Николай Леонов:
«Надо убедить нацию, что она ещё на многое способна»
Беседа с доктором исторических наук, генерал-лейтенантом в отставке
– Николай Сергеевич, вы не раз говорили, что нашей стране, при всей её громадности и своеобразии, нужна только твёрдая единоличная власть. Мы видим подтверждения тому во всей российской истории – и при царях, и при генсеках… С одним из них, Юрием Владимировичем Андроповым, вы непосредственно работали. В своих книгах вы даёте ёмкие, нелицеприятные характеристики правителям России ХХ века. Меняются ли с годами ваши оценки?
– Наверное, если мы будем менять свои мнения относительно исторических деятелей слишком часто, то это будет, прежде всего, демонстрировать либо нашу слабую подготовленность, либо, как говорится, наше желание держать нос по ветру. Сформировавшиеся взгляды, как правило, остаются стабильными. Разумеется, бывают какие-то модификации в связи с открывающимися новыми фактами.
Первое, что хотелось бы повторить: Россия, при всей её разнообразности (национальной, территориальной, какой угодно), конечно же нуждается в крепкой централизованной власти. В этом случае вполне можно поступиться даже некоторыми демократическими правами в интересах цельности и сплоченности государства. Какие-то внутренние тормоза можно отпустить в момент, когда будет достигнута консолидация государства. А вот достичь консолидации – гораздо сложнее… Думаю, нам сегодня предстоит ещё очень многое сделать для того, чтобы государство стало по-настоящему единым, консолидированным.
Любое государство, которое строится на основах безбрежной федерализации, неизбежно закладывает под себя мину длительного действия. Практика 1991 года показала: мы разорвались, как граната Ф-1, на все свои республики, потому что была заложена эта мина под фундамент государства – право выхода. США такой возможности своим штатам не дают, а ведь их государство считается федеративным. Но это нормальная федерализация, т.е. разделение управленческих функций. А мы, когда начинаем заниматься федерализацией, предполагаем гораздо более глубокие автономные права, тенденции для тех или иных субъектов федерации, что всегда ставит под угрозу единство. Поэтому возвращение к традиционной для Российской империи политике – не разделять страну по национальному признаку, а делить на административные округа – я считаю более перспективной. Но чтобы к этому прийти – требуется время.
Сталин, которого мы никогда забыть не сможем, как бы ни пытались, потерпел первое своё тяжёлое поражение, когда занимался национальной политикой. Ведь он хотел создать, по существу, унитарное государство, грубо говоря, с культурной автономией для тех национальных окраин, которые стали потом союзными республиками. В 1921 году он был председателем комиссии Политбюро по этому вопросу, и все его материалы и доклады были выдержаны именно в таком духе. Но он встретил сопротивление двух делегаций, которые до сих пор причиняют нам головную боль – это украинская и грузинская. Это были самые отъявленные сепаратисты того времени! Борьба шла нешуточная. Права Украины отстаивала делегация в составе двух человек: Фрунзе Михаил Васильевич, молдаванин по национальности, и болгарин Раковский. Вот эти два «украинца» отстаивали максимальную политическую автономию Украины. То же самое и с Грузией. Они втянули в это дело Каменева, и ходили к Ленину, уже тяжело больному, и привезли от него решение, что надо создавать союзные республики по тому самому принципу, по которому мы потом их создали. Об этом пишет историк Юрий Жуков в своей книге «Первое поражение Сталина». Выходит, не зря Раковского расстреляли во время репрессий – было за что! Будучи иностранцем, участвовал в государственном переустройстве России…
Хочу еще раз подчеркнуть: государство должно быть унитарным при федеральном распределении естественных административных функций между регионами.
– Это, несомненно, один из главных уроков ХХ века.
– Все государства, построенные по принципу национальной автономии, рассыпались. Возьмите Югославию, федеративную республику – вся раздроблена. А Чехословакия – уж страна-то с гулькин нос, а всё-таки разделилась на Чехию и Словакию. А вот болгары, точнее, их тогдашний лидер Тодор Живков, несмотря на всё давление со стороны Москвы дать федеральное устройство для турок (там такое же могло бы организоваться государство), отказался это сделать. И Чаушеску отказался устроить в Трансильвании венгерскую автономию. В итоге и Румыния, и Болгария сохранились в том виде, в котором пребывают и поныне. Уроков несть числа, только надо уметь извлекать из них пользу и делать правильные исторические и политические выводы.
Что касается наших вождей, то о Сталине сейчас говорить не будем, потому что это фигура невероятно сложная. Тут можно вести речь и о великих заслугах и не менее великих прегрешениях…
– В этом вопросе особенно явно виден эмоциональный, поверхностный, увы, подход большинства людей к истории. В годы «перестройки» массы легко были захвачены мутной волной «антисталинизма». Доминировал в восприятии образ кровавого безумца на троне, в СМИ подавались на порядок завышенные цифры заключенных и расстрелянных... Прошло время, и люди, сравнивая, вспомнили и другие черты той эпохи: Великая победа, великая держава, которая могла на равных с кем угодно отстаивать свои права. Даже репрессии вспоминаются уже в том плане, что могла тогда и верхушка пострадать, при Сталине завороваться-то трудно было. Появилась мощная волна рьяных поклонников Сталина, уже напрочь отрицающих тяжелые последствия раскулачивания, беззакония, «Ленинградского дела» по устранению русских руководящих кадров. То есть, опять слишком много эмоций. Историк Владимир Кузнечевский свою недавно вышедшую книгу «Сталин: как это было? Феномен XX века» открывает такими словами: «Более чем тридцатилетнее знакомство с большей частью литературы о Сталине привело меня к парадоксальному выводу: все, что написано об этом человеке в России и за рубежом, – все правильно, и негативное, и позитивное. Это был действительно выдающийся государственный и политический деятель национального и мирового масштаба…».
Поэтому действительно о Сталине можно говорить без конца, и у каждого будет своя собственная точка зрения. Однако трудно оспорить то, что у этого человека стержнем в жизни было всё-таки служение государству.
– Этого нельзя отрицать. И когда он умер, описание его имущества заняло одну страничку в школьной тетради. Никаких счетов в банках, ювелирных изделий и личных дворцов. Все резиденции были государственными, все подарки, направляемые ему со всего света, остались в фондах музеев.
Он всё подчинял интересам государства, поэтому великие и злодейские дела совершались с одной целью – сделать государство сильным. А всякий другой политик, который старается поглубже залезть в государственный карман – это уже не политик.
Конечно, отдавая должное Сталину, не нужно делать из него икону. Мы должны всегда исходит из реального, что было сделано. Как в бухгалтерской книге: дебет и кредит. А Господь Бог будет нас всех судить, когда мы уйдём в лучший мир…
После Сталина все наши деятели были, в той или иной степени, подвержены такой болезни, как политическое малокровие… Хрущёв, наверное, был последним, кто ставил перед страной стратегические задачи, не всегда выполнимые, залихватские, вроде того, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», или – что «мы вас закопаем» (говоря о Соединённых Штатах и капитализме как о системе). Перехлёсты были, конечно, чудовищные.