Но я до­пус­каю, что до разг­ро­ма под Моск­вой, да­же до Ста­ли­нг­ра­да у мно­гих нем­цев не­на­вис­ти к нам не бы­ло. Воз­мож­но, кто-то из них да­же сты­дил­ся то­го, что, пор­вав два до­го­во­ра, иск­лю­чав­ших вся­кую воз­мож­ность вой­ны, они вло­ми­лись ночью в наш дом, сея раз­ру­ше­ние и смерть. Да, по­жа­луй, мог­ло не быть не­на­вис­ти. Они прос­то тща­тель­но очи­ща­ли тер­ри­то­рию для ты­ся­че­лет­не­го Рей­ха. А что мож­но бы­ло на этой тер­ри­то­рии сца­пать, сла­ли до­мой. Так де­лал, нап­ри­мер, бу­ду­щий но­бе­ле­вс­кий ла­у­ре­ат Ген­рих Бёлль, друг Сол­же­ни­цы­на, при­ю­тив­ший дру­го­го бу­ду­ще­го но­бе­ли­а­та пос­ле его вы­ши­бо­на из Рос­сии в 1973 го­ду. Как сви­де­тель­ству­ют не­дав­но опуб­ли­ко­ван­ные пись­ма Бёл­ля с фрон­та ро­ди­те­лям в Кёльн, Ген­рих слал ма­туш­ке и ба­тюш­ке мас­ло, яй­ца, лук, дамс­кие чул­ки, туф­ли... Од­наж­ды пос­лал пол­по­ро­сён­ка. И всё это бе­зо вся­ких прис­ту­пов ру­со­фо­бии. И да­же в 43-м го­ду, уже пос­ле Ста­ли­нг­ра­да и Курс­кой бит­вы, всё ещё меч­тал о сво­ей ла­ти­фун­дии в Рос­сии то­же бе­зо вся­кой не­на­вис­ти к рус­ским и да­же с яв­ной лю­бовью к рус­ской зем­ле («Сво­и­ми име­на­ми» № 1’12).

О вой­нах во­об­ще и о Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной у Гра­ни­на мно­го за­га­доч­ных суж­де­ний. Так, уве­ря­ет: «Каж­дая(?! – В.Б.) вой­на ра­но или позд­но ста­но­вит­ся гряз­ной». Во-пер­вых, не ра­но или позд­но, а с са­мо­го на­ча­ла бы­ли гряз­ны­ми, нап­ри­мер, на­ча­тая в 1931 го­ду вой­на Япо­нии про­тив Ки­тая или вой­на США про­тив Вь­ет­на­ма в 1959-1975 го­ды, а в на­ши дни – про­тив Югос­ла­вии, Аф­га­нис­та­на, Ира­ка. Но, во-вто­рых, есть ос­во­бо­ди­тель­ные вой­ны про­тив зах­ват­чи­ков, это бла­го­род­ные вой­ны, и гряз­ны­ми они не мо­гут стать ни ра­но, ни позд­но. Та­ки­ми и бы­ли обе на­ши Оте­че­ст­вен­ные вой­ны. В то же вре­мя, ко­неч­но, в лю­бой вой­не мо­гут слу­чать­ся весь­ма неп­риг­ляд­ные фак­ты и обс­то­я­тель­ства. Кто спо­рит!

О Ве­ли­кой Оте­че­ст­вен­ной в филь­ме те­ле­да­мы Со­ро­ки­ной то­ва­рищ Гра­нин уве­рен­но за­я­вил: «По всем дан­ным, вой­ну с Гер­ма­ни­ей мы долж­ны бы­ли про­иг­рать!» Это по ка­ким же дан­ным – по ис­то­ри­чес­ким? Но Рос­сия всег­да вы­го­ня­ла, вы­ши­ба­ла, вы­ме­та­ла, а то и пог­ре­ба­ла зах­ват­чи­ков «сре­ди не чуж­дых им сне­гов». По эко­но­ми­чес­ким? Но СССР к 1941 го­ду стал мо­гу­чей ми­ро­вой дер­жа­вой, по мно­гим по­ка­за­те­лям за­ни­мав­шей пер­вое мес­то в Ев­ро­пе и вто­рое в ми­ре. По от­су­т­ствию пат­ри­о­тиз­ма в на­ро­де? Об этом и го­во­рить смеш­но.

Од­на­ко пи­са­тель упор­ству­ет, и эту из­люб­лен­ную мысль вло­жил в ус­та ка­ко­го-то бе­зы­мян­но­го «ста­ри­ка с ко­шел­кой», ко­то­рый на стра­ни­цах но­ме­ра «Но­вой га­зе­ты», пос­вя­щен­но­го юби­лею По­бе­ды, до сих пор ру­ка­ми раз­во­дит: «Как мы по­бе­ди­ли, ума не при­ло­жу!» И вдруг пи­са­те­ля осе­ни­ло: «По­бе­ди­ла не ар­мия, а на­род!» Да раз­ве ар­мия не плоть от пло­ти на­ро­да? Или она сос­то­я­ла у нас из на­ём­ных швей­цар­цев? И вот швей­цар­цы раз­бе­жа­лись, а на­род... Да, го­во­рит, на­род взял ко­сы, ви­лы, то­по­ры и по­шел... Уве­ря­ет, что сам ви­дел, как ле­ни­нг­рад­цы шли на фронт с ко­са­ми. Имен­но ко­са­ми на­род и ско­сил всех этих Манш­тей­нов, Ле­ебов, Бе­ков с их пе­хот­ны­ми ор­да­ми, с их тан­ко­вы­ми и воз­душ­ны­ми ар­ма­да­ми. Прав­да, са­мо­лё­ты под об­ла­ка­ми по­на­ча­лу ко­сить бы­ло труд­нень­ко, но ни­че­го, на­лов­чи­лись. Рус­ская сме­кал­ка! Тут толь­ко од­но не сов­сем яс­но: где в Ле­ни­нг­ра­де наш­лось столь­ко нуж­ных кос в нуж­ный мо­мент?

Весь­ма за­га­доЧ­ны фрон­то­вые вос­по­ми­на­ния пи­са­те­ля. Вот чи­та­ем: «Был 41 год, ко­нец ав­гус­та, мы(?) вы­хо­ди­ли из ок­ру­же­ния. Шли нес­коль­ко дней. И са­мое труд­ное бы­ло – вы­би­рать­ся...» Кто – мы? Из та­кой ар­мии, ди­ви­зии или пол­ка? Ин­те­рес­но же знать! Все ок­ру­же­ния из­ве­ст­ны. Мол­чит. И от­кель, с ка­ко­го участ­ка фрон­та так дол­го шли? Око­ло или ми­мо ка­ких го­ро­дов? Не­из­ве­ст­но. От­ку­да, из че­го труд­нее все­го бы­ло «вы­би­рать­ся», ког­да «вы­хо­ди­ли из ок­ру­же­ния»? Не­по­нят­но.

«Ми­мо нас шло ог­ром­ное ко­ли­че­ст­во транс­пор­та, бро­не­ма­ши­ны, мо­то­цик­лис­ты, ве­ло­си­пе­дис­ты...» Шли ми­мо и не тро­га­ли груп­пу, как уви­дим даль­ше, во­ору­жен­ных со­ве­тс­ких сол­дат? Лю­бо­пыт­но. Дру­гим так не вез­ло. А тут, долж­но быть, зна­ли нем­цы, что в этой груп­пе бу­ду­щий Ге­рой Со­ци­а­лис­ти­чес­ко­го тру­да и ла­у­ре­ат пре­мии Гей­не. Как мож­но тро­гать! Vеrboten!

«Днём мы ча­са­ми ле­жа­ли в кю­ве­тах, ожи­дая па­у­зы». Див­ное де­ло! Ле­жит, мож­но ска­зать, во­ору­жен­ный от­ряд в при­до­рож­ных кю­ве­тах, а бук­валь­но ря­дом по до­ро­гам ва­лом ва­лят нем­цы, и на этот от­ряд, на­до по­ла­гать, ещё и в со­ве­тс­кой фор­ме (а как ина­че?), ник­то не об­ра­ща­ет ни­ка­ко­го вни­ма­ния. Мо­жет, вы, Да­ни­ил Алек­са­нд­ро­вич, хо­те­ли ска­зать что-то дру­гое, но не по­лу­чи­лось? Или не зна­е­те, что та­кое кю­вет? Это яма, ров вдоль до­ро­ги. Как мож­но ждать в нём ка­кую-то «па­у­зу» и пря­тать­ся от вра­га, ко­то­рый по этот до­ро­ге и шпа­рит? Ну, как?

И вот, го­во­рит, од­наж­ды ле­жим мы по­лё­жи­ва­ем в кю­ве­ти­ке, нич­то нас не ко­лы­шет, вдруг, под­няв го­ло­вы, ви­дим: «Идёт ко­лон­на на­ших из­мож­ден­ных плен­ных, че­ло­век пять­сот. А впе­ре­ди не­мец­кий ве­ло­си­пе­дист и сза­ди ве­ло­си­пе­дист – и всё! (Ве­ло­си­пе­дис­ты – это на ста­ди­о­не да на про­гул­ках, а в ар­мии – са­мо­кат­чи­ки. – В.Б.). 500 че­ло­век идут по­кор­но».

По­ве­рить в это ещё труд­ней, чем в без­мя­теж­ное ле­жа­ние при све­те дня в кю­ве­те на гла­зах нем­цев. Во-пер­вых, что­бы ве­ло­си­пед не по­ва­лил­ся, на­до ехать с оп­ре­де­лен­ной ско­ростью, и она вы­ше, чем дви­же­ние из­мож­ден­ной ко­лон­ны. Так что пе­ред­ний «ве­ло­си­пе­дист» неп­ре­мен­но ука­тал бы от неё, а зад­ний вре­зал­ся бы. По­э­то­му плен­ных всег­да кон­во­и­ро­ва­ли на вой­не пе­хо­тин­цы или ка­ва­ле­рис­ты, а не «ве­ло­си­пе­дис­ты». Во-вто­рых, не сос­тав­ля­ло проб­ле­мы на­ле­теть сза­ди на пе­ред­не­го «ве­ло­си­пе­дис­та», ру­ки ко­то­ро­го за­ня­ты ру­лём, сбить его на зем­лю и при­кон­чить, при­чем так, что зад­ний ни­че­го и не уви­дел бы, и не ус­лы­шал. Да и с ним расп­ра­вить­ся не слож­но. Ведь что­бы за­щи­щать­ся, ему на­до сос­ко­чить с ве­ло­си­пе­да, снять из-за спи­ны вин­тов­ку или ав­то­мат и отк­рыть стрель­бу – вре­ме­ни для это­го у не­го не бы­ло бы. Сло­вом, нем­цы уж ед­ва ли мог­ли изб­рать та­кой глу­пый и опас­ный для них вид кон­во­и­ро­ва­ния. По­то­му и не ве­рит­ся в эту лю­би­тельс­кую кар­ти­ну, ибо со­вер­шен­но прав Гра­нин: «Неп­рав­да в де­та­лях раз­ру­ша­ет предс­тав­ле­ние о вой­не». И ни­че­го по­доб­но­го инструк­тор по­ли­тот­де­ла на фрон­те ви­деть не мог.

Но са­мое глу­бо­ко­мыс­лен­ное даль­ше. Мы, го­во­рит, это кю­вет­чи­ки-то, «ре­ши­ли подстре­лить ох­ра­ну». По­че­му толь­ко «под», а не уб­рать вов­се? И не ох­ра­на это на­зы­ва­ет­ся, а кон­вой. И вот са­мое-са­мое: «Но Са­ша Ер­мо­ла­ев ска­зал: «Ду­ма­е­те, они раз­бе­гут­ся?» В ли­цах их чи­та­лось по­ра­же­ние». Это на ка­ком же язы­ке чи­та­лось? И что, все пять­сот и без вся­ко­го кон­воя про­дол­жа­ли бы шест­во­вать в плен?..