Вопрос: А у вас как у экономической команды были какие-то KPI (ключевые показатели деятельности) в экономической сфере на старте президентского срока?

Ответ: Да, KPI были. Они были поставлены в февральской речи президента Путина, они разрабатывались нами совместно c тогда будущим президентом Медведевым и тогдашним помощником президента Игорем Шуваловым. Этим также занимались ключевые министры в правительстве. И мы такой набор ключевых показателей разработали. Они касались и темпов роста экономики, увеличения доли среднего класса до 60% до 2020 года, увеличения роли малого и среднего бизнеса. Речь шла, конечно, и о социальных показателях, в том числе о продолжительности жизни. Но в период кризиса многие из этих ориентиров пришлось скорректировать, и мы потеряли по некоторым направлениям примерно два года. Например, это касается показателя энергоемкости нашей экономики. Мы поставили себе ориентир – снижение энергоемкости на 40% к 2020 году. В период кризиса, конечно, объем производства снизился, а топить в стране все равно приходилось. Энергоемкость не снижалась так, как мы планировали. То же касается и производительности труда. Да, в период кризиса были увольнения, были сокращения рабочих мест, но мы старались не форсировать эти процессы, они были тяжелыми для людей в этот период. А нам важно было поддержать социальную стабильность. И конечно, план по модернизации производства, новые инвестиции по повышению производительности труда были отложены до лучших времен. И только сейчас, в 2011-2012 годах, начинается работа по реальному радикальному обновлению фондов, по технологической модернизации, что должно привести к росту производительности. Да, ключевые показатели были, но их достижение было замедлено из-за экономического кризиса.

Вопрос: Как-то повлиял кризис на экономические планы, т.е. не только в плане замедления темпов, но и в плане корректировки задуманного. Скажем, операция в Грузии повлияла на то, что армия стала по-другому развиваться, и была проведена военная реформа. Было ли что-то подобное в экономической политике?

Ответ: Да, повлиял, но скорее в положительную сторону. Он показал, но мы понимали это и без кризиса, что наша экономика нуждается в изменении структуры и в обновлении. Но кризис показал, что экономика не просто нуждается в этом, что это нужно срочно делать, делать сейчас, немедленно. И именно с учетом этих выводов президент написал свою статью «Россия, вперед!», и она стала идеологической базой для дальнейших действий. Именно кризис подтолкнул к этим, более радикальным мерам.

Вопрос: Среди прочего в этих планах значился уход от ручного управления экономикой. Но наступил кризис, и экономика стала управляться в тотально ручном режиме. Конечно, было понятно, что на все отрасли денег на всех не хватит. По каким самым болевым точкам у вас были самые горячие дискуссии с правительством или внутри экономической команды? Часто решения, которые принимались в период кризиса, выглядели не совсем системными.

Ответ: Конечно, антикризисное управление всегда отличается от нормальной системной работы. Мы прошли несколько стадий этого антикризисного управления. Первая – стабилизация финансовой системы, когда речь шла о том, чтобы остановить обвальное падение всех рынков, банков, стабилизировать валютный курс. Это удалось сделать, на это ушло от трех месяцев до полугода. Да, принимались спонтанные решения, да, был ежедневный ручной режим управления, но это удалось сделать. И системная работа здесь была практически невозможной, поскольку мы не знали, не могли знать, что произойдет в этот день на других рынках, на глобальных рынках. Все страны так или иначе попали под удар кризиса, без исключения. Второй период, конечно, он пересекался с первым. Тем не менее можно выделить период поддержки отдельных предприятий и отраслей, самых разных отраслей промышленности и секторов экономики – от автомобилестроения и торговли до машиностроительных заводов, оборонной промышленности. И здесь также мы исходили прежде всего из необходимости поддержания социальной стабильности. Нам важно было, чтобы не было полной остановки производства, чтобы хотя бы в уменьшенном, сжатом режиме, но они продолжали работать. Мы считали, и оказались правы в итоге, что кризис не будет слишком долгим. Его первая волна должна была закончиться через несколько месяцев, нужно это время просто выждать. Зачем допускать коллапс в экономике, как это было в 90-е годы, когда не было никакого мирового кризиса. Зачем повторять те же самые ошибки?

Третий период, в конце 2008 – начале 2009 года, когда мы начали готовить реализацию системных программ. Это программа поддержки моногородов, это новая система финансирования коммерческих банков, которую запустил Центральный банк, это активные программы на рынке труда, как по созданию временных рабочих мест и общественных работ, так и по поддержке малого предпринимательства для создания постоянных рабочих мест. Такого типа программы стали уже системной постоянной работой и остаются частью работы правительства, Центрального банка сейчас. Были разные решения. И это нормально в период кризиса. Если посмотреть даже на опыт крупнейших экономик, то что, к примеру, сделали США? Поддержали GM – флагман американской экономики. Что это, системная мера? Конечно, несистемная. Это делали все другие страны, где-то больше, где-то меньше. Но мы это делали аккуратно, спокойно, и я думаю, что слишком больших издержек не понесли. Хотя издержки есть, конечно. Мы до сих пор не вышли из некоторых сложных ситуаций. До сих пор государственные банки, структуры остаются акционерами проблемных активов. ВТБ – в строительных, Сбербанк – в строительных и торговых. ВЭБ – в банковских активах. Это нехорошо, это издержки кризиса.