Воля
Дисциплинированный энтузиазм — это управляемый аффект, упорядоченная эмоция, являющая себя в том, что русские называют волей. У нас воля — это не наслаждение, как у римлян, не богатство, как у англичан, и не латышское сопряжение воли с властью. Это свобода одного, не ограниченная свободой другого.
Русский народ может быть приведен в состояние дисциплинированного энтузиазма не только идеей, но и формой, неделимой полнотой бытия. Дисциплинированный энтузиазм, согласно Данилевскому, «есть сила, которой мир давно уже или даже вовсе еще не видел» (Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. С. 459.). К примеру, разделение властей убивает органическую волю, возможность действия не по внешнему принуждению.
Воля не абстрактна, она всегда конкретна, всегда чья-то. Право, отделенное от правды, разрушает возможность проявления дисциплинированного энтузиазма. Народное тело не слышит приказа разделенной власти. Не подчиняется ему. И, наоборот. Голова не внемлет импульсам тела, и оно сотрясается в конвульсиях. Запутывается в аффектах и страстях. И как в том, так и в другом случаях, для людей нет дела, захватывающего душу полностью. Без остатка.
Имперский антиглобализм
Зачем русскому человеку империя?
Во-первых, затем чтобы не быть нацией. Русские никогда не были нацией, никогда не ставили перед собой и не решали национальных задач. Мы не умеем этого делать. Для этого у нас нет национального самосознания. Русские всегда были и будут идеей. Тем, чего нет, что невозможно осуществить. Мы всегда существовали в невозможности своего существования.
Определяя себя как идею, мы определяем себя в качестве апофатиков-утопистов. И одновременно в качестве романтиков, социально наивных людей. Всеединство Соловьева — это отказ от возможности быть идеей. Призыв к растворению в фактичности. Конечно, глупо искать какую-то содержательную русскую идею. Мы не американцы, которые научились вращаться вокруг своего «Я». Чтобы создать такое вращение, нужно когда-то убить Бога. А также нам нужно еще и отказаться от души. Ведь пока у нас есть душа, а не сознание, мы все время будем делать не то, что нам выгодно, а то, что нам хочется. И в нас будет жить Бог, ибо он живет этим нашим хотением.
Русские существуют в своем мире без воли к власти потому, что наше «Я» смещено из центра. Незамкнутость существования со смещенным из центра «Я» делает нас соборными, то есть беззащитными в столкновении с автономными личностями.
Поскольку русские превратили бытие в быт, постольку эта превращенность накладывает запрет на трансгрессию быта. И, следовательно, на возможность быть нацией. Русская империя — дело Бога. Нация — дело экономики и интеллигенции. Нацией может стать только тот народ, каждый элемент которого заставляет жизнь вращаться вокруг своего «Я». У человека не должно быть никаких других центров. Поэтому западные нации составляют лейбницевские монады. Что может обеспечить взаимное притяжение монад? Только интересы. Интересы выше нации. В конце концов, и нация — это все тот же определенный интерес, а не какая-нибудь самоценность.
Русские не монады. У нас всякая целостность имеет свое «Я», свой центр вращения. И все эти центры смещены имперским сознанием. Если целью нации является интерес, то целью империи является сама империя. Любой нацией можно пожертвовать ради интересов. А империей нельзя. Потому что она не определена как содержание. Наоборот, ради империи можно пожертвовать интересами. Смещение «Я» из центра делает оправданной имперскую идею служения. Все это говорит о том, что Россия не может быть без русских. Без русских она станет Евразией. Пространственным понятием. Лесом и степью, которую может заселить кто угодно.
Можно ли удержать русский мир только силой православной веры? Можно, если не забывать о симфоничности православной веры, которая позволяет ей уживаться и с иудеями, и с мусульманами.
Россия после модерна
Безусловно, Россия самоопределилась в качестве империи. Но это самоопределение произошло в эпоху модерна. А на смену модерну пришел постмодерн. Империя трансгрессировала, изменила свой смысл. В чем суть этих изменений и что нам делать с русской империей? Ответ на этот вопрос состоит в том, чтобы развивать русский мир. Почему? Потому что русская империя ушла, а русский мир остался и дает о себе знать фантомной болью.
В конце 80-х гг. — начале 90-х «шизовали» все: министры и дворники, академики и артисты, домохозяйки и шахтеры. Все как с цепи сорвались. Никому ничего было не жаль: ни империи, ни СССР, ни Украины, ни Кавказа. Мы — рязанские. А из Франции доносились слова Ж. Делеза: «Разрушай, разрушай. Шизоанализ идет путем разрушения, его задача — полное очищение бессознательного, абсолютное выскабливание».
Ну, мы и выскабливали, очищали. Сначала бессознательное, затем сознательное. В результате мы оказались без памяти, без традиций, без государства. Франция все-таки была структурирована социальным неравенством. В ней шизоанализ был локализован в университетах. А у нас не было противоядия. Мы все заразились идеологией социальных отщепенцев. А поскольку носителем эстетики постмодернизма является извращенец, постольку извращения нужно еще более извратить, чтобы дистанцироваться от постмодернизма, структурируя социальную однородность.
Итак, в каком случае Россия переживет постмодерн и сохранит русский мир?
1. Если она сможет оттеснить на периферию фигуру интеллигента-отщепенца. Сможет построить пропасть между извращенцем и властью.
2. Если научится структурировать свое бессознательное как язык производства.
3. Если империя будет самовоспроизводиться вне указания на свои территориальные границы. Если власть поймет, что русский мир видит то, что не видно из Кремля: Россия незримо воспроизводит внутри самой себя и для себя форму не Федерации, а православной империи. Когда она, как вулкан, в пламени и грохоте, исторгнет из себя эту форму, не очень ясно. Но ясно, что для Кремля это будет неожиданным освобождением от бремени власти. Наконец-то, хотя и без них, но все определится. И каждый найдет свое место, и мир упростится.
4. Поскольку мы православные, постольку нам неважно знать происхождение человека по крови, нам неважно кто ты — русский, еврей или араб, не так важно, какого цвета у тебя кожа. Нам все равно, какая национальность у людей, стоящих у власти, даже у людей, случайно разбогатевших и неправомерно распоряжающихся нашими богатствами. Но мы точно должны знать, что наши вожди — православные. Они могут быть не русским, они могут быть или не быть либералами. Но они обязаны быть православными.
Русский мир — это испытание для нынешней власти в России, у которой нет ни веры, как у православных, ни идеи, как у коммунистов, ни силы. Для нынешней власти коммунисты стали тем же, чем православные для коммунистов. Они стали изгоями, маньяками, параноиками, ненормальными. Хотя они давно уже стали нормальными, слишком нормальными, чтобы быть интересными.
Власть говорит нам, будьте космополитами, думайте, что все вы россияне. А мы ей говорим, но тогда верните нам веру или дайте нам идею. В крайнем случае, будьте не жадными, а сильными. А поскольку у вас нет ни того, ни другого, ни третьего, постольку вы уже проиграли, хотя, может быть, и выиграете свои выборы. Вы не политики. Вы языковеды, заблудившиеся в словах. Чем больше вы играете в ваши вербальные игры, тем дальше вы от политического, ибо политическое определяется решимостью применить силу к тому, что узнается в качестве зла.
Источник:
