Павел Новгородцев:
«Демократия не путь, а только распутье, она сама
создает проблемы и сама оказывается задачей».
Несмотря на многие недостатки, модель представительной демократии долгое время эффективно работала, обеспечивая выявление народной воли в политике. Однако сегодня – все больше признаков глубокого кризиса института представительства. Правящие элиты, получившие в свои руки мощные средства манипуляции мнением избирателей, выходят из-под контроля общества, но при этом сами оказываются в плотной сети зависимостей от неподконтрольных им сил глобализации.
Для того чтобы сохранить демократию как систему народовластия, необходимо выйти за рамки либеральной представительной модели, равно как и более демократичной модели участия. Демократия как форма политического правления должна покоиться на более широком основании демократии как «образа жизни» граждан. Такое понимание демократии было предложено в прошлом веке американским философом Джоном Дьюи, видевшем в ней «социальную идею», которая гораздо шире системы политического правления. «Ясное осознание совместной (communal) жизни во всех ее проявлениях составляет идею демократии», – подчеркивал он5. И еще более четко: «Демократия есть нечто большее, чем форма правления; в первую очередь это способ ассоциативной жизни, коммуникативно закрепленный совместный (conjoint) опыт»6.
Превращаясь в «образ жизни», демократия проникает во все поры социума и становится «питательной средой» и основой всеобщей гражданственности, которая, в свою очередь, влияет на политическое сознание и поведение людей, на институты власти и ее персональных носителей. Политики, выполняющие властные функции по профессии или по призванию, находясь постоянно в этой «среде обитания», воспринимают через нее каждодневно, а не только на выборах, запросы, стремления, оценки и волю граждан (народа).
Ключевым звеном механизма демократии и формирования общего интереса и общей воли становится публичная сфера – постоянно действующий форум общенациональных дискуссий и обсуждений, арена совместной деятельности граждан, направленной на достижение общих целей. В публичной сфере артикулируется многообразие частных интересов и мнений, из сопоставления, согласования и сопряжения которых вырастают общие интересы и цели, определяющие содержание публичной политики.
Для того чтобы сохранить демократию как систему народовластия,
необходимо выйти за рамки либеральной представительной модели,
равно как и более демократичной модели участия. Демократия как
форма политического правления должна покоиться на более широком основании
демократии как «образа жизни» граждан.
Эту разветвленную и вместе с тем целостную систему коммуникативных связей можно трактовать как зарождение по преимуществу сетевой системы политических взаимодействий. Не служит ли это симптомом исчерпания традиционной демократии, ее качественной модификации, смены самой парадигмы политического правления? В каком-то смысле возрождается возможность прямой демократии, прямого влияния постоянно размышляющего общества на процессы принятия и исполнения политических решений; происходит становление более высокой формы народовластия, при которой политическое правление погружено в широкий контекст публичной рефлексии.
Мировая практика однозначно свидетельствует о том, что единого стандарта демократии нет и не может быть в принципе. В разных культурах соотношение элементов связки «индивид-социум» оценивается по-разному: в либеральной западной традиции акцент делается на свободе личности, тогда как в большинстве восточных стран приоритет отдается социуму.
Диапазон критериев демократического образа жизни слишком широк и зависит от конкретно-исторической среды. Американский политолог Б. Барбер в этой связи пишет: «Целью тех, кто стремится к демократическому миру, должна быть не ‘демократия’ в единственном числе по американской или какой-либо другой модели, а множество ‘демократий’». Он подчеркивает, что на том же Западе существуют различные демократические практики. Если в США во главу угла ставятся индивиды и их права, то в Швейцарии «свобода коммуны всегда была превыше прав частной собственности», и «швейцарские коммунитарные политические институты… разительно отличаются от радикально индивидуалистических американских»7.
В конце концов, решающим критерием демократии является не устройство политических институтов, а то, в состоянии ли они найти и применить адекватные национальным традициям и культуре способы аккумуляции и выражения многообразия интересов и устремлений общества. А по институциональной структуре, методам деятельности, системным связям «демократии», вырастающие в разных социокультурных средах, обязательно будут различаться.
5 Dewey J. 1991. The Public and its Problems. Athens, p. 149.
6 Dewey J. 1966. Democracy and Education: An Introduction to the Philosophy of Education. N.Y., p. 87.
7 Barber B. 2003. Fear’s Empire. War, Terrorism, and Democracy. N.Y.. p. 176-177.