«Путин как тема скучен», потому что о нем за полтора десятилетия «сказано буквально всё», заявляет Павловский. Еще на момент закрытия сочинской Олимпиады такая оценка мало у кого могла бы вызвать возражение. И поносившие Путина, и восторгавшиеся им уже который год эксплуатировали свои старые и практически не изменившиеся с конца прошлого века наблюдения. Набор его риторических и поведенческих приемов был всем давно и хорошо известен – забава что наших, что забугорных экспертов сводилась лишь к угадыванию, каким из них он воспользуется в том или ином случае.
Однако искушенный Павловский не просто же так сказал, что Путин скучен именно «как тема». В каком же тогда качестве он не скучен, а интересен? Автор отвечает на этот вопрос, однако довольно лукаво – его ответ можно понимать двояко. С одной стороны, политолог вроде бы как признает, что сейчас мы имеем дело с новым Путиным – таким, каким его прежде не знали. А подобная ситуация уже по определению не может не быть интересной. Но с другой стороны, Павловский почему-то весьма скупо развивает свою мысль. Точно обрывает себя на полуслове – будто хочет уйти от разговора на неудобный для себя вопрос. И это тем более странно, что в другом месте книги он говорит, что в Путине сокрыты разнообразные «темы» «русского государственного мышления» и что сам президент является «крупнейшей авантюрой» этого самого «мышления». Как же так – быть своего рода вместилищем столь интригующих «тем», а самому оставаться «как тема» неинтересным? Неувязка какая-то получается. К тому же вырисовывающийся, но при этом четко не проговоренный автором сюжет – «как тема» Путин скучен, а если он стал интересен, то это уже не «тема», а проблема – ну, прямо в самую масть идеологического месседжа книги.
В содержательном отношении автор утверждает следующее. Специфическая особенность «Системы РФ» – умение «внезапно усиливаться», неожиданно становиться радикальной вплоть до полного игнорирования любых рисков, что и проявилось в ситуации «войны 2014 года». Иначе говоря, «в мире настал Putin's moment», который можно назвать «конфигуратором глобального будущего». Состояние нынешнего мира превращает Путина в «хозяина игры», делая предугадываемыми его «высший взлет и финал». Putin's moment – это для Павловского аналог непродолжительного периода от запуска Советским Союзом первого спутника и до полета Гагарина, автор называет его Sputnik moment. Sputnik moment – классический пример «глобального конфигуратора», то есть феномена, определяющего на какое-то время мировую повестку, вынуждающего «ошеломленных современников» следовать в указанном направлении. Переиграть «глобальный конфигуратор» можно, лишь двигаясь в проделанном им русле. Как замечает автор, Америка сумела обойти СССР своей лунной программой, провозглашенной президентом Кеннеди прямо в день полета Гагарина, только потому, что поначалу ввязалась в космическую гонку, параметры которой были заданы советским «глобальным конфигуратором».
Putin's moment, считает Павловский, – это весь продолжающийся третий президентский срок Путина. На протяжении прошедших с его начала двух с половиной лет президент ведет себя совершенно иначе, чем в предыдущие оба срока. Это «совсем другой человек», который позволяет себе то, на что прежде не решился бы. Он – в отличие от прежнего застегнутого на все пуговицы выходца из КГБ – несравнимо более раскован в высказываниях и проявлениях эмоций. Стилистика его властвования стала подчеркнуто субъективной и глубоко личностной. И это – вопреки наивному мнению элит, что, дескать, именно они – и никто другой – диктуют допустимый для первого лица «уровень лицемерия». Путин, считает Павловский, «больше не лицемерит – он играет», при этом его «наслаждение от игры растет», и одна личина сменяет другую.
То есть суть произошедшей с президентом перемены, по Павловскому, можно охарактеризовать единственным словом – раскрепощение. Освобождение от чего-то такого, что прежде делало Путина несвободным, вынуждало играть строго определенные роли. При этом автор не склонен сводить это освобождение исключительно к взаимоотношениям первого лица с элитами: мол, новый Путин в одностороннем порядке разорвал некогда заключенный с ними конкордат, а элиты это молча проглотили. У Павловского всё выглядит намного тоньше. Да, президент более не считает себя связанным какими-либо обязательствами с элитами, но подобная эмансипация на самом деле гораздо более фундаментальна – произошла абсолютизация персоны, которая теперь воспринимает себя находящейся за пределами обыденных представлений о добре и зле. Автор полагает, что произошедшая с Путиным метаморфоза адекватна состоянию тотального релятивизма, в котором ныне пребывает мир. И такого Путина, смотрящего на мир «разделывающим взглядом», этот самый мир, как оказывается, ждет. Президент теперь «играет в мир» – и подобная игра является поистине планетарной.
Это новое качество первого лица неизбежно отражается и на его положении внутри «Системы РФ», в которой он теперь уже не просто банальная «верхушка пирамиды», а прямо по Гессе – «мастер игры», или magister ludi, на манер Ельцина всё чаще управляющий «загогулинами». Это одна – в целом благоприятная для Путина – траектория, следуя которой он превратился в «мастера игры». Но есть еще и другая траектория – вынужденная, обусловленная жестокой необходимостью, заставляющей президента с помощью игры заниматься «восстановлением невосстановимого» – «харизмы правления». «Невосстановимого», насколько можно понять Павловского, потому что «Система РФ», в которой эта харизма некогда зародилась и достигла небывалых высот, становится всё более аморфной и «входит в полосу потрясений, пройдя которую станет чем-то иным».
Нарастает и другая проблема, которую можно назвать кризисом респектабельности «Системы РФ» как мирового бизнес-партнера: сказывается традиционное российское «пренебрежение к репутации», которая обычно в нашей деловой культуре рассматривается как своего рода «умение сбивать с толку». Отсюда и проистекает восприятие большой «мировой игры» в качестве «серии договорных матчей, где все друг другом манипулируют».
Ситуация для «Системы РФ» усугубляется еще одним обстоятельством. Согласие, которое в свое время дал Запад на то, чтобы РФ заняла кресло СССР, было не безоговорочным, а условным, и условий было два – во-первых, слабость, во-вторых, предсказуемость. Первое условие соблюдается – чего не скажешь о втором: здесь автор подводит к мысли о проблемах, которые могут возникнуть с «геополитической сдержанностью». (Трудно поверить в то, что это писалось еще до «войны 2014 года» со всеми ее последствиями в виде санкций и актов демонстративного унижения России!)
Все эти предостережения «Системе РФ» вообще и Путину в частности в принципе не представляют собой ничего нового. Об «усталости» режима заговорили уже давно, и не счесть сценариев его краха. «Война 2014 года» радикально изменила ситуационный рисунок: выдала власти дополнительный аванс – но тем самым сделала спрос за его расходование неумолимо неотвратимым. Что собой представляет сегодняшний Путин и что ждет его в будущем?
Помнится, в конце 2011-го – начале 2012-го, прямо на фоне белоленточных выступлений, в наших СМИ и блогосфере начали было рассуждать о том, who is Mr. Putin третьего срока. Причем взялись за это как бы даже и не совсем по отмашке сверху: диапазон ненаказуемой инициативы в ситуации, когда тысячи москвичей и гостей столицы мерзли по разные стороны баррикад, оказался тогда неожиданно широким. Однако сколько-либо содержательной дискуссии не получилось. Всё свелось к обсуждению доктринальных статей в «Известиях» и завершилось пересудами о судьбах «узников 6 мая» и толкованием предельно приземленных указов, вышедших тоже в том же мае – но несколько позже появления темы этих самых «узников». С тем и ушли в лето. Потом к Путину быстро снова привыкли – как будто никакой медведевской паузы и в помине не было. Нельзя сказать, что тема нового Путина совсем перестала обсуждаться. Разворот в сторону традиционных ценностей со всеми вытекающими отсюда последствиями для практической политики, конечно, привлекал к себе внимание. Но в нем не чувствовалось главного – стилистической новизны, новой выглядела повестка, но никак не задававшая ее фигура. Поэтому трудно согласиться с Павловским в том, что новым Путин стал прямо с начала своего третьего срока. Все те поведенческие перемены, на которые обращает внимание автор, действительно имели место, но они еще не свидетельствовали о том, что внутри «Системы РФ» «народилось новое тело».
