Самые перспективные направления в бизнесе Я смотрю на мир с точки зрения «безопасника». Я вижу очень интересные, «вкусные» модели сценария развития. Если же смотреть шире, то мне очень нравится идея, которая, к сожалению, в центральной части России невозможна из-за климата. Это переход к альтернативным источникам энергии: ветряки, электрические станции, солнечные батареи и все прочее. Мне очень нравятся идеи автоматических транспортных систем. У меня билетик на ту штуку, которая разбилась [показывает на стоящую на шкафу модель космического корабля Virgin Galactic]. У меня №275. Но про космос говорить пока рано. Он [Ричард Бренсон] же эту штуку зачем делает? Чтобы из Лондона летать в Сидней, условно говоря. До этого пока далеко. Поэтому наиболее «вкусными» мне кажутся смарт-энергетика и автоматизированные транспортные системы. Но я смотрю на эти вещи с точки зрения «безопасника»: как их будут атаковать, какой может быть возможный ущерб от хулиганских атак, от криминальных атак, а может быть, от кибертерроризма. К сожалению, все те системы, которые сейчас делаются, уязвимы. Они проектируются, как мне кажется, без нужной степени паранойи. Когда проектируются такие вещи, всегда нужно [с самого начала] думать, что их будут атаковать. Сейчас же сначала проектируют систему, и только потом говорят: «А теперь давайте порешаем, как ее будем защищать». Потом будет сильно дороже.

 

«Мы нигде не почувствовали серьезной враждебности, даже на Украине»

– Вы рассказывали, что сейчас занимаетесь международными проектами. Влияет ли на ваш бизнес то, что разработку вы ведете в России? На вас косо не смотрят?

– Нет.

– Вообще никак?

– Крайне редко. У нас было несколько случаев, когда задерживалось подписание контрактов. Но это было в самый разгар кризиса 2008 года, а потом прошло. Гораздо больше мы ощущаем, что евро к доллару просел. Мы считаем выручку в долларах, а главный рынок для нас – это Европа, и конкретно Германия и Франция.

– С другой стороны, у вас расходы вообще в рублях, а рубль просел.

– На самом деле у нас расходы везде и во всех валютах. Разработка – это примерно треть компании.

– А в расходах?

– Это я вам не скажу. Даже если бы знал, не сказал бы.

– То есть вы говорите, что снижение рубля для вас не самый важный фактор?

– Лучше бы он был стабилен. В условиях стабильности любой бизнес работает увереннее. А в остальном на нас это никак не сказывается. У нас есть клиенты и партнеры во всех странах, и мы нигде не почувствовали серьезной враждебности, даже на Украине.

– В последнее время, если посмотреть громкие утечки этого года, везде упоминаются русские хакеры...

– На самом деле, когда говорят «русская атака», иногда это слишком политизировано: иногда это не русская, а русскоязычная атака. Это может быть Прибалтика или Украина. Может быть Нью-Йорк. Если говорить про языки, на которых пишутся все сложные атаки (мы можем это определить, потому что в кодах бывают текстовые комментарии), включая шпионские атаки, то рейтинг будет такой: английский родной, английский неродной, китайский, русский, реже испанский. То есть главный язык – английский.

– Это с учетом индийцев, видимо?

– Удивительно, но индийцев практически нет. Из Китая прет по полной программе, а из Индии – очень немного. Бывает и так, что невозможно определить: сделано так, что ни одной строчки, ни одной буквы, за которую зацепиться, нет.

Вообще атака такого рода может быть очень болезненной, и часто понять, кто за ней стоит, практически невозможно. На Давосском форуме два года назад президент Saudi Aramco [национальная нефтяная компания Саудовской Аравии] сказал: «Мы не понимаем, как сильно мы зависим от компьютерных систем, до катастрофы. А катастрофа – это как тело без кислорода в крови».

Несколько лет назад в результате атаки у Saudi Aramco потерли все данные на 30 тыс. компьютеров, серверы, бэкапы – они потеряли вообще все. Встали все бизнес-процессы. Компания не работала две недели. Нефть качали, корабли стояли, баки заполнялись, а что с этой нефтью делать дальше, было непонятно. Троян, который это сделал, был на самом деле не очень сложный. Не то что совсем примитивный, но средненький. В нем была надпись «Арабский залив», и мнения [о том, кто его автор] разделились на две половины. Сказали: «Это же, конечно, арабы в отместку, персы никогда не назовут Персидский залив Арабским». Другие говорят: «Персы это специально сделали для того, чтобы копали в другую сторону». Мнения разделились. Но никаких других зацепок, кроме этой фразы, у нас нет.

«Если вдруг появится нечто такое, что возьмет и сразу бабахнет по миллионам, – это может поменять весь мир»

– Вы говорили, что Билл Гейтс создал комфортную для вас экосистему. Очевидно, что Microsoft сейчас сдает позиции и мир делится на две части – Apple и Android. Насколько вам комфортно в этом мире?

– С Google работать гораздо комфортнее, чем с Apple. Я думаю, что в длительной перспективе, если Apple не поменяет свою политику, скорее всего, его ждет примерно то же, что произошло с персональными компьютерами. Его доля снизится до нескольких процентов, а доминировать на рынке будут открытые операционные системы, которые будут поддерживать разработчиков, а не создавать им проблемы. Четыре года назад, в 2010 году, я поспорил с моим ближайшим другом на то, что через пять лет, в 2015 году, Android займет 80% рынка, Apple – 10%, остальные операционные системы – 10%. Он говорил: «Ты что? Айфон был, есть и будет». Что произошло? Сейчас Android – 80% с лишним, Apple – 16%. То есть я с 10% немножко не угадал. Но я выиграл.

Пользовательская операционная система должна быть открытой, для того чтобы как можно больше компаний делали продукты на этой платформе. Для этого их нужно поддерживать, им нужно помогать, подбадривать. Google этим занимается. У Apple другая позиция: они все зажимают и хотят контролировать все. В таких условиях размножаться сложнее.

– С другой стороны, закрытые [исходные коды] должны быть более безопасными с точки зрения вредоносных программ?

– На самом деле открытость исходников на безопасность влияет несильно. Если в открытом исходнике есть дыра, то весь вопрос в том, кто первый ее увидит: если хорошие ребята – дыру закроют, если плохие – они будут ее использовать.