Средняя Азия и Закавказье после глобального кризиса
Ростислав Ищенко

Ростислав Ищенко – президент Центра системного анализа и прогнозирования

Уже несколько лет (начиная с 2008-го года) мир погружен в системный кризис, на фоне которого происходит сложный глобальный конфликт, характеризуемый экономическими, информационными войнами и локальными военными конфликтами. Эксперты и политики говорят о «сетецентрической» Третьей мировой войне (или войне нового типа, без непосредственного военного столкновения сверхдержав, но вызванной неустранимыми противоречиями между ними).

В 2012 году глобальный кризис, вызванный невозможностью для США сохранять доминирование в современном мире и нежеланием Вашингтона обеспечить плавный, безболезненный переход к многополярному миру, достиг острой фазы. В 2015 году мы переживаем кульминацию этой острой фазы кризиса. Фактически речь идет о прямом столкновении сверхдержав, которое не выливается в открытый военный конфликт между ними исключительно в связи с гарантией полного взаимного уничтожения.

Война идет в экономической, политической, дипломатической, информационной сферах. Также ведутся боевые действия на формально независимых площадках (Украина, Сирия). Особенность таких войн заключается в том, что расход ресурсов в них даже выше, чем в непосредственном горячем противостоянии (в ходе традиционных боевых действий). Отсюда возникает необходимость в максимальной концентрации всех имеющихся сил и в максимальной мобилизации всех реальных и потенциальных союзников.

При такой степени концентрации и расхода ресурсов кульминация острой фазы кризиса – открытый конфликт сверхдержав – не может продолжаться долго. Война на истощение диктует взрывную (с ростом в геометрической прогрессии) динамику расходования ресурсов. Не имея возможности уничтожать армии, враждующие стороны все активнее разрушают экономики друг друга – или пытаются это делать.

В свою очередь, это означает, что проигравший должен определиться в ближайшее время – до конца 2015 (в крайнем случае, в течение 2016-го) года. По большому счету, он уже определился. Вектор и динамика развития конфликта свидетельствуют о том, что если не случится какая-то драматическая неожиданность, из тех, которые подчас за несколько часов радикально меняют судьбы мира и нивелируют результаты многолетних усилий, поражение США неизбежно.

Вашингтон может отсрочить свою фактическую капитуляцию за счет реализации тактики выжженной земли на пространстве от Ла Манша до Донбасса. Тем самым он заодно создаст победителю проблемы в реализации победы. Но Вашингтон не может изменить результаты противостояния. Это как в сентябре 1943 года – до конца войны далеко, Гитлер еще силен, но результат уже ясен.

Первая встреча «большой тройки», на которой впервые, кроме открытия второго фронта, рассматривались и вопросы послевоенного мироустройства, состоялась в Тегеране 28 ноября – 1 декабря 1943 года. Судя по стадии, на которой находится нынешний кризис, и темпам его развития, обсуждение проблемы посткризисного мироустройства актуально и для нас.

От Европы до Китая

Ситуация в Европе и на Дальнем Востоке в целом ясна. На западном направлении России придется восстанавливать разрушенное и налаживать мирную жизнь. В лучшем случае, Москва сможет действовать совместно с изрядно ослабевшим и ужавшимся Евросоюзом (или тем, что от него останется). В худшем случае, если США смогут обеспечить полное разрушение не только Украины, но и Европы, многолетнюю работу придется выполнять самостоятельно.

На Дальнем Востоке России предстоит сложный процесс согласования интересов с Китаем, что будет отнюдь не просто, тем более что интересы Пекина давно вышли за пределы Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Китай системно наращивает свое присутствие в Африке, Латинской Америке, медленно, но верно проникает в Европу и на Ближний Восток. С поражением США в глобальном противостоянии Пекин сможет высвободить значительные ресурсы, занятые сейчас обеспечением равновесия в АТР. То есть согласовывать придется глобальный спектр проблем и интересов.

В этих условиях регионы Закавказья и Средней Азии оказываются на периферии внимания глобальных игроков. Во-первых, у них (игроков) просто не будет хватать ресурсов для проведения там активной политики, во-вторых, мощное проникновение Китая в эти регионы привело бы к неизбежной быстрой конфронтации с Россией (по аналогии с проникновением США на Украину). Это не значит, что в Средней Азии невозможно экономическое взаимодействие (или даже соперничество) Москвы и Пекина, но военно-политический контроль над данными пунктами принципиально важен для обеспечения безопасности России и не столь существенен для Пекина. То есть можно предположить, что первые посткризисные годы Россия и Китай будут воздерживаться от излишней активности в Закавказье и Средней Азии. Во-первых, будут слишком заняты в других местах, во-вторых, будут опасаться случайно спровоцировать ненужные противоречия.

Следовательно, ситуация в значительной степени будет определяться региональными лидерами. В Средней Азии есть два претендента в такие лидеры – Казахстан и Узбекистан. Астана имеет серьезные преимущества в виде сбалансированной экономики и более устойчивой политической системы, опирающейся, в том числе, и на членство Казахстана в ЕАЭС. Последнее означает, что усилия казахстанского руководства по сохранению внутриполитической стабильности и преемственности внешней политики будут всегда поддержаны Россией. Равным образом и претензии Казахстана на роль регионального лидера в Средней Азии на определенном этапе могут получить российскую поддержку.

Иран и Средняя Азия

В то же время следует ожидать активизации в регионе Ирана. На данном этапе активность Тегерана на тех направлениях, где у него могут возникнуть противоречия с Россией, частично сдерживается наличием американской угрозы. Вашингтон, не скрываясь, работает над разрушением иранского государства, и Россия необходима Ирану в качестве мощного противовеса Америке. Но с выходом США из активной игры руки у Ирана окажутся развязаны, а Россия наоборот, будет скована европейскими проблемами.

Иран вполне может сделать ставку на поддержку региональных амбиций Узбекистана, в противовес Казахстану, а также на игру в рамках традиционно неоднозначной туркменской политики. В Таджикистане возможности Тегерана будут ограничены наличием российской военной базы, а в Киргизии – ее предстоящим членством в ЕАЭС. Впрочем, ограничение не значит полное отсутствие.

Начиная с империи Ахеменидов все государства, центр которых находился на территории современного Ирана (персидские, эллинистические, парфянские, арабские, монгольские, тюркские) по объективным причинам стремились к контролю над Средней Азией. Раньше такая политика диктовалась необходимостью контроля над северной веткой Великого Шелкового пути (чтобы полностью монополизировать посредничество в китайско-европейской торговле). Сейчас этот фактор также играет некоторою роль, но определяющее значение имеет доступ к энергетическим ресурсам Средней Азии.

Как только США сойдут с мировой арены в качестве активного игрока, интересы Ирана тут же столкнутся с российскими и в Средней Азии и на Ближнем Востоке. Для Ирана прямой или опосредованный контроль над запасами энергоносителей этих двух регионов может служить аргументом в претензии на равное с Россией и Китаем положение в новом мироустройстве. Для России занятие ключевых позиций в Средней Азии и на Ближнем Востоке будет означать ее неуязвимость в военном и экономическом планах, а также контроль над рычагами управления мировой экономикой и глобальной торговлей.

 

При этом Иран может себе позволить занять достаточно агрессивную позицию. Тегеран понимает, что материальные ресурсы России будут ограничены необходимостью восстановления постамериканской Европы, а с моральной точки зрения Москве невыгодно прямое военной столкновение с достаточно сильным государством второй лиги. От несомненной военной победы над Ираном Россия ничего не выигрывает (она не может ни присоединить эту территорию, ни организовать в Тегеране пророссийское правительство), а все потенциальные союзники России испугаются, что Москва претендует на вакантное после США место мирового жандарма, и начнут искать укрытие под китайским зонтиком – что в результате критически ослабит Россию в глобальном плане.

Для защиты своих интересов Москве и в политическом и в экономическом плане выгодно действовать совместно с Казахстаном. Даже если Тегерану удастся на какое-то время склонить на свою сторону Ташкент и Ашхабад, общее политическое и экономическое превосходство конкретно России и в целом ЕАЭС достаточно для того, чтобы уже в среднесрочной перспективе и Узбекистан и Туркменистан почли за благо присоединиться к этому интеграционному проекту. А потеряв данный плацдарм, Тегеран в Средней Азии играть не сможет.

Приверженность населения Туркменистана и Узбекистана суннитской версии ислама в противовес иранскому шиизму, а также светский характер туркменской и узбекской государственности, входящий в противоречие с теократическим правительством Тегерана, могут дополнительно сыграть в пользу российско-казахстанского среднеазиатского проекта, но самостоятельного значения не имеют.

По сути, конкуренция «витрин» – Казахстана как представителя ЕАЭС, и Узбекистана с Туркменистаном (если они сделают выбор в пользу Ирана как персидского проекта) позволяет избежать военной конфронтации. (Иран мог бы провоцировать на конфликт Россию, но он не может ни сам напасть на Казахстан, ни спровоцировать подобный конфликт при помощи своих союзников, поскольку тогда вступят в силу механизмы Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), и действия России, направленные на защиту союзника, будут морально оправданны, а в военном плане ограничены, но крайне разрушительны для агрессора).

Таким образом, поддерживая в формате традиционного взаимовыгодного сотрудничества с Астаной казахстанское лидерство в Средней Азии, Россия надежно обеспечивает свои интересы в регионе, без отвлечения дефицитных ресурсов. Всегда лучше вообще избежать борьбы, чем победить в борьбе.

Дополнительная минимизация иранского фактора в Средней Азии возможна лишь за счет отвлечения внимания Тегерана на решение более важных для него проблем в других регионах. Выше я уже упоминал, что Тегеран будет стремиться к доминирующей роли на Ближнем Востоке. Попытка контролировать местные торговые пути, а в последние 50 лет и энергоносители, столь же древняя, традиционная и объективная политика Персии, как и стремление к контролю над Средней Азией. Доминирующий в этих двух регионах Иран является мировой державой, без них он просто важный региональный игрок (вроде Пакистана).

Турция в Закавказье

Однако на Ближнем Востоке интересы Ирана сталкиваются не только с интересами России, но и с интересами Турции. При этом интересы России и Турции, в принципе, совместимы. Турция, не является нефте- или газодобывающей страной и пытается лишь стать главным транзитером всех возможных энергоносителей в Европу. Конечно, найти взаимовыгодный компромисс между Москвой и Анкарой сложнее, чем между Москвой и Астаной, но вопрос, в принципе, решаемый. Тем более что в последние годы турецко-российские отношения являют собой просто образец прагматизма.

Интересы Турции и Ирана сталкиваются в первую очередь в Закавказье и на территории Ирака. Государства, располагавшиеся на территории Малой Азии и Иранского нагорья, всегда конкурировали за влияние в этих регионах. Вавилоняне и ассирийцы с хеттами, мидяне с лидийцами, парфяне с селевкидами, а затем с римлянами, римляне и византийцы с сасанидами, хорезмшахи с багдадскими халифами.

Турция с Ираном четыреста лет вели войны за доминирование в Ираке и в Закавказье. При этом, если доминирование в Ираке помимо военно-политического имело серьезное торгово-экономическое значение, то доминирование в Закавказье, контроль над перевалами и Каспийскими воротами рассматривались в первую очередь с точки зрения гарантии безопасности. Представляется, что и сегодня азербайджанские энергоносители (учитывая ограниченные запасы и объемы добычи) не являются ни для Анкары, ни для Тегерана принципиально важными.

Риски и угрозы безопасности со времен первобытных кочевников, рвавшихся через Каспийские ворота к богатствам «плодородного полумесяца», изменились, но роль Закавказья в обеспечении безопасности любых государств, расположенных в Малой Азии и на Иранском нагорье, не снизилась.

Таким образом, прежде чем получить возможность для проведения активной политики на Аравийском полуострове, Ирану необходимо будет обеспечить свой приоритет в Ираке и в Закавказье. И здесь он столкнется с Турцией. Анкара объективно уступает Тегерану по потенциальным возможностям мобилизации ресурсов. Поэтому Турции для обеспечения хотя бы равновесия сил (сохранения status quo) нужна будет внешняя поддержка. Сейчас такую поддержку обеспечивает НАТО (по факту США). С закатом американских возможностей такую поддержку сможет обеспечить только Россия.

При этом необходимо помнить, что у Турции сложные отношения с Грецией. Афины обязательно воспользовались бы проблемами Анкары в Азии, чтобы решить в свою пользу спорные вопросы в Восточном Средиземноморье. Обеспечить Турции надежный тыл (куда более надежный, чем сегодня обеспечивает НАТО) сможет только Россия, у которой уже выстраиваются особые отношения с той же Грецией и у которой достаточно аргументов, чтобы Афины прислушались к ее позиции.

Кроме того, Россия способна снять ирано-турецкие противоречия в Закавказье, гарантировав им дружественный нейтралитет региона под своей эгидой. Ирак, дающий Ирану прямой выход к энергетическим богатствам стран Залива и Аравийского полуострова, все равно будет приоритетной целью, и все свои свободные ресурсы Тегеран и Анкара сконцентрируют в борьбе за контроль над этим регионом. Обеспечивая Турции греческий тыл Россия позволяет ей уравнять свои шансы в борьбе с Ираном. Более того, даже гарантии закавказского фланга объективно выгоднее Турции, чем Ирану, поскольку именно для более слабого из двух противников менее желательно растягивать свои силы и ресурсы на второстепенных направлениях.

Усиление Турции в принципиальной точке вынудит Иран также сконцентрировать все доступные ресурсы в этом же районе. То есть на активную политику в Средней Азии ресурсов у него просто не хватит.

Безопасность региона и Россия

Закавказье – традиционно крайне внутренне неустойчивый регион. Если он не находился под контролем соседней империи – Римской, Византийской, Персидской, Турецкой, Российской, то практически обязательно был раздираем внутренними войнами. Слишком пестра этническая карта Закавказья и слишком стары многовековые счеты и противоречия, чтобы был шанс своими силами выработать компромисс, удовлетворяющий все местные государства и народы.

Но и Россия сегодня не может в одностороннем порядке установить жесткий централизованный контроль над Закавказьем (такой, как во времена СССР). Потому что, как было отмечено выше, ее ресурсы тоже не резиновые, и они потребуют концентрации прежде всего на важнейших стратегических направлениях – в Европе и на Дальнем Востоке.

Если в Средней Азии Россия может работать с опорой на казахстанское лидерство, то в Закавказье такого однозначного лидера нет. Казахстан для Средней Азии, как Россия для СССР – своей территорией скрепляет регион. Его членство в ЕАЭС, личный авторитет Нурсултана Назарбаева и некоторая историческая отстраненность от традиционной конкуренции за влияние купных городских центров Юга делает Астану в качестве регионального лидера относительно приемлемой для всех стран региона и отвечает на вопрос: «Почему он, почему не я».

В Закавказье не просто нет такого лидера, но конкуренция Еревана, Баку и Тбилиси столь высока, а территориальных проблем (пока замалчиваемых, но реально существующих) и без Карабаха «вагон и маленькая тележка». В общем, ставка на кого-то одного тут же оттолкнет в оппозицию двух других, которые начнут искать поддержку на стороне, объективно создавая в Закавказье зону конфликта.

Следовательно, для стабилизации ситуации в Закавказье необходим механизм, который не требовал бы политического выбора в чью-то пользу. Его работа может быть гарантирована Россией, но без ее усиленного присутствия в регионе.

С нашей точки зрения, таким механизмом могло бы стать некое региональное надгосударственное конфедеративное образование (вроде Закавказской СФСР, которая в 1922 году выступила одним из соучредителей СССР). Механизмы ЗСФСР не отменяли суверенитета республик, более того, они предполагали возможность вхождения в эту региональную структуру и более мелких национальных образований.

С созданием регионального интеграционного образования снимается вопрос регионального лидера – все лидеры. Одновременно отложенный статус спорных территорий не рассматривается как чье-то поражение. Никто не уступил, никто не проиграл, когда-то потом вопрос решится справедливо (при том, что у каждого справедливость своя), а пока, под эгидой регионального образования (не постороннего лидера, а собственного объединения), надо будет заняться восстановлением их экономики, возвращением беженцев и т.д. Эта временная мера может действовать очень недолго, а может и долго, и даже стать постоянной. Нельзя заранее сказать, как долго она может быть полезной.

Такой подход решает важнейшую задачу сохранения стабильности и микширования противоречий в регионе.

В случае, если России удастся полностью гарантировать стабильность и безопасность в границах бывшего СССР, и при условии, что этого удастся достичь без применения силы и без конфронтации с другими заинтересованными державами, международный авторитет Российской Федерации будет куда выше, чем у сегодняшних США (причем авторитет, основанный на взаимовыгодном сотрудничестве, а не на грубой силе).

Источник: www.russiapost.su