Секция IV
Культура и культуры в эпоху интернета
К.Э. Разлогов
Источник: альманах «Развитие и экономика», №1, сентябрь 2011, стр. 143
Кирилл Эмильевич Разлогов – доктор искусствоведения, директор Института культурологии РАН.
Когда мы рассматриваем современную ситуацию в культуре, которая во многом развивается под воздействием новых электронных средств коммуникации, мы видим, что наше представление о культуре перестает соответствовать этой новой ситуации. Традиционное представление о культуре представляет культуру в форме своеобразной пирамиды, на вершине которой находятся в идеале Господь Бог, далее священники, пишущие священные тексты, далее группа университетских профессоров, которые интерпретируют эти тексты и передают их следующим поколениям, и так далее до основания пирамиды, где находится наименее культурная часть аудитории. За пределами пирамиды находится наибольшая часть населения Земли, которая с этой точки зрения культурной не является. Точкой отсчета для парадигмы, где культура может существовать только в единственном числе, является представление о том, что универсальной точкой отсчета является Господь Бог, но в XVIII-XIX вв. под воздействием идей Просвещения такой точкой отсчета стали нация и государство, национальная культура. И вот сейчас очень много говорят об основаниях российской национальной культуры, о том, что нужна национальная идея, нужно каким-то образом объединить тот регион, который пока еще находится в сфере политического влияния города Москвы. Еще одна точка отсчета для этой вертикали культуры – объединить сословие жрецов с сословием университетских профессоров. И в результате в XIX в. в России появляется формулировка «читающая и пишущая публика» – это, как правило, одни и те же люди. Если мы вспомним, что в середине XIX в. процент грамотных на земном шаре был около 5%, а из них могли прочесть длинный роман, наверное, всего 1%, то вот этот 1% населения находился у вершины и у основания этой пирамиды, в том числе среди читающей и пишущей публики были те, кто считался гением, и те, кто считался значительно менее весомым в культуре. Но продолжало существовать то самое вертикальное представление о культуре, когда культура одна, поэтому она наша, а те, кто не разделяет наших ценностей, идей и убеждений, являются людьми некультурными, туземцами, аборигенами, которых нужно подвергнуть то насильственной христианизации, то наоборот насильственному обращению в новую светскую религию.
Рассматривая современную ситуацию в культуре, которая во многом
развивается под воздействием новых электронных средств
коммуникации, мы видим, что наше представление о культуре
перестает соответствовать этой новой ситуации.
Современная ситуация в культуре в этом плане радикально отличается от этого. На смену вертикальным представлениям о культуре в реальной жизни (я не говорю о головах университетских профессоров) пришло представление о культуре как сфере, своеобразном шаре, который представляется то плавильным котлом, то неким бурлящим, безумным морем, и в этой сфере господствует новая точка отсчета, которая связана не с читающей и пишущей публикой, а с ее антиподом – с не читающей и не пишущей публикой, с публикой, которая делает телевизионные шоу и смотрит телевидение. Эта публика в основном воспитана на новом типе культуры, в частности культуре электронной, ибо телевидение есть одна из главных платформ электронной культуры помимо интернета, и она руководствуется совершенно иными принципами, нежели культура классическая. Я об этом уже говорил неоднократно. Мы ничего не поймем в электронной культуре, если не поймем, каким образом структурировано это новое культурное пространство.
{div width:282|float:left}{module walter-benjamin}{/div}Электроника здесь играет решающую роль. Электроника – это современная фаза того, что Вальтер Беньямин в свое время называл технической воспроизводимостью произведения искусства, которая лишает их ауры неповторимости, в результате чего они превращаются в потребительский товар. Электроника изменила всю ситуацию с момента изобретения кинематографа и фотографии. Она также влияет естественно на глобальное распространение процессов творчества. Сегодня с помощью самой простой электроники, широко распространенной (хотя мы не будем преувеличивать ее общее распространение), любой может приобщиться к творчеству. В то время как даже в сфере экранной культуры ранее поставить фильм, проявить фильм на пленку и сделать так, чтобы этот фильм можно было показывать, было уделом немногих, которые обладали средствами производства этого типа произведений.
В этом смысле электроника облегчает процессы творчества, даже по сравнению с письменным словом. Ранее надо было не только пользоваться естественным языком, но еще это записывать, т.е. быть грамотным, уметь читать и писать как минимум, что далеко не сразу, только в XX в., стало достаточно широко распространенным состоянием человечества. Сегодня ситуация становится принципиально иной. В связи с увеличением количества владельцев электронных средств коммуникации и разного рода редакторов текстов, которые распространены в электронных технологиях, количество неграмотных резко возрастает. Т.е. сегодня не нужно быть грамотным, т.к. есть редактор текстов, который скажет тебе, что ты неправильно написал. Человек сегодня не должен уметь считать, поскольку есть счетные машинки, которые считают вместо него. Это не есть критика современного человека, это описание той реальной ситуации, в которой находимся все мы и в еще большей степени наши дети.
В современном обществе сформировалось новое представление
о культуре как о сфере, в которой господствует новая точка
отсчета, связанная не с читающей и пишущей публикой, а с ее
антиподом – публикой, отдающей предпочтение телевидению и шоу.
Глобальное распространение процессов творчества, естественно, привело к возрождению эпистолярного жанра, который сегодня развивается в двух основных видах: первый вид – это электронная почта, второй – SMS-сообщения, которые, естественно, пишутся не так как писались письма в эпоху Жорж Санд. Стремительное распространение электронной телефонии привело к тому, что общение с помощью электронных SMS-сообщений становится почти всеобщим достоянием. Мобильная телефония наряду с телевидением становится некой глобальной системой общения. Изменяется сам принцип общения, согласно которому вместо традиционного типа телефонии и традиционного телеграфа, когда звонишь по стационарному телефону в определенное место, с появлением мобильных телефонов ты звонишь не в определенное место, а человеку, который может находиться в любой точке планеты. Это в корне меняет сам процесс коммуникации, уменьшает количество промежуточных звеньев, через которые ты должен проходить.
Наиболее очевидно электроника способствовала глобальному распространению продуктов творчества по самым разным каналам, начиная от того самого телевидения, но продолжая уже в сети интернет, которая все больше и больше охватывает продукты творчества в самых разных видах как традиционных, так и новейших экранных искусств, вплоть до виртуальной реальности.
Поэтому трудно переоценить роль телевидения и радиовещания в глобализации культуры. Есть общение, есть мелодии, есть тексты, есть сюжеты, которые становятся глобальным достоянием и которые составляют тот общий язык, тот общий словарь, с помощью которого люди могут общаться друг с другом независимо от того, где они находятся и даже независимо от того, на каком языке они говорят. Благодаря этому они везде существуют и охватывают в тех или иных вариантах все население земного шара, становясь частью общей глобальной массовой культуры.
Помимо глобализации культуры в западной социологии и стилистике появился своеобразный термин «глокализация», который представляет собой синтез или симбиоз с одной стороны – глобальности, а с другой стороны – локальности. «Глокальность», если ее рассматривать с позитивной точки зрения, породила англоязычный лозунг «Мыслить глобально – действовать локально», который, как многое из того, что сегодня существует в такой политизированной культурологии, создает иллюзию бесконфликтности, там где, наоборот, конфликт разрастается до невиданных масштабов. Поэтому в этой сфере, опять-таки под воздействием электронной культуры, радикально меняется соотношение между тем самым центром современного культурного развития и глобальной массовой культуры и ее периферии, т.е. всеми типами субкультур. Если традиционный взгляд на вещи продолжает сохранять представление о том, что точкой отсчета является национальная культура, по отношению к которой культуры меньшинств, проживающих в данном государстве, и есть субкультуры, и эти меньшинства в основном трактуются как меньшинства этнические, то на самом деле меньшинство и большинство в равной мере являются субкультурами по отношению к глобальной массовой культуре, и ни одно сообщество не глобально, кроме той самой глобальной массовой культуры, которая охватывает все население земного шара и является планетарной по определению.
Когда мы сегодня говорим «субкультура», мы определяем эту субкультуру не по отношению к национальной культуре и даже не по отношению к культуре просвещенной части человечества, мы определяем эту субкультуру по отношению к культуре массовой, в идеале стремящейся к глобализации. Национальная культура, как и этнические субкультуры, которые являются одним из источников современных социально-политических конфликтов, становится субкультурой по отношению к глобальной культуре.
У меня было несколько любопытных столкновений с представителями наших бывших сограждан, в частности из Прибалтики, когда я, развивая идею о различных субкультурных общностях, использовал термин «русскоязычная субкультура». Меня обвиняли в том, что я все политизирую, тяну одеяло на себя. И приходилось объяснять, что на самом деле этническая культура, национальная культура, языковая культура – это три разных типа сообществ. Есть сообщества людей, говорящих по-русски, которые распространены по всему земному шару. Есть сообщества этнических русских, которые проживают тоже не только в России. Есть гражданское сообщество граждан Российской Федерации, которое определяется гражданством. Есть территориальное сообщество людей, проживающих на территории России, где далеко не все являются гражданами Российской Федерации либо не все обязательно говорят по-русски, и далеко не для всех русский язык является основным.
Вслед за языковыми культурными общностями (естественно, язык накладывает отпечаток на культурное творчество, и на культурную идентичность, и на культурное самоопределение) существуют территориальные культурные общности, и здесь возникает то самое определение локальности. А территориальные культурные общности есть самые разные. Есть территориальные культурные общности, объединенные по региональному принципу в смысле ЮНЕСКО, где регионы большие (скажем, Ближний Восток, Восточная Азия, Европа, Африка и т.д., где есть свои общие черты), а есть общности религиозные, объединяющиеся по принципу вероисповедания (мусульманское сообщество, христианское сообщество). Внутри религиозных общностей тоже есть деление: есть протестанты, есть католицизм, есть православие, есть огромное количество разного рода христианских сект. Таким образом, религиозные общности тоже делятся на самые разные подразделения.
И по территориальному признаку есть нации и государства, которые обладают своей территорией, есть регионы внутри этих наций и государств, которые у нас на глазах меняются по самым разным причинам. Они становятся то больше, то меньше, их складывают так и эдак, избирают, не избирают и так далее, при этом территория определенного региона остается. Но остается территория как административное деление и одновременно остается территория как культурный ареал. И вот история нашей страны в этом плане дает показательные примеры: страна делилась на территориальные образования таким образом, что между территориями с единой культурной базой проходили границы, не дававшие территориям объединиться. В результате они попадали в разные военные округа, а сейчас попали в разные большие административные деления, хотя с точки зрения культуры многие территории определяются трансгранично.
Есть, естественно, социальные культурные общности, есть профессиональные культурные общности, есть демографические культурные общности, в которые, например, входят дети до 7 лет, дети от 7 до 14 лет и подростки, тинэйджеры от 13 до 20 лет, есть люди старшего возраста (старше 60 или старше 50 лет). Есть общности, объединенные по признаку сексуальной ориентации. И самое интересное – общества, которые я бы назвал транслокальными, – это общности по интересам. Об этом сказал уже Филипп Тео, но он сказал это с критической точки зрения, говоря о виртуальных сообществах. Мне же кажется, что виртуальные сообщества, которые формируются в первую очередь благодаря интернету, имеют возможность объединиться, найти друг друга благодаря интернету, и превращаются в сообщества благодаря интернету. Без интернета люди, объединенные общими интересами, но проживающие в разных странах, не могли бы установить связь друг с другом, не могли бы найти друг друга, и традиционная переписка им в этом плане ничего бы не дала. Это одно из наиболее показательных явлений в современной культурной жизни, которое в данный момент меня так интересует. Эти сообщества я бы предложил назвать транслокальными: они не являются территориально определенными, их представители могут жить в совершенно разных регионах, но при этом они не охватывают все эти регионы, они точечные – вроде представителей поклонников Мэрилин Монро или собирателей спичечных коробков, которые становятся сообществом благодаря тому, что они устанавливают контакты.
{div width:385|float:left}{module Андрей Тарковский}{/div}В заключение я могу сказать, что сейчас ведется довольно обширная дискуссия как в международных организациях, так и среди культурологов, по поводу того, что же из себя представляет культурное многообразие, хорошо это или плохо. В Европе культурное многообразие является одной из священных коров, подобно Карлу Марксу и В.И. Ленину в советский период у нас. Европейцы разве что не молятся на культурное многообразие, культурное разнообразие становится предметом разного рода исследований, публикаций и т.д. И появляется термин «мультикультурализм», который обозначает множественность культур в пределах одного государства, и является, на мой взгляд, уже архаичным, устаревшим представлением о том, каким образом функционирует современная культура. Тем более, если культурное многообразие в этом аспекте понимается в основном как многообразие этническое, и тот факт, что в Германии появились турки, во Франции алжирцы, а в Голландии индонезийцы, рассматривается как разрушение традиционного представления о нации и государстве. Франция до последнего держалась за идею, что все проживающие на территории Франции граждане Франции являются французами. И мы с удивлением читали в сносках, что Андрей Тарковский стал французом по национальности с момента своего поселения в Париже, а в нашей терминологии, естественно, французом по национальности он не стал: он принял французское гражданство. Чтобы как-то преодолеть эту однозначную трактовку мультикультурализма, появился термин «интеркультурализм», который обозначает взаимодействие между различными нациями. Этот термин тоже уже отходит в прошлое, а на его место приходит придуманный Михаилом Эпштейном – гением в изобретении новых слов – термин «транскультурализм», где именно взаимодействие разных культур, способность человека существовать в разных культурах, самому внутри себя устанавливать мосты между различными культурами, становится тем авангардом, вокруг которого должна, с его точки зрения, строиться современная культура. И это приводит к проблеме того, что называют, переводя калькой с зарубежных языков, идентичностью, или самобытностью, или индивидуальностью, или самоосознанием человека. Здесь водораздел в исследованиях и даже между исследователями на практике проходит между теми, кто считает, что исследователь должен быть представителем только одного культурного сообщества и не имеет права в той же категории переходить в другое, и теми людьми, которые считают, что ты можешь выбирать любое культурное сообщество, и молодое поколение в этом плане демонстрирует завидную последовательность, обгоняя профессоров и академиков, поскольку в последней переписи населения (о чем я узнал с удовольствием) какое-то количество молодых людей записало себя по национальности эльфами и хоббитами. Тем самым они продемонстрировали, что человек выбирает свою национальность, а вовсе не получает ее в наследство от своих родителей, от крови и почвы или от своего местожительства. И вот на этой сюрреалистической ноте я хотел бы закончить анализ электронной культуры и экранной культуры, в данном случае восходящей из книжной культуры, поскольку первоначально книга Толкиена – это все-таки книга, и лишь потом фильм, и лишь потом он был показан по телевидению и превратился в видеоигру, но, тем не менее, это единый процесс восхождения, который приводит к существенным трансформациям в культуре, которые, к сожалению, мы усматриваем уже тогда, когда они захватили культуру в целом.