Из СССР в Россию и обратно
Виталий Третьяков
Воспоминания
Фрагмент из выходящего в июне в издательстве «Ладомир» второго тома воспоминаний: Третьяков В.Т. Из СССР в Россию и обратно: Воспоминания. Книга первая. Детство и отрочество. Часть вторая. Княжекозловский переулок (1964–1968). Часть третья. Пионерский лагерь. Беглый лексикон 50-х и 60-х годов XX века.
Источник: альманах «Развитие и экономика», №10, июнь 2014, стр. 206
Виталий Товиевич Третьяков – декан Высшей школы телевидения МГУ имени М.В. Ломоносова
Вопросы языкознания
Тот, кто читал мою первую, вышедшую в 2013 году, книгу «Из СССР в Россию и обратно», возможно, помнит, что я собирался написать главу под вышеозначенным названием в ней. Но не сподобили меня боги мемуаристики и лингвистики сделать это там.
Во второй книге я, конечно, даже если и вопреки воле этих богов, не могу этого не сделать.
Сегодняшние наши языки и говоры – разговорный, медийный и даже печатный литературный – приводят меня в ужас. По-моему, уже сформировался и стал доминирующим во всей сфере бытования язык, который я называю вульгарный русский. Это язык, противостоящий и классическому русскому литературному языку, и разного вида региональным русским говорам, и профессиональным и групповым жаргонам, включая блатную феню. Подробнее на сей счёт я высказываюсь в своей «Теории телевидения», которая должна выйти в свет в конце 2014 года. Сейчас же и здесь – мои беглые и отрывочные заметки по поводу вульгарного русского, символом которого является постоянно звучащее сегодня из уст не только мелкотравчатой попсы и эстрадно-телевизионных выходцев из Ростова-на-Дону и малороссийских сёл и местечек, но и персон министерского и выше уровня, а самое преступное – из уст лиц, носящих звание народных артистов и даже артисток России и СССР – «Я просто обалдел!» или «Я просто обалдела!»
Уверен, что мхатовские старики и старухи, а равно корифеи и корифейки Малого театра, пусть земля им будет пухом, а советские учебники русского языка усладой, слыша это (а как могут не слышать? – из каждого телеприёмника несётся ежеминутно), переворачиваются в гробах и матерятся в своих могилах на Новодевичьем и Ваганьковском кладбищах…
Расхожее сейчас, причём и в языке вполне взрослых и образованных людей, слово «фотки» я впервые услышал летом 1972 года в деревне Петровка Целиноградской области Казахской Советской Социалистической Республики от подростков-школьников, помогавших нам, студентам-целинникам из стройотряда факультета журналистики МГУ, строить местную школу.
Это слово тогда почему-то сразу резануло мне слух. Я подумал: всё-таки есть различия между столичной интеллигенцией и простыми жителями дальней окраины страны.
За сорок лет примитивное словцо из лексикона малообразованных провинциальных пареньков не только распространилось по всей стране, но и угнездилось в языке цвета её интеллигенции.
Слово «красавчик» я впервые услышал из уст молодого и весёлого инженера-армянина Гены из Баку, с которым нас свела судьба в Москве в самом начале 80-х годов. Я тогда ещё подсмеивался над этим и другими подобными (но запомнил только это) словечками человека с высшим образованием, но из восточной провинции Большой России, при каждой нашей встрече говорившего мне: «Ну ты красавчик, Виталий!»
Не внешний облик мой он хвалил. Это была его обобщенная положительная (даже восхищенная) оценка меня. Причём такая, что всякий раз, когда я её слышал, она не столько меня умиляла, сколько раздражала – именно лексически.
Теперь эпитетом «красавчик» награждают друг друга сливки сливок московской богемы, творческого криминалитета и даже гуманитарной интеллигенции.
«Кушаю» – так (применительно к себе: «Я кушаю») во времена моей молодости говорили только в деревнях, причём, как правило, на Юге России. Там же самую большую комнату – что в городской квартире, что в сельском доме, – которую в Москве называли гостиной, именовали «зала».
Сейчас «кушать» вместо «есть» и «зала» вместо «большая комната» или «гостиная» я слышу от тех, которые и называют, и считают себя москвичами.
Порча русского литературного языка за последние десятилетия, но особенно, конечно, за последние (с конца 80-х годов) двадцать пять лет, произошла страшная. По моим ощущениям – катастрофическая.
В американском боевике постаревший полицейский, отказываясь от какого-то рискованного предприятия, говорит голосом русского актёра, который его озвучивает: «Я не хочу перед пенсией отправиться в тмутаракань!»
Для меня это звучит дико – в буквальном смысле этого слова. И не только потому что, уверен, ни один полицейский США понятия не имеет о таком месте в мире, которое называлось Тмутаракань. Может быть, вообще только сотни две американских славистов из всех граждан США знают это слово. Вставленная в речь американского полицейского авторами русского текста этого фильма «тмутаракань» означает для меня абсолютную потерю формально образованными людьми чувства и понимания родного языка.
В телесериале об Анне Герман (2012 года выпуска) кто-то из героев называет войну войнушкой! Да не было в наше время такого слова. Вообще!
В того же года выпуска телефильме об Отечественной войне 1812 года то ли солдат, то ли даже офицер перед Бородинским сражением говорит своему товарищу: «Дырку от бублика получит Наполеон, а не Москву!»
Я понимаю, что капитан Жеглов в исполнении Владимира Высоцкого обладает притягательностью, почти равной Чапаю из анекдотов. Но не до такой же степени, чтобы переносить его фразы аж на полтора века назад…
Имеет место быть… Это выражение-плеоназм сочинено столичными интеллигентами в 70-е годы во время пьяных застолий, в которых политическое брюзжание перемежалось, если настроение было получше, а выпито было побольше, ироническими словесными играми. Именно на таких застольях родились и «морда лица», и «шутка юмора», и это ныне звучащее из уст официальных лиц и по всем внешним признакам интеллигентных людей (и даже интеллектуалов), но уже без всякой иронии, без всякой игры, без всякой пародийности, а сурьёзно и потому особенно ужасное «имеет место быть».
Да, в 70-е годы мы любили, иронизируя над простыми работягами и отчасти над собой, сказануть: «Ну что? Выпьем из горлá?» А теперь так говорят все и всегда. Возможно, за исключением только работяг.
Но «из горлá», судя по всему, хоть превратилось в устойчивое выражение, используемое только ситуативно – когда действительно приходится пить из горлышка бутылки. А «искрá»?
Во времена моей молодости так говорили только шофёры и автослесари. Известное: «Искрá в землю ушла». Интеллигенты – только тогда, когда пересказывали, как ремонтировали их «Жигули» в автосервисе, или в разговоре с этими самыми шофёрами (но не шоферáми) и автослесарями (но не автослесарЯми).
А теперь так говорят все! Великовозрастные интеллигенты и студенты гуманитарных факультетов университетов.
Когда я слышу «искрá», вылетающее из якобы интеллигентных гуманитарных уст, я всякий раз думаю: а как они теперь читают (если читают) знаменитое: «Из искры возгорится пламя»? Бог весть…
Да, ещё в первой книге я обещал посвятить отдельную главу речи того времени, но не выполнил обещания. Я помню что я начинал с нуля, ну почти с нуля, я начинал с настолько смешной и маленькой суммы что кто-то подумает что это просто ноль, а теперь у меня что? Теперь у меня есть свой бизнес, теперь у меня крутая тачка и всё это я заработал благодаря сайту бетвиннер.vip многие мне не верили сначала но я показал им переводы на карту с онлайн букмекерской конторы бетвиннер и тогда они сами начали делать ставки тут, на ставках очень легко поднятся и я советую людям которые хотят быстрых денег именно тут делать свои ставки - обещаю вам понравится Сейчас настала пора это сделать. Более того, этого нельзя не сделать, так как без особенностей языка того или иного времени нет ни духа, ни вкуса этого времени. Пожалуй, и сути времени без его языка не поймёшь.
Разумеется, мои воспоминания в этом смысле очень поверхностны – я фиксирую, во-первых, речь той среды, в которой я жил и учился. Во-вторых, настолько, насколько я всё это помню и способен отделить прошлое от настоящего, а более отдалённое прошлое от менее отдалённого. И тем не менее – без языка никак нельзя…
Сначала несколько общих наблюдений, основывающихся на воспоминаниях.
С определённого возраста все, конечно, знали мат. Но при этом строжайше и в первую очередь не из-за страха наказания соблюдались следующие нормы. Взрослые, как правило, не ругались матом при детях. Тем более это относилось к родителям их собственных детей.