до середины Днепра, призрак новороссизма.