Илья Репин. Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в честь столетнего юбилея. 1904
К концу империи знать вырождается. Власть начинает восприниматься
как узурпированная и утратившая свою сакральность. Империя всегда
величественна, могущественна, впечатляет своим размахом,
но неизменно терпит крах.
Самым значительным стимулом, оказывающим содействие их развитию, является «стимул страдания», формулирующийся как представление о том, что неблагоприятные обстоятельства («вызовы» Тойнби) способствуют росту. И наоборот: удобные географические и климатические обстоятельства оказываются не только не способствующими развитию, но в известной мере ему препятствующими. Подобная констатация не является призывом к искусственному созданию трудных условий существования, но говорит о том, что все значительное в истории выковывалось в ходе осуществления стратегии «иосифлянства» – за счет устроения человеком не только окружающего мира, но в первую очередь самого себя. Стратегии же прогрессизма и хилиазма, напротив, приводят к регрессу и деградации. При этом «стимул страдания» сопутствует не только процессу роста, но и разложению. В одном случае он инициирует развитие, тогда как в другом случае способствует регрессу.
Все когда-либо существовавшие цивилизации проходили обычно через три периода развития. Хотя эта схема открыта в сторону увеличения количества периодов развития, которые, однако, носят уже подчиненный характер, а потому именуются тактами. Так, третий период – период смешения – имеет три такта – имперский, либеральный и цезарианский.
За спадом, который начинается в момент надлома цивилизации (в России это опричнина, а затем и Смутное время), следует оживление, совпадающее с основанием империи (первый такт третьего периода). Акценты с внутренних процессов переносятся на внешние (включая культурное, военное и хозяйственное завоевания). К концу империи знать вырождается. Власть начинает восприниматься как узурпированная и утратившая свою сакральность. Империя всегда величественна, могущественна, впечатляет своим размахом, но неизменно терпит крах.
На смену имперскости приходит либеральность (второй такт), которая представляет собой попытку возврата от внешнего расширения к внутреннему совершенствованию. Однако трагедия этой попытки заложена в изначальном ее основании – выделении из общего контекста понятия «свобода». Понятия, воспринятого как освобождение от традиции, дисциплины и иерархии. Там, где раньше была величественность, нарождается идеал усредненности, который, будучи доведенным до предельной точки, вызывает к жизни цезаризм (третий такт), наследующий жесткое внешнее оформление империи и нетрадиционную сущность либерализма. Это обратная перспектива традиции: цивилизация заканчивается искажением всего того, что характеризовало ее зарождение и расцвет, – пародией на духовность, пародией на культуру, пародией на государственность.
Воспользовавшись законами развития, выявленными основателями цивилизационного подхода, следует обратиться к периодизации русской истории. Русский расцвет начинается во второй половине XV века, в период закрепления церковной и государственной самостоятельности Руси, после Ферраро-Флорентийской унии и захвата Константинополя, которые дали право России окончательно принять на себя византийское наследие.
Окончание периода расцвета приходится на время церковного раскола, противостояния основных течений общественной мысли середины XVII века – грекофилов, староверов и латинян. И хотя остатки цветущей сложности еще наблюдаются при первых Романовых, тем не менее это уже рудименты традиционной Руси.
Для характеристики русской цветущей сложности принципиально важна идея Третьего Рима, которая естественна и органична в силу одновременности исторического бытия Византии и России. Эта естественность может быть продемонстрирована на примере того, как происходила русская рефлексия: сначала греки стали именовать Москву «царствующим градом», а русского великого князя «царем», а затем уже и Россия признала свой высокий статус.
При этом важно понимать, что самобытность русской цивилизации определяется не тем, что она наследовала Византии. Напротив, возможность говорить о византийском наследии возникла лишь тогда, когда Россия стала самобытной духовной, культурной и государственной единицей истории – таким историческим типом, который одновременно прочувствовал свою вселенскость и свою инаковость (полностью в духе историософии Леонтьева и Данилевского: лишь та цивилизация обретает мировое значение, которая имеет значение собственно-национальное).
Конкретно-историческое наполнение русского расцвета богато содержанием. Стоглав, ставший кульминацией симфонии Церкви и царства, соборное прославление русских святых зафиксировали духовную составляющую, а Домострой – семейно-культурную. Наибольшее число актов было посвящено устроению государства – это Степенная и Царственная книги, Лицевой свод, Сводная Кормчая и Судебник 1497 года. Идеи симфонии и иерархии были выражены также во многих других произведениях культуры того времени.