ШПИГЕЛЬ: Во всяком случае, в первом квартале греческая экономика возобновила рост.
Кругман: Возможно, Греция снова стала чуть более конкурентоспособной. Но подумайте вот о чем: сколько времени уйдет на корректировку? Пока же безработица растет, привычная жизнь рушится, сбережения проедаются.
ШПИГЕЛЬ: То есть вы советуете странам Еврогруппы идти другим путем и вызволять себя из кризиса за счет потребительской активности?
Кругман: Кроме немцев, этого не может никто. Я не хочу, чтобы Испания вдруг бросилась претворять в жизнь кейнсианскую политику стимулирования спроса. Для таких стран, как Испания, это неподъемные расходы. У них есть только один выбор: как-то экономить — или выходить из зоны евро. Реальные решения могут приниматься только во Франкфурте и в Берлине.
ШПИГЕЛЬ: Тогда что следовало бы предпринять ЕЦБ и правительству Германии?
Кругман: В первую очередь нужно, чтобы Берлин дозволил ЕЦБ не зацикливаться в такой степени на борьбе с инфляцией. 3—4% в ближайшие пять лет — это приемлемо. Вместо того чтобы при малейших признаках роста цен на сырье поднимать учетную ставку, ЕЦБ должен снизить ее и в неограниченном объеме предоставлять средства как банкам, так и правительствам.
ШПИГЕЛЬ: А правительству ФРГ…
Кругман: …нельзя маниакально сокращать расходы, что только усилит давление. Но с тем же успехом я мог бы заявить, что хочу пони, поскольку этого все равно не произойдет.
ШПИГЕЛЬ: Что, возможно, неплохо. С временным ростом инфляции до 4% можно смириться. Но как в таком случае гарантировать, что цены не повысятся на 7—8% и больше? Инфляционные ожидания уже будут заложены.
Кругман: Это нетрудно. Нужно будет просто вовремя поднять учетную ставку. Принято считать, что взрывной рост инфляции начинается ни с того ни с сего. Но это не так. Примеры гиперинфляции в истории имели совсем другие причины: правительства, оставшись без источников доходов, запускали печатный станок.
ШПИГЕЛЬ: Если инфляция настолько безобидна, как вы утверждаете, то почему ее все так боятся?
Кругман: Во-первых, эмиссионные банки слишком сильно идентифицируют себя через борьбу с инфляцией. Они считают своей задачей не просто убрать со стола кружки с крюшоном, когда вечеринка начнет выходить из-под контроля, а сделать это еще до того, как такое станет возможным. А во-вторых, в Германии существует очень своеобразное, искаженное восприятие истории. Все вспоминают о 1923 годе, Веймарской республике, гиперинфляции. Но никто не помнит о 1932 годе — рейхсканцлере Брюнинге, Великой депрессии и массовой безработице.
ШПИГЕЛЬ: Америка уже больше десяти лет проводит достаточно мягкую, отчасти инфляционную политику. Но проблему долгов пока что решить не удалось.
Кругман: Проблемы Соединенных Штатов связаны не с государственным долгом, а с долгами частного сектора. Кроме того, я не согласен, что американская монетарная политика была более инфляционной, чем европейская. Во всяком случае, инфляция и там, и здесь оставалась одинаково низкой.
ШПИГЕЛЬ: Вы полагаете, что в Европе необходимо вмешательство прежде всего ЕЦБ, в то время как в США стимулировать рост должно правительство?
Кругман: Если бы существовало общее европейское правительство, то я бы и в Европе призывал к проведению экспансионистской бюджетной политики. Но проблема в том, что в еврозоне есть единая валюта, но нет единого правительства.
ШПИГЕЛЬ: В таком случае насколько серьезные конъюнктурные вливания необходимы Европе?
Кругман: В этом отношении потребности Америки и Европы более-менее сопоставимы. По обе стороны Атлантики конъюнктурная программа стоимостью $300 млрд может обеспечить дополнительный рост ВВП на 2%.
ШПИГЕЛЬ: Программы стимулирования роста, обсуждаемые сегодня в Евросоюзе, могут дать желанный эффект?
Кругман: У меня такое впечатление, что здесь пытаются при помощи водяных пистолетов расправиться с носорогом. Это смешно.
ШПИГЕЛЬ: Нам не кажется, что американская программа по стимулированию роста стоимостью $800 млрд действительно что-то дала.
Кругман: Эта цифра на самом деле не столь велика, как кажется. Она охватывает три года и включает в себя потери от снижения налогов, решения о чем принимались ранее, а также повышение расходов на медицинское страхование и страхование на случай потери работы — меры, принятые не для оздоровления конъюнктуры, а под давлением кризиса. Поэтому если вы хотите узнать, почему американская конъюнктурная программа не дала более ощутимых результатов, то я вам отвечу: ее попросту не было.