Печать

Взгляд из-за рояля (отрывки из мемуаров)
Андрей Подборский

Воспоминания о русском балете и великой Екатерине Максимовой

Андрей Подборский – пианист, концертмейстер балета. Закончил московскую консерваторию
им. П.И. Чайковского. В 1994–2000 годах работал в театре «Кремлевский балет» с Екатериной Сергеевной Максимовой. В 2003–2004 гг. – концертмейстером балета в театре «Королевская опера» (Kungliga Operan)
в Стокгольме, Швеция.

Глава 1.
Великая Максимова

Зна­ко­м­ство с Мак­си­мо­вой для ме­ня на­ча­лось еще в детстве, ког­да по те­ле­ви­зо­ру пе­ре­да­ва­ли «Щел­кун­чик». Я влю­бил­ся с пер­во­го взгля­да в эту уди­ви­тель­ную ба­ле­ри­ну из те­ле­ви­зо­ра, и не мог отор­вать­ся от эк­ра­на. Кто мог знать тог­да, что мне, сту­ден­ту 4-го кур­са му­зы­каль­но­го учи­ли­ща, предс­то­ит ра­бо­тать кон­це­рт­мейс­те­ром ба­ле­та, и каж­дый день про­во­дить по 5-6 ча­сов вмес­те с лю­би­мой ба­ле­ри­ной в те­ат­ре «Крем­ле­вс­кий ба­лет».
В 1993 го­ду, пе­ре­ехав в Моск­ву и обу­ча­ясь в «Мерз­ля­ков­ке» (Ака­де­ми­чес­кое му­зы­каль­ное учи­ли­ще при Мос­ко­вс­кой кон­сер­ва­то­рии), я, как и все сту­ден­ты, имел воз­мож­ность хо­дить по про­пус­кам на спек­так­ли Боль­шо­го те­ат­ра. Об­ще­жи­тие на­хо­ди­лось на Дмит­ро­вс­ком пе­ре­ул­ке, в 5 ми­ну­тах ходь­бы от те­ат­ра, и я стал пос­те­пен­но «дне­вать и но­че­вать» там. В 1994 го­ду мне уда­лось пос­мот­реть все «Аню­ты» с Мак­си­мо­вой.Это бы­ло, ко­неч­но, не­за­бы­ва­е­мое впе­чат­ле­ние. Сей­час уви­деть тан­цу­ю­щую на сце­не Мак­си­мо­ву уже, к со­жа­ле­нию, нель­зя.
Как-то раз, про­хо­дя ми­мо дос­ки объ­яв­ле­ний в учи­ли­ще, мой взгляд слу­чай­но ос­та­но­вил­ся на объ­яв­ле­нии «Крем­ле­вс­ко­му ба­ле­ту тре­бу­ют­ся кон­це­рт­мейс­те­ры». «Как ин­те­рес­но!», – по­ду­мал я, «а что во­об­ще это за ра­бо­та та­кая – кон­це­рт­мейс­тер ба­ле­та?» И не­дол­го ду­мая, не имея ни­ка­ко­го опы­та ра­бо­ты в ба­ле­те, учась при этом в учи­ли­ще, я взял да и поз­во­нил ту­да. По­том при­шел пос­мот­реть класс-урок ба­ле­та, а ве­че­ром пос­ле спек­так­ля там бы­ла ОНА – Ве­ли­кая МАК­СИ­МО­ВА. Прос­тая, оба­я­тель­ная, ма­лень­кая хруп­кая жен­щи­на с уди­ви­тель­но блес­тя­щи­ми кра­си­вы­ми го­лу­бы­ми гла­за­ми, в боль­шом раз­ноц­вет­ном плат­ке на го­ло­ве. Кто-то фо­тог­ра­фи­ро­вал­ся с ней, а я же толь­ко ли­цез­рел, бо­ясь да­же по­ше­вель­нуть­ся или что-то ска­зать в ее при­су­т­ствии, та­кое ма­ги­чес­кое воз­дей­ствие ока­зы­ва­ла она.

{div width:275|float:left}{module kosh}{/div}Вско­ре пос­ле это­го я стал ра­бо­тать в те­ат­ре, обу­чил­ся по­ряд­ку имп­ро­ви­за­ции на клас­се (ба­лет­ные кла­ви­ры я и до это­го иг­рал с лис­та). Каж­дое ут­ро я при­хо­дил иг­рать урок-класс, ко­то­рый да­ва­ли на­род­ная ар­ти­ст­ка Бе­ло­рус­сии, в прош­лом при­ма Минс­ка Алев­ти­на Алек­са­нд­ров­на Кор­зен­ко­ва или Вла­ди­мир Ар­кадь­е­вич Ко­ше­лев, в прош­лом тан­цов­щик Боль­шо­го те­ат­ра, а так­же Ека­те­ри­на Все­во­ло­дов­на (от­че­ст­во бы­ло всег­да слож­но вы­го­во­рить) Ак­се­но­ва, дочь зна­ме­ни­той Ма­ри­ны Се­ме­но­вой.
Са­ма Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на уро­ков не да­ва­ла, толь­ко иног­да на гаст­ро­лях за ру­бе­жом, так как боль­ше лю­би­ла ре­пе­ти­ции. Но на уро­ках Кор­зен­ко­вой они с Вла­ди­ми­ром Ва­силь­е­вым за­ни­ма­лись у стан­ка пер­вые пол­го­да мо­ей ра­бо­ты. Оба сто­я­ли в са­мом кон­це за­ла, но все дви­же­ния, ис­пол­ня­е­мые ими, пом­ню до сих пор. Нас­толь­ко ощу­ща­лось от­ли­чие за­ни­ма­ю­щих­ся на уро­ке мас­те­ров от на­чи­на­ю­щих ар­тис­тов. По­жа­луй ос­нов­ное от­ли­чие бы­ло в не­о­бык­но­вен­ной чут­кос­ти к му­зы­ке, ма­не­ре ис­пол­не­ния ежед­нев­ных ру­тин­ных дви­же­ний чет­ко в такт, в со­от­ве­т­ствии с му­зы­каль­ны­ми ак­цен­та­ми.
Тог­да я еще не сов­сем «вру­бал­ся» как же все-та­ки на­до иг­рать прыж­ки и Кор­зен­ко­ва час­то пок­ри­ки­ва­ла на ме­ня пер­вое вре­мя. Та­кое слу­ча­лось поч­ти со все­ми, кто на­чи­нал иг­рать ба­лет­ные уро­ки, так как спе­ци­аль­но­го об­ра­зо­ва­ния по­лу­чить ниг­де нель­зя бы­ло. Хо­ро­шо, что Мак­си­мо­ва не пры­га­ла тог­да, а за­кан­чи­ва­ла за­ня­тия у стан­ка.
Час­то по ут­рам, са­дясь за инстру­мент, я за­ме­чал, что кто-то под ро­я­лем рас­по­ла­га­ет­ся ря­дом с пе­да­ля­ми, и, заг­ля­нув вниз, ви­дел, что это Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на там раз­ми­на­ет­ся. «Не уда­рить бы но­гой слу­чай­но, не дай бог за­деть», – ду­мал я. Она при­хо­ди­ла с ка­ким-то ва­ли­ком и на нем рас­ка­ты­ва­ла ступ­ни. По­том на­чи­на­лись ре­пе­ти­ции. Всег­да веж­ли­вая, ин­тел­ли­ге­нт­ная, тер­пе­ли­вая Мак­си­мо­ва про­си­ла сыг­рать с то­го или ино­го мес­та или с на­ча­ла. Те ком­мен­та­рии, ко­то­рые она да­ва­ла ба­ле­ри­нам, впи­ты­ва­лись и мной, не тан­цу­ю­щим в ба­ле­те – ав­то­ма­ти­чес­ки, в кровь, нас­толь­ко вы­ра­зи­тель­но бы­ло все ска­за­но, хоть пре­по­да­вай пос­ле это­го.



Театр «Кремлевский балет». Сцена из балета «Лебединое озеро». 2002 г.

{div width:335|float:left}{module m-semenova}{/div}Ког­да на мо­их пер­вых ба­лет­ных уро­ках я впер­вые ус­лы­шал: «По­ку­ри же ты, по­ку­ри же ты!», я сна­ча­ла не по­ни­мал в чем де­ло и что хо­чет от ар­тис­тов пе­да­гог, да­ю­щий урок. Ока­зы­ва­ет­ся это ба­лет­ное дви­же­ние, ко­то­рое на­зы­ва­ет­ся «Па-ку-рю же­те». Но слы­шит­ся оно имен­но как при­зыв «по­ку­рить». Так вот бла­го­да­ря имен­но этой па­губ­ной при­выч­ке я имел воз­мож­ность по­об­щать­ся поб­ли­же и по­го­во­рить с лю­би­мой ба­ле­ри­ной во вре­мя па­уз, ког­да мы шли ку­рить на лест­нич­ную пло­щад­ку. Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на дос­та­ва­ла из изящ­ной чер­ной су­моч­ки крас­ный «Дан­хилл», пач­ку в два от­де­ла, и за­ку­ри­ва­ла длин­ню­щую си­га­ре­ту с зо­ло­тым фильт­ром.
– Ека­те­ри­на Сер­гев­на, дай­те, по­жа­лс­та, поп­ро­бо­вать, что вы ку­ри­те.
– На, возь­ми, но толь­ко всю не ку­ри.
– По­че­му, да я зап­рос­то!
Че­рез 2 ми­ну­ты пос­ле по­ло­ви­ны си­га­ре­ты в го­ло­ве об­ра­зо­вал­ся свин­цо­вый шар.
– Как же вы та­кие силь­ные ку­ри­те?
– При­вык­ла уже.
Пе­ре­рыв окон­чен. Ра­бо­та­ем даль­ше. Ре­пе­ти­ция с маг­ни­то­фо­ном. «Рус­лан и Люд­ми­ла» идет под фо­ног­рам­му и по­э­то­му пи­а­нис­ты вы­нуж­де­ны на­жи­мать на кноп­ки. Из пя­ти кно­пок три вы­ле­те­ли и при­хо­дить­ся со­вать па­лец по­тонь­ше в дыр­ку, что­бы на­жать на па­лоч­ку, что ос­та­лась от вы­ле­тев­шей кноп­ки. Стоп, на­зад! Стоп, впе­ред!
– Ека­те­ри­на Сер­гев­на, у ме­ня па­лец не про­ла­зит в эту дыр­ку!…
– На вот, Анд­рюш, возь­ми руч­ку, ко­то­рую мне Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич Озе­ров по­да­рил, ею и ты­кай.
– Спа­си­бо боль­шое, уже по­лег­че жить!

 

 

 

 

Гла­ва 2.
«По­том бу­дешь ме­му­а­ры пи­сать...»

В 1994 го­ду, ког­да Мак­си­мо­ва тан­це­ва­ла пос­лед­ние «Аню­ты», бы­ло очень ин­те­рес­но наб­лю­дать за спек­так­лем сно­ва и сно­ва из зри­тель­но­го за­ла, но хо­те­лось боль­ше­го. Ду­ша про­си­ла про­ры­ва ту­да, за ку­ли­сы, в са­мую «жа­ров­ню» ба­лет­но­го действия. Од­наж­ды, ког­да меч­та по­пасть на сце­ну и пос­мот­реть спек­такль «из­нут­ри», дос­тиг­ла сво­е­го апо­гея, я ре­шил – приш­ло вре­мя действо­вать. При­дя в Боль­шой те­атр по обыч­но­му про­пус­ку, и раз­дев­шись в зри­тельс­ком гар­де­ро­бе, я нап­ра­вил­ся в бу­фет, но не за уго­щень­я­ми. Те, кто ра­бо­та­ют в те­ат­рах, зна­ют точ­но, где на­хо­дят­ся две­ри меж­ду зри­тель­ным за­лом, ве­ду­щие «ту­да». Од­ну из та­ких две­рей че­рез бу­фет знал и я, но как прой­ти и за­дер­жать­ся без проб­лем там, что­бы не выг­на­ли? И тут мысль – но­ты! Взяв из до­ма ка­кие-то но­ты, раз­дев­шись в гар­де­ро­бе для зри­те­лей, с дро­жань­ем в ко­ле­нях и за­ми­ра­ни­ем серд­ца ша­гаю – пря­мо че­рез две­ри бу­фе­та в ту часть те­ат­ра, ку­да не всем раз­ре­ше­но. Ко­ри­дор, иду даль­ше, еще ко­ри­дор. Бо­же, как же тут все за­пу­та­но, но по­ка вро­де ник­то не ок­ри­ки­ва­ет, не ос­та­нав­ли­ва­ет. Те­перь предс­то­ит прой­ти еще 15 подъ­езд, вах­ту. Смот­рю в но­ты, как буд­то бы в этом те­ат­ре ра­бо­таю, и прод­ви­га­юсь на свой страх и риск. Так вот она ка­кая, сце­на Боль­шо­го те­ат­ра – по­ка­тая, де­ре­вян­ная! По­кат ка­жет­ся та­ким вы­со­ким, как же они тут пры­га­ют? Ми­мо про­хо­дят раз­ные ба­ле­ри­ны в ха­ла­тах, вок­руг гряз­но­ва­то, пы­ли мно­го. Под сце­ной яв­но ка­кой-то за­вод – мо­то­ры, подъ­ем­ни­ки. Ну да бог с ни­ми, про­шел и лад­но. Стою в ле­вой ку­ли­се, ско­ро на­ча­ло. И вдруг – ОНА. Вы­хо­дит на сце­ну с дву­мя парт­не­ра­ми и пе­ред зак­ры­тым за­на­ве­сом ре­пе­ти­ру­ет ка­кую-то под­де­рж­ку. Они на ру­ках ее вы­со­ко под­ни­ма­ют нес­коль­ко раз, и она зас­ты­ва­ет в воз­ду­хе. Ря­дом со мной раз­ми­на­ет­ся Ани­си­мов. В уг­лу, в не­боль­шом ящич­ке с ка­ни­фолью на­ти­ра­ют туф­ли дру­гие тан­цов­щи­цы.




Екатерина Максимова – Анюта в одноименном балете. 1994 год.

Ско­ро на­ча­ло. Ор­кестр за­во­дит вступ­ле­ние к «Аню­те» и вдруг бук­валь­но за нес­коль­ко се­кунд до под­ня­тия за­на­ве­са, Вла­ди­мир Ва­силь­ев шут­ли­во бро­са­ет сгруп­пи­ро­вав­шим­ся ар­тис­там: «А вы зарп­ла­ту все ус­пе­ли по­лу­чить?» «Да», – ве­се­ло от­ве­ча­ют они. За­на­вес под­ни­ма­ет­ся – по­е­ха­ли! Стою весь спек­такль, лю­бу­юсь на Ека­те­ри­ну Сер­ге­ев­ну. Тут шаль чер­ную при­нес­ли, по­ве­си­ли, ско­ро она ее на­де­нет. Нас­лаж­да­юсь спек­так­лем из-за ку­лис, ник­то не вы­го­ня­ет, ка­кое счастье! Сце­на свадь­бы. Мак­си­мо­ва из пра­вой в ле­вую ку­ли­су стре­ми­тель­ной по­ход­кой по сце­не идет в сва­деб­ном платье, улы­ба­ясь. Один шаг за ку­ли­су. Платье стре­ми­тель­но сры­ва­ет­ся: «Ско­рее, ско­рее, не ус­пею по­ме­нять кос­тюм!» Толь­ко там, за ку­ли­са­ми мож­но по­нять, в ка­ком тем­пе ра­бо­та­ют ар­тис­ты, и ка­кие не­че­ло­ве­чес­кие наг­руз­ки они вы­но­сят...

{div width:275|float:left}{module gavrilin}{/div}И сно­ва па­у­за меж­ду ре­пе­ти­ци­я­ми. Мы ку­рим.
– Ека­те­ри­на Сер­гев­на, а ка­кой са­мый тя­жё­лый ба­лет вы стан­це­ва­ли, что бы­ло труд­нее все­го?
– Зна­ешь, мно­го че­го тан­це­ва­ла, мно­го че­го бы­ло. Но толь­ко ни­ког­да не за­бу­ду как пос­ле пер­во­го ак­та «Спя­щей кра­са­ви­цы» ме­ня так тош­ни­ло, что я кри­ча­ла: «Ско­рее дай­те мне вед­ро».
– А вы еще бу­де­те «Аню­ту» тан­це­вать?
– Не знаю. Не хо­чу боль­ше. На­до­е­ло. На­до­е­ло тан­це­вать.
– Как же так, я ду­мал, вы ска­же­те, что, мол, ум­ру на сце­не в тан­це или что-то по­доб­ное…
– Да ты зна­ешь, так на­до­е­ло все это и эти тан­цы в том чис­ле.
– Вы са­мая ве­ли­кая ба­ле­ри­на на­ше­го вре­ме­ни…
– Ты не ви­дел Ула­но­ву, ты не ви­дел Пли­сец­кую. Вот они бы­ли ве­ли­кие, это бы­ло чу­до.
– Ну вы са­ми чу­до не­о­бык­но­вен­ное. Ког­да в «Аню­те» за­на­вес отк­ры­ва­ет­ся и вы там, на по­лу, си­ди­те, да­же тан­це­вать боль­ше не на­до, та­кой че­хо­вс­кий об­раз в вас са­мой жи­вет...
– Знал бы ты как мы эту «Аню­ту» по ку­соч­кам со­би­ра­ли. Как уго­ва­ри­ва­ли Гав­ри­ли­на со­е­ди­нить его раз­роз­нен­ные пь­е­сы в ба­лет и как он не сог­ла­шал­ся, не ве­рил, что мо­жет по­лу­чить­ся... Вот слу­шай и за­по­ми­най, че­го я те­бе тут рас­ска­зы­ваю, по­том бу­дешь ме­му­а­ры пи­сать (сме­ет­ся)...

 

 

Гла­ва 3.
«Не в день­гах счастье»

{div width:275|float:left}{module Светлана Романова}{/div}Уче­ниц в ту по­ру бы­ло нес­коль­ко. Но в ос­нов­ном вы­де­ля­лись три: Свет­ла­на Ро­ма­но­ва, Жан­на Бо­го­ро­диц­кая и чуть поз­же На­та­ша Ба­лах­ни­че­ва. С пос­лед­ней, по­жа­луй, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, ре­пе­ти­ро­ва­ла с са­мым боль­шим удо­воль­стви­ем.
Свет­ла­на Ро­ма­но­ва от­ли­ча­лась всег­да боль­шой тру­дос­по­соб­ностью и ин­тел­ли­ге­нт­ностью, ни­ког­да не поз­во­ля­ла се­бе что-ли­бо вык­рик­нуть пи­а­нис­ту или ска­зать что-то гру­бое. Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на осо­бое вни­ма­ние в ра­бо­те с ней от­да­ва­ла об­ра­зу и ху­до­же­ст­вен­ным за­да­чам. Ей хо­те­лось, что­бы тан­цов­щи­ца раск­ре­пос­ти­лась на пол­ную и про­я­ви­лась сце­не с мак­си­маль­ной от­да­чей. Тех­ни­чес­ки Свет­ла­на бы­ла уже сло­жив­шей­ся ба­ле­ри­ной, тан­це­вав­шей все глав­ные пар­тии в те­ат­ре. Иног­да Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на об­ра­ща­ла вни­ма­ние на пос­та­нов­ку ног в оп­ре­де­лен­ных по­зи­ци­ях, пы­та­лась исп­ра­вить то, что не сов­сем пра­виль­но бы­ло вы­у­че­но с детства, но в прин­ци­пе ра­бо­та­ла боль­ше над об­ра­зом и, так ска­зать, над «выс­шим пи­ло­та­жем», ко­то­рый мо­жет по­ка­зать ар­тист на сце­не при со­че­та­нии раз­лич­ных ка­честв.
С Жан­ной скла­ды­ва­лось нем­но­го слож­нее. Та­ла­нт­ли­вая мо­ло­дая ба­ле­ри­на, при­шед­шая из те­ат­ра Ста­нис­ла­вс­ко­го, от­ли­ча­лась кап­риз­ным ха­рак­те­ром и иног­да поз­во­ля­ла се­бе ве­щи ти­па: «Это я де­лать не бу­ду, это не хо­чу, это не мо­гу». Но, в кон­це кон­цов, Жан­на всег­да справ­ля­лась на спек­так­лях с ролью, и здесь ее стра­ст­ный ха­рак­тер уже не ме­шал, а по­мо­гал раск­рыть­ся.


 

{div width:335|float:left}{module Жанна Богородицкая}{/div}Все ба­ле­ри­ны по­ни­ма­ли, что ав­то­ри­тет Мак­си­мо­вой неп­ре­ре­ка­ем, и это бы­ло действи­тель­но так. Нуж­но от­ме­тить, что Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на за­ни­ма­лась со все­ми с пол­ной оди­на­ко­вой от­да­чей, не «хал­ту­ря» или лу­ка­вя. А од­наж­ды, ког­да она уже ус­та­ла объ­яс­нять, как нуж­но про­вор­ней де­лать ше­не, прос­то вста­ла со сво­е­го крас­но­го крес­ла и так за­вер­ну­ла цепь ше­не от цент­ра за­ла в угол, да еще в та­ком тем­пе, что го­ло­ва мог­ла зак­ру­жить­ся у смот­ря­щих. Все кто был в за­ле, так и за­мер­ли от вос­хи­ще­ния – ба­ле­ри­на уже не тан­це­ва­ла па­ру лет! По­ра­жа­ло, как си­дя в крес­ле в цент­ре за­ла и прос­то объ­яс­няя что-то, она мог­ла па­рал­лель­но под­нять но­гу так от бед­ра до уха, что соз­да­ва­лось ощу­ще­ние,что у нее нет кос­тей во­об­ще, а но­ги са­ми по– се­бе под­ни­ма­ют­ся. Та­кая не­ве­ро­ят­ная гиб­кость сох­ра­ни­лась у нее и по се­год­няш­ний день.
Мно­гие кри­ти­ки восх­ва­ля­ют ту или иную ба­ле­ри­ну, счи­та­ет­ся, что эта хо­ро­ша в этом, та – в том, и так да­лее. Но ин­те­рес­но всег­да пос­лу­шать, что го­во­рят са­ми ба­лет­ные ар­тис­ты о сво­их кол­ле­гах. И где бы я ни был, в ка­ких те­ат­рах или труп­пах, ес­ли речь за­хо­дит о Мак­си­мо­вой, слы­шишь: «Мак­си­мо­ва? Да она Луч­шая. Иде­аль­ная тех­ни­ка, мас­те­р­ство ак­те­ра», «Мак­си­мо­ва? То, что она выт­во­ря­ла в сво­их филь­мах-ба­ле­тах, ник­то в ми­ре не смо­жет пов­то­рить при боль­шом же­ла­нии, нас­толь­ко там все нак­ру­че­но и в та­ких тем­пах», «Са­мая ба­ле­ри­нс­кая ба­ле­ри­на, ей дос­туп­но все в ба­лет­ном тан­це, она – уни­кум».
Иног­да, ког­да крем­ле­вс­кие ба­ле­ри­ны не справ­ля­лись с тем­па­ми, ко­то­рые идут на спек­так­ле и ко­то­рые я брал на ре­пе­ти­ции, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на кри­ча­ла (по­то­му что ина­че за ро­я­лем пи­а­нис­ту не слыш­но, он гре­мит кла­ви­ша­ми): «Не за­го­няй!!! Пос­по­кой­ней!!!» Так и хо­те­лось от­ве­тить:»Но вы-то са­ми в ка­ких тем­пах де­ла­ли это!!! Еще в два ра­за быст­рее». Но по­ни­мал что это Она, ко­то­рая мог­ла де­лать в этих тем­пах, Она не­пов­то­ри­ма, и по­э­то­му нет смыс­ла тре­бо­вать от ос­таль­ных не­воз­мож­но­го.
{div width:275|height:415|float:left}{module Балахничева}{/div}И вот опять пе­ре­кур. Ку­рим в ком­на­те от­ды­ха с те­ле­ви­зо­ром.
– Се­год­ня не мог про­е­хать к Крем­лю на ма­ши­не, там вок­руг Крем­ля ма­ра­фон уст­ро­и­ли, все ку­да-то бе­гут, вы не ку­да они всё бе­гут, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, я из-за них се­год­ня чуть на урок не опоз­дал?
– Я не знаю, ку­да они там бе­гут, я са­ма с тру­дом в Кремль про­е­ха­ла. Я вот про­чи­та­ла се­год­ня в жур­на­ле о ка­кой-то ба­ле­ри­не заг­ра­нич­ной, уче­ни­це Мак­си­мо­вой, ко­то­рую не то что не пом­ню, ни­ког­да и не ви­де­ла, ка­жет­ся. Как та­кое мо­жет быть?...
– Да яс­ное де­ло. Вы за гра­ни­цей мас­тер-клас­сы да­е­те? Вот, мо­жет, приш­ла на урок ка­кая-ни­будь ба­ле­ри­на сре­ди про­чих, ну раз урок ваш по­се­ти­ла, зна­чит уже уче­ни­ца Мак­си­мо­вой.
– Да, и не го­во­ри. Так вот звез­да­ми и ста­но­вят­ся, а по­том за ка­че­ст­во их тан­ца от­ве­чать кто бу­дет?...
– Ека­те­ри­на Сер­гев­на, я вот тут зарп­ла­ту по­лу­чал, и так как у нас фа­ми­лии ря­дом на­хо­дят­ся, там ваш лис­то­чек на зарп­ла­ту то­же ле­жал. Я обал­дел, ка­кая ма­лень­кая циф­ра там бы­ла, чуть боль­ше мо­ей... Не­у­же­ли вы та­кой ми­зер по­лу­ча­е­те?
– Да мне да­же за квар­ти­ру иног­да не­чем зап­ла­тить, о чем ты го­во­ришь. Да не в день­гах счастье.
– Да не в день­гах, но в их при­су­т­ствии (сме­юсь) …
– Да ну, Анд­рюш. Вот рань­ше, ког­да де­нег не бы­ло, в мо­ло­дос­ти все пы­та­лись на гаст­ро­лях за­ра­бо­тать, всё ду­ма­ли вот де­нег бу­дет по­боль­ше и ста­нет луч­ше жить. За­ра­бо­та­ли. Даль­ше что? Мо­ло­дежь сей­час толь­ко об этом и ду­ма­ет, а вот бу­дут день­ги и что? Не все в этом зак­лю­ча­ет­ся, по­верь.

 

Гла­ва 4.
«Ку­да ты го­нишь?»

C осо­бен­ной теп­ло­той и тре­пе­том ра­бо­та­ла Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на с мо­ло­дой ба­ле­ри­ной из Пер­ми На­та­шей Ба­лах­ни­че­вой. Внеш­не да­же чем-то по­хо­жая на Мак­си­мо­ву (обе по ки­тайс­ко­му го­рос­ко­пу ро­ди­лись в год тиг­ра, толь­ко Мак­си­мо­ва – Во­до­лей, а На­та­ша-Стре­лец), она яв­ля­ла со­бой об­ра­зец пре­дан­нос­ти сво­е­му де­лу. Юная и свет­лая, уди­ви­тель­ной кра­со­ты мо­ло­дая ба­ле­ри­на на­по­ми­на­ла Ека­те­ри­ну Сер­ге­ев­ну внеш­не в мо­ло­дос­ти. Пом­ню, с ка­кой лю­бовью и за­бо­той объ­яс­ня­ла Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на суть об­ра­за Зо­луш­ки для На­та­ши в ма­лень­ком за­ле. При всей эмо­ци­о­наль­ной оба­я­тель­нос­ти, юная ба­ле­ри­на ка­за­лась еще очень и очень не­ок­реп­шей, хруп­кой. Ка­за­лось, что тех­ни­чес­кие труд­нос­ти ис­пол­ня­ют­ся на гра­ни сры­ва, но тер­пе­ли­вая Мак­си­мо­ва про­дол­жа­ла спо­кой­но и ме­то­дич­но за­ни­мать­ся, объ­яс­нять, как луч­ше и пра­виль­ней ис­пол­нить ту или иную ком­би­на­цию.




Наталья Балахничева в роли Золушки в одноименном балете

Зри­те­ли, при­хо­дя­щие на спек­такль в Кремль, да­же и не по­доз­ре­ва­ют о том, что поч­ти на каж­дом спек­так­ле пос­ле то­го, как вык­лю­чит­ся свет и под­ни­мет­ся за­на­вес, в зал с ле­вой сто­ро­ны в пар­те­ре прос­каль­зы­ва­ет не­за­мет­ной тенью Мак­си­мо­ва. Она смот­рит, как тан­цу­ют спек­такль ее уче­ни­цы и так­же не­за­мет­но ис­че­за­ет из за­ла за нес­коль­ко ми­нут до окон­ча­ния спек­так­ля. Так бы­ло поч­ти всег­да, ког­да тан­це­ва­ла На­та­ша.
Прош­ло ка­кое-то вре­мя, и обс­то­я­тель­ства лич­ной жиз­ни зас­та­ви­ли ме­ня уво­лить­ся из те­ат­ра. Но че­рез пол­го­да я встре­тил слу­чай­но Ека­те­ри­ну Сер­ге­ев­ну око­ло ЦУ­Ма, и мы заш­ли ту­да вмес­те. У нее бы­ла па­у­за меж­ду ре­пе­ти­ци­я­ми, и она заш­ла ку­пить ка­кие-то га­зе­ты или крос­свор­ды. «Я вас очень люб­лю, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на.» «Мы те­бя то­же пом­ним и лю­бим, возв­ра­щай­ся.» Че­рез нес­коль­ко дней я опять стал ра­бо­тать с Ека­те­ри­ной Сер­ге­ев­ной. При­дя за­но­во в те­атр, бы­ло очень стран­но уз­нать, что ком­на­ту от­ды­ха вре­мен­но зак­ры­ли, что­бы рас­ши­рить ка­би­нет для зав. труп­пой. Ему пос­та­ви­ли ог­ром­ный оваль­ный стол из бе­ре­зы в ка­би­нет. Это оз­на­ча­ло, что от­ды­хать в па­у­зах пос­ле ре­пе­ти­ций и ку­рить мы смо­жем те­перь толь­ко в лест­нич­ном про­ле­те, а пи­а­нис­тов во­об­ще по­се­ли­ли в... ту­а­лет. Прос­то вот так вот взя­ли и сня­ли ар­ма­ту­ру в ту­а­ле­те, толь­ко дыр­ку от тру­бы зак­ры­ли и пос­та­ви­ли ту­да два шка­фа с но­та­ми. Это бы­ло от­но­ше­ние хоз­час­ти те­ат­ра к пи­а­нис­там, ко­то­рые ра­бо­та­ли всег­да с ужас­ны­ми но­та­ми и сло­ман­ны­ми маг­ни­то­фо­на­ми, по­лу­чая при этом еще ко­пей­ки.
В тот пе­ри­од Вла­ди­мир Ва­силь­ев стал ди­рек­то­ром Боль­шо­го те­ат­ра, и Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на то­же ста­ла пре­по­да­вать там па­рал­лель­но. Нуж­но от­ме­тить, что Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на всег­да с бла­го­го­ве­ни­ем про­из­но­си­ла имя Во­ло­дя и го­во­ри­ла о нем, как о Бо­ге.

{div width:275|float:left}{module Григорович-260}{/div}Од­наж­ды на ре­пе­ти­цию при­ве­ли мо­ло­дую ба­ле­ри­ну, сов­сем еще из учи­ли­ща, что­бы по­ка­зать Мак­си­мо­вой. Я иг­рал для нее ка­кую-то ва­ри­а­цию и ря­дом бы­ло мно­го ба­лет­ных вок­руг ро­я­ля. Они то­же смот­ре­ли, и соз­да­лась очень на­ка­лен­ная ат­мос­фе­ра в за­ле. Уче­ни­ца вол­но­ва­лась, а Мак­си­мо­ва, ка­жет­ся, вол­но­ва­лась еще боль­ше от­то­го, что вол­ну­ет­ся уче­ни­ца. Ко­неч­но, ведь ее отс­мат­ри­ва­ет са­ма бо­ги­ня тан­ца.
И, ви­ди­мо, все это пе­ре­да­лось мне и я ус­ко­рил темп. Уче­ни­ца не справ­ля­лась и тог­да Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на очень гром­ко крик­ну­ла мне: «Ку­да ты го­нишь?», и я крик­нул ей в от­вет: «Да там еще быст­рей идет!». Она мне: «Что ты там еще вор­чишь?»... В об­щем, ей это не пон­ра­ви­лось. По­том меж­ду на­ми ка­кой-то хо­ло­док пос­ле это­го был нес­коль­ко дней, но все прош­ло. Прос­ти­те, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, иног­да у пи­а­нис­тов то­же нер­вы не вы­дер­жи­ва­ют.
Ре­пе­ти­ро­ва­ла она уже не так мно­го, как до ра­бо­ты в Боль­шом те­ат­ре и в ос­нов­ном в ве­чер­нее вре­мя. Пос­те­пен­но мне ста­ло не­ин­те­рес­но от то­го, что я ее прак­ти­чес­ки не зас­та­вал и на­ши ре­пе­ти­ции не сов­па­да­ли по вре­ме­ни, тог­да мыс­ли об ухо­де наз­ре­ли опять. Куль­ми­на­ци­ей в ре­ше­нии уй­ти стал при­ход в те­атр Гри­го­ро­ви­ча, но сов­сем не из-за Гри­го­ро­ви­ча, с ко­то­рым мы еще два ме­ся­ца про­ра­бо­та­ли, и на­до ска­зать, я был в вос­тор­ге от его ра­бо­ты в те­ат­ре. А из-за то­го, что как толь­ко он по­я­вил­ся, что­бы ста­вить «Ро­мео и Джуль­ет­ту» для крем­ле­вс­ко­го ба­ле­та, Мак­си­мо­ва ис­чез­ла на этот пе­ри­од из те­ат­ра.



Екатерина Максимова в балете «Ромео и Джульетта»


И сно­ва па­у­за. Быст­рее по­ку­рить с Ека­те­ри­ной Сер­ге­ев­ной, по­ка уче­ни­ца за­ши­ва­ет юб­ку.
– Ека­те­ри­на Сер­гев­на, вот вче­ра де­воч­ки из ба­лет­ной шко­лы при­хо­ди­ли, вы им ав­тог­ра­фы раз­да­ва­ли с боль­шой охо­той и вни­ма­ни­ем, вы так всег­да от­но­си­тесь к пок­лон­ни­кам?
– Я так вос­пи­та­на. Я прек­рас­но по­ни­маю, что они ис­пы­ты­ва­ют в этот мо­мент, ког­да про­сят ав­тог­раф у Мак­си­мо­вой, для них это что-то осо­бен­ное. Мы ро­ди­лись в та­кое вре­мя, ког­да ин­тел­ли­ге­нт­ность це­ни­лась пре­вы­ше все­го.
– Да уж. Вот вче­ра на кон­цер­те «Зо­ло­то­го грам­мо­фо­на» на­ши ба­ле­ри­ны по­дош­ли к Ал­ле Пу­га­че­вой за ав­тог­ра­фом, она их пос­ла­ла на три из­ве­ст­ные бук­вы… Те до сих пор в шо­ке...
– Что ж. Сей­час все по-дру­го­му. На кон­церт Пу­га­че­вой я пой­ти не мо­гу, так как би­лет в пар­тер сто­ит мил­ли­он...
– Ско­ро Но­вый Год. Вы ког­да-ни­будь заг­ра­ни­цей его встре­ча­ли, на гаст­ро­лях нап­ри­мер?
– Да, ко­неч­но. Но пом­ню один слу­чай у нас до­ма, ког­да кто-то из гос­тей при­нес пи­ро­тех­ни­ку, ее пос­та­ви­ли меж­ду са­ла­ти­ка­ми на сто­ле и зажг­ли. Что там бы­ло! Весь по­то­лок и люст­ра – в пы­ли, чер­ные, пол­ная квар­ти­ра ды­ма, еда вся ис­пор­че­на, но за­то так ве­се­ло…
-... Же­лаю вам все­го са­мо­го луч­ше­го в Но­вом го­ду, до­ро­гая Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на!

 

Гла­ва 5.
«Эта му­зы­ка из “Чи­пол­ли­но” не под­хо­дит!»

{div width:340|float:left}{module Григорович-320}{/div}Гри­го­ро­вич или «Григ», как его на­зы­ва­ют ба­лет­ные, был приг­ла­шен в те­атр для пос­та­нов­ки «Ро­мео и Джуль­ет­ты», и это бы­ло для всех со­бы­тие. Ве­ли­чай­ший пос­та­нов­щик, мэтр рус­ской хо­ре­ог­ра­фии, бу­дет ра­бо­тать с крем­ле­вс­ки­ми ар­тис­та­ми, да еще и над та­ким слож­ным тех­ни­чес­ком и эмо­ци­о­наль­ном пла­не ба­ле­том. Он  ра­бо­тал вмес­те со сво­ей суп­ру­гой На­таль­ей Бес­сме­рт­но­вой и нуж­но ска­зать, под­нял кор­де­ба­лет на очень вы­со­кий уро­вень.
Ин­те­рес­но бы­ло всё в ра­бо­те с ним. Де­ло в том, что ког­да идет пос­та­нов­ка но­во­го ба­ле­та, пи­а­нис­ты долж­ны за­пи­сать в но­ты как мож­но боль­ше дви­же­ний, что­бы по­том на ре­пе­ти­ци­ях брать точ­но с то­го или ино­го мес­та. Я, как пра­ви­ло, об­ла­дал очень хо­ро­шей зри­тель­ной па­мятью и не стре­мил­ся осо­бо за­пи­сы­вать в но­ты то, что про­ис­хо­дит в ба­ле­те – прос­то брал с нуж­но­го мес­та и всё. Но вот од­наж­ды на ре­пе­ти­ции Юрий Ни­ко­ла­е­вич спро­сил ме­ня: «Ты за­пи­сал?» – «Да», – не морг­нув гла­зом от­ве­чаю я, и де­лаю вид,что пи­шу, а на са­мом де­ле прос­то про­во­жу над но­та­ми паль­цем. Но на­вер­но, по­чу­в­ство­вав что-то не­лад­ное, он под­хо­дит и ви­дит, что ка­ран­да­ша у ме­ня во­об­ще нет.»За­пи­ши!» – пов­то­ря­ет он и ука­зы­ва­ет в но­ты скру­чен­ным в ду­гу паль­цем. Этот па­лец я на­дол­го за­пом­нил. Мне ста­ло очень стыд­но, и я из­ви­нил­ся, что за­был до­ма ка­ран­даш. Не знаю по­че­му, но мыс­ли взять с со­бой ка­ран­даш на сле­ду­ю­щую ре­пе­ти­цию по­че­му-то опять не воз­ник­ло или я прос­то за­был об этом. К счастью, боль­ше «конт­ро­ля» не бы­ло, и мы до­жи­ли до премь­е­ры бла­го­по­луч­но, так как я всег­да брал с точ­но­го мес­та.


 

{div width:335|float:left}{module Чиполлино}{/div}Иног­да эти са­мые «мес­та» зву­чат для не­пос­вя­щен­но­го че­ло­ве­ка очень да­же стран­но или же смеш­но. Во­об­ще речь ба­лет­ных под­ле­жит осо­бой за­пи­си. Вот толь­ко не­ко­то­рые фра­зы, ко­то­рые по­се­ля­ют­ся в ре­чи пи­а­нис­тов пос­ле ба­лет­ных за­ня­тий. «Повтoрим» – с уда­ре­ни­ем на вто­рое «о» не­по­нят­но по­че­му. «Кон­чай в угол» – име­ет­ся вви­ду что пи­ру­эт тан­цов­щик дол­жен за­кан­чи­вать по нап­рав­ле­нию к уг­лу. Или «Ты кон­ча­ешь в угол, а на­до на Све­ту» – име­ет­ся вви­ду, что пи­ру­эт дол­жен за­кан­чи­вать­ся ту­да, где си­дит пи­а­ни­ст­ка Све­та за ро­я­лем, а не в угол. Ли­бо же: «А те­перь, маль­чи­ки, все кон­ча­ем на Све­ту». Или та­кие: «А те­перь, де­воч­ки, все хо­дим по яй­цу» – име­ет­ся вви­ду, что они идут по кру­гу в фор­ме яй­ца. Мно­гие сло­ва ти­па «рыб­ка», «стуль­чик», «гро­бик» так­же приз­ва­ны обоз­на­чать ка­кие-то ба­лет­ные дви­же­ния. Так для прос­то­ты им лег­че объ­яс­нять­ся. Но тем пи­а­нис­там, кто толь­ко на­чи­на­ет в ба­ле­те, сра­зу это ка­жет­ся ди­ким. По­том уже, ко­неч­но, все при­вы­ка­ют. Иног­да бы­ва­ют и ка­зу­сы, ког­да ты не зна­ешь с ка­ко­го мес­та взять, а по­яс­не­ния пе­да­го­гов зву­чат как: «Возь­мем с поп­ки, возь­мем с нож­ки и т.д.» В об­щем, ба­лет­ный язык очень спе­ци­фи­чен в этом смыс­ле, осо­бен­но ког­да этот язык сос­то­ит на 99% из рус­ско­го, че­го не ска­жешь, нап­ри­мер, ког­да ра­бо­та­ешь заг­ра­ни­цей.
Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на час­то на­чи­на­ла ре­пе­ти­ро­вать в 12.00 и обыч­но при­хо­ди­ла за 15 ми­нут до окон­ча­ния клас­са. Так, иног­да я мог да­же ин­ту­и­тив­но по ша­гам по­чу­в­ство­вать, что это она идет по ко­ри­до­ру и вско­ре по­я­вит­ся в за­ле, и ско­рее на­чи­нал иг­рать что-ни­будь из «Аню­ты». Хо­ро­шо, ес­ли она при­хо­ди­ла как раз в тот мо­мент, ког­да де­ла­ет­ся ада­жио на се­ре­ди­не. Я ус­пе­вал сыг­рать ада­жио из 1-го ак­та «Аню­ты», вспо­ми­ная, как они с Ани­си­мо­вым тан­це­ва­ли, и как од­наж­ды в ант­рак­те она по­дош­ла к Ани­си­мо­ву и ска­за­ла: «Ва­ле­роч­ка, из­ви­ни, я те­бе там на но­гу слу­чай­но нас­ту­пи­ла.»
Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на не бы­ла очень мно­гос­лов­на и об­ща­лась со все­ми нейт­раль­но, да­бы не соз­да­вать лю­бим­чи­ков. Или прос­то у нее та­кой ха­рак­тер? Но од­наж­ды, как раз в тот мо­мент, ког­да она вхо­ди­ла в зал, и я иг­рал ада­жио из «Аню­ты», она по­дош­ла ко мне, об­ня­ла и ска­за­ла:»Ког­да ты иг­ра­ешь, я оп­ре­де­ляю это еще из ко­ри­до­ра. Пи­а­ни­ст­ка «N» иг­ра­ет так: «тю-тю-тю», а ты как ор­кестр раз­ли­ва­ешь­ся на весь Кремль». В эти ми­ну­ты мож­но бы­ло уме­реть от счастья и кри­чать: «Я вас люб­лю!», «Я вас люб­лю!», «Да я же для вас это все иг­раю, из-за вас толь­ко и при­шел сю­да ра­бо­тать, я же ваш фа­нат, толь­ко не мо­гу ска­зать об этом, так как мы вмес­те ра­бо­та­ем!!!»
Ок­ры­лен­ный всем этим, на нерв­ной поч­ве за­иг­рал «Та­ран­тел­лу» из «Аню­ты» для сле­ду­ю­ще­го дви­же­ния на се­ре­ди­не, на что удив­лен­ная Кор­зен­ко­ва (пе­да­гог, да­вав­шая урок) ос­та­но­ви­ла ме­ня, так как это сов­сем не под­хо­ди­ло к дви­же­нию, и ска­за­ла: «Да­вай чё-нить дру­гое. Эта му­зы­ка из «Чи­пол­ли­но» не под­хо­дит!»

 

 

Гла­ва 6.
Вальс на две чет­вер­ти

За­да­ча пи­а­нис­та ба­ле­та сос­то­ит не толь­ко в том, что­бы иг­рать на ре­пе­ти­ци­ях. Са­мый слож­ный вид ра­бо­ты – это класс или урок ба­ле­та. Нуж­но под­би­рать му­зы­ку очень точ­но к то­му дви­же­нию, ко­то­рое по­ка­зал пе­да­гог. Ма­ло прос­то по­доб­рать и сымп­ро­ви­зи­ро­вать точ­но му­зы­ку, не­об­хо­ди­мо еще варь­и­ро­вать ее, ведь уро­ки иг­ра­ешь каж­дый день, и ар­тис­ты ус­та­ют слу­шать од­но и то­же. Так вот ин­те­рес­но то, что ког­да я действи­тель­но имп­ро­ви­зи­ро­вал на собствен­ные те­мы, ни­ка­ко­го эф­фек­та не бы­ло, но ког­да ис­поль­зо­вал для дви­же­ний му­зы­ку из ки­но­филь­мов или ба­ле­тов, ко­то­рые не идут в это вре­мя в те­ат­ре, то ба­лет­ные под­хо­ди­ли с бла­го­дар­ностью и со сло­ва­ми: «Ну, вот се­год­ня ты прек­рас­но имп­ро­ви­зи­ро­вал».
Не­ко­то­рые ар­тис­ты ба­ле­та, к со­жа­ле­нию, или прос­то глу­хие или аб­со­лют­но не му­зы­каль­ные. Очень час­то при­хо­дит­ся стал­ки­вать­ся с этим. Ведь они счи­та­ют «про се­бя» -1,2,3,4. Иног­да до­хо­ди­ло до аб­сур­да. Ког­да на уро­ке один из пе­да­го­гов тре­бо­вал сыг­рать вальс на две чет­вер­ти, и бы­ло очень слож­но объ­яс­нить ему, что валь­сов на две чет­вер­ти не су­ще­ст­ву­ет! На то они и валь­сы, а не мар­ши. Но пе­да­гог не уни­мал­ся и на­чи­нал на­пе­вать нап­ри­мер ка­кой-ни­будь вальс Штра­у­са, счи­тая при этом на раз -два. По­пыт­ка объ­яс­нить ему, что он фак­ти­чес­ки счи­та­ет каж­дую пер­вую до­лю так­та и так мож­но лю­бую му­зы­ку пос­чи­тать, ус­пе­хом не увен­ча­лась. То есть ес­ли в 1-2-3, 1-2-3 на пер­вый «раз» счи­тать «раз», а на вто­рой «раз» счи­тать «два», то так и по­лу­ча­ет­ся счет на «раз-два». Но он это­го не хо­тел по­нять.
Пи­а­нист ба­ле­та на­хо­дит­ся всег­да меж­ду нес­коль­ких ог­ней. С од­ной сто­ро­ны – мне­ния пе­да­го­гов (ко­то­рые со­вер­шен­но раз­ные). Нап­ри­мер, один пе­да­гог счи­та­ет, что по­мо­гать ар­тис­ту в тем­пе (ус­ко­рять или за­мед­лять для его удоб­ства) не на­до, а на­до иг­рать ров­но, а дру­гой пе­да­гог всег­да про­сит: «Смот­ри на них!». С дру­гой сто­ро­ны – ба­лет­ный ар­тист. Нап­ри­мер, ес­ли во­семь раз­ных ба­ле­рин с со­вер­шен­но раз­ны­ми но­га­ми, рос­том и воз­мож­нос­тя­ми де­ла­ют од­ну и ту же ва­ри­а­цию из «Ле­бе­ди­но­го», то и но­ги у всех под­ни­ма­ют­ся или ус­пе­ва­ют по-раз­но­му. А это зна­чит, что ес­ли ты сыг­ра­ешь быст­рее, то на те­бя кри­чит уже ба­ле­ри­на, ко­то­рая счи­та­ет, что ты ви­но­ват в том, что она не ус­пе­ла но­гу под­нять. Ес­ли ты за­мед­лил для ее удоб­ства, то на те­бя уже в свою оче­редь кри­чит пе­да­гог, что ты иг­ра­ешь не ров­но. Са­мый удоб­ный ва­ри­ант – ког­да ста­вишь за­пись, и они уже му­ча­ют­ся, кто как мо­жет. Тог­да уже на те­бя со­бак ник­то спус­кать не бу­дет. В за­пи­си-тем­пы, иду­щие на спек­так­ле. Хо­чешь, не хо­чешь – ус­пе­вай или не тан­цуй во­об­ще.
В ра­бо­те с Ека­те­ри­ной Сер­ге­ев­ной слу­ча­лись за­ме­ча­ния к пи­а­нис­ту по по­во­ду тем­пов, но она ни­ког­да не поз­во­ля­ла об­ви­нять пи­а­нис­та в чем-ли­бо, всег­да пы­та­лась най­ти суть проб­ле­мы в ар­тис­те.
Мно­гие пи­а­нис­ты, ко­то­рые при­хо­ди­ли в те­атр, не ужи­ва­лись дол­го. Они при­хо­ди­ли из кон­сер­ва­то­рии и на­чи­ня­ли иг­рать Ба­ха, Рах­ма­ни­но­ва или Шу­ма­на на уро­ке. Да, ко­неч­но, су­ще­ст­ву­ет мно­же­ст­во кра­си­вой клас­си­чес­кой му­зы­ки, но она,к со­жа­ле­нию, сов­сем не под­хо­дит для уро­ка ба­ле­та. Один пи­а­нист, ко­то­рый про­ра­бо­тал все­го нес­коль­ко не­дель, так до­вел Ека­те­ри­ну Сер­ге­ев­ну, что она выс­ка­за­ла стар­шей пи­а­ни­ст­ке: «Твой Во­ло­дя прос­то не­вы­но­сим!» И бы­ла пра­ва, так как тот пы­тал­ся «объ­яс­нить» Мак­си­мо­вой, что это, мол, Чай­ко­вс­кий и так мед­лен­но его нель­зя иг­рать.




Большой театр. Сцена из балета «Дон Кихот»

Пи­а­нист, при­хо­дя­щий в ба­лет, дол­жен чет­ко осоз­на­вать свою роль и то, что все-та­ки мы слу­жим ба­ле­ту и они тут глав­ные, а мы – ак­ком­па­ни­а­то­ры и долж­ны подстро­ит­ся под них луч­шим спо­со­бом. Это, ко­неч­но, со­вер­шен­но не да­ет ба­лет­ным пра­ва уни­жать или кри­чать на пи­а­нис­тов, но все-та­ки это те­атр БА­ЛЕ­ТА, а не кон­сер­ва­то­рия.
На пер­вой ре­пе­ти­ции, ко­то­рую я иг­рал для Мак­си­мо­вой, ис­пол­ня­лось па-де-де из «Дон-Ки­хо­та». Тан­це­ва­ла Бо­го­ро­диц­кая. Бы­ло нем­но­го страш­но­ва­то иг­рать в пер­вый раз. Но спра­вил­ся, и как-то сра­зу Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на да­ла ощу­ще­ние лег­кос­ти в ра­бо­те, при­ня­ла как сво­е­го. Хо­тя мысль о том, ка­кие за­ме­ча­тель­ные пи­а­нис­ты Боль­шо­го те­ат­ра иг­ра­ли для нее, не ос­тав­ля­ла в по­кое.
«Как жаль!», – ду­мал я, «что иг­раю толь­ко для ее уче­ниц и ни­ког­да уже не бу­дет воз­мож­нос­ти иг­рать ей лич­но, ког­да тан­цу­ет или ре­пе­ти­ру­ет пар­тию она». Ну, так сло­жи­лась жизнь, и пос­коль­ку я 1975 го­да рож­де­ния, то я прос­то не мог рань­ше это­го сде­лать фи­зи­чес­ки. В год, ког­да я ро­дил­ся, она уже бы­ла ве­ли­чай­шей и тан­це­ва­ла мно­гие пар­тии, нес­мот­ря на то, что имен­но в этот год она по­лу­чи­ла трав­му поз­во­ноч­ни­ка на ре­пе­ти­ции с Гри­го­ро­ви­чем.
В то вре­мя, ког­да Мак­си­мо­ва пе­реш­ла ра­бо­тать в Боль­шой те­атр, в воз­ду­хе ви­та­ла мысль – она нас бро­сит, по­ки­нет, уй­дет. Те­атр зак­ро­ют и т.д. И вот од­наж­ды на уро­ке, пре­бы­вая в дур­ном наст­ро­е­нии от все­го это­го, я взял да и сыг­рал на ада­жио у стан­ка сред­нюю часть из вто­рой со­на­ты Шо­пе­на. А имен­но – мед­лен­ную ли­ри­чес­кую те­му из по­хо­рон­но­го мар­ша. Она уди­ви­тель­но под­хо­ди­ла к ада­жио, и пе­да­го­гу очень пон­ра­ви­лось. Но ар­тис­ты, от­ре­а­ги­ро­вав­шие на по­хо­рон­ный марш, впря­мую, хоть и улы­ба­ясь, но все же с грустью, ска­за­ли: «Ра­но хо­ро­нишь, Анд­рюш!» Боль­ше я эту ме­ло­дию не иг­рал. Уж слиш­ком в ней мно­го вос­по­ми­на­ний. Но вре­мя по­ка­за­ло – ОНА не бро­си­ла, не уш­ла, не под­ве­ла. Те­атр про­дол­жа­ет ра­бо­тать под ее чут­ким прис­мот­ром.
И вот сно­ва па­у­за меж­ду ре­пе­ти­ци­я­ми. Все­го две ми­ну­ты. Ско­рей бы по­ку­рить, пот­ра­вить­ся, но с ве­ли­кой ба­ле­ри­ной. Ес­ли бы я да­же не ку­рил, то на­вер­но на­чал бы толь­ко ра­ди то­го, что­бы пос­то­ять и нем­но­го по­го­во­рить с НЕЙ.


Большой театр. Сцена из балета «Спартак».

– Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, а вы на ло­ша­ди ка­тать­ся уме­ете?
– Умею, но боль­ше люб­лю на ве­ло­си­пе­де.
– Вот вче­ра премь­е­ра «Спар­та­ка» бы­ла в Боль­шом те­ат­ре. (Пу­таю по нез­на­нию премь­е­ру «Спар­та­ка» с вос­ста­нов­ле­ни­ем это­го ба­ле­та прос­то спус­тя мно­го лет).
– Как это премь­е­ра?.. Премь­е­ра, до­ро­гой мой, бы­ла в 1968 го­ду. И, кста­ти го­во­ря, я ее и тан­це­ва­ла... (сме­ет­ся).
– Ой, прос­ти­те... Я не знал. Вер­нее, ме­ня тог­да еще на све­те не бы­ло, ког­да вы это тан­це­ва­ли. А вы ску­ча­е­те по Боль­шо­му те­ат­ру? (Она тог­да еще не ра­бо­та­ла в Боль­шом).
– Да я ту­да близ­ко не под­хо­жу... Да­же в фойе, та­кая там ат­мос­фе­ра... И вспо­ми­нать не хо­чу...




Большой театр. Сцена из балета «Щелкунчик».

 

 

Гла­ва 7.
«Не­у­же­ли я за­кон­чил ба­лет?»

Ос­нов­ные ба­ле­ты, над ко­то­ры­ми Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на ра­бо­та­ла в тот пе­ри­од в Крем­ле: «Ле­бе­ди­ное озе­ро», «Дон Ки­хот», «Щел­кун­чик», «Рус­лан и Люд­ми­ла», «Зо­луш­ка», «На­по­ле­он». Над пос­лед­ним, на­пи­сан­ным Хрен­ни­ко­вым, она ра­бо­та­ла не так уж мно­го, в ос­нов­ном с Оль­гой Зуб­ко­вой и Жан­ной Бо­го­ро­диц­кой. Нуж­но ска­зать, что у всех крем­ле­вс­ких пи­а­нис­тов к это­му ба­ле­ту от­но­ше­ние бы­ло осо­бое, так ска­жем «осо­бая лю­бовь».
Де­ло в том, что Хрен­ни­ков, на­пи­сав этот ба­лет, так и от­дал его но­ты в ру­ко­пи­си. По­том эту ру­ко­пись разм­но­жи­ли на ксе­рок­се и, к со­жа­ле­нию, ни у ко­го не воз­ник­ло мыс­ли не то что­бы на­пе­ча­тать или наб­рать но­ты хо­тя бы в компь­ю­тер­ной прог­рам­ме (это уме­ют и с удо­воль­стви­ем сде­ла­ли бы да­же бесп­лат­но в ка­че­ст­ве прак­ти­ки сту­ден­ты те­о­ре­ти­чес­ко­го от­де­ле­ния кон­сер­ва­то­рии, где я ког­да то то­же учил­ся), а прос­то да­же от­дать их пе­ре­пис­чи­ку,что­бы по ним хоть как -то мож­но бы­ло иг­рать. Ес­ли кто-ни­будь из чи­та­ю­щих эти гла­вы о Мак­си­мо­вой пом­нит, как выг­ля­дят ру­ко­пи­си ве­ли­ких пи­са­те­лей или по­э­тов, то он ме­ня впол­не пой­мет. За­че­рк­ну­тые – пе­ре­че­рк­ну­тые стра­ни­цы с под­пи­ся­ми и ка­ра­ку­ля­ми от ру­ки, с ука­за­ни­я­ми пос­ле ка­ко­го-то но­ме­ра «те­перь пе­ре­ход на стра­ни­цу 108» – это с 15-й, нап­ри­мер.» А как это сде­лать фи­зи­чес­ки, ес­ли две ру­ки за­ня­ты и «пе­рек­ру­тить» сто стра­ниц за пол­се­кун­ды не­воз­мож­но.
{div width:275|float:left}{module Хренников}{/div} Ма­ло то­го, что пи­а­нист ба­ле­та дол­жен об­ла­дать так на­зы­ва­е­мым «рыбь­им гла­зом» и ус­пе­вать смот­реть в но­ты (что он иг­ра­ет), на кла­ви­ши (что он на­жи­ма­ет), на ба­ле­ри­ну (что она тан­цу­ет), на пе­да­го­га (что он го­во­рит или хо­чет от те­бя в этот мо­мент), так еще есть и две пе­да­ли, о ко­то­рых как бы во­об­ще ник­то не упо­ми­на­ет. При та­кой нап­ря­жен­ке моз­гов и час­тей те­ла еще очень важ­но не по­те­рять гла­за, а те но­ты, ко­то­рые Хрен­ни­ков от­дал для ра­бо­ты с «На­по­ле­о­ном», нуж­но бы­ло под лу­пой рас­смат­ри­вать – так мел­ко, гряз­но они бы­ли на­чер­ка­ны. Так вот, на пос­лед­ней стра­ни­це это­го ба­ле­та сто­я­ла над­пись от ру­ки: «Бо­же мой! Не­у­же­ли я за­кон­чил ба­лет? – Т.Н.Хрен­ни­ков,1994 г.» Ред­кий слу­чай, ког­да у ме­ня был ка­ран­даш с со­бой, и я ту­да даль­ше при­пи­сал: «Луч­ше бы вы его и не на­чи­на­ли!» При всем ува­же­нии к ком­по­зи­то­ру и его ве­ли­ко­леп­ной му­зы­ке, иг­рая по та­ким но­там мож­но по­те­рять зре­ние.
Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на оде­ва­лась всег­да очень не­за­мет­но, скром­но, но с боль­шим вку­сом. Обыч­но это бы­ли чер­ные цве­та – брю­ки, коф­точ­ки. Очень ма­ло или сов­сем нет кос­ме­ти­ки на ли­це. Внеш­не она мог­ла дать фо­ру лю­бой мо­ло­дой ар­ти­ст­ке, по­то­му что бы­ла всег­да та­кой строй­ной и под­тя­ну­той, что выг­ля­де­ла не прос­то на 25, а да­же на 18 лет – дев­чон­ка и все.
Мо­ло­дая, оба­я­тель­ная, строй­ная, хруп­кая, неж­ная, стро­гая, за­га­доч­ная, та­ин­ствен­ная, неп­рис­туп­ная и в то же вре­мя стра­ст­ная – вот те эпи­те­ты, ко­то­рые при­хо­дят на ум, ког­да ду­ма­ешь о ней.
Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на очень дав­но меч­та­ла пре­по­да­вать, и знаю, что са­мая боль­шая меч­та бы­ла пре­по­да­вать имен­но в Боль­шом те­ат­ре. Нес­мот­ря ни на что, на прош­лые оби­ды и несп­ра­вед­ли­вос­ти, это ее храм, Боль­шой те­атр.



Театр «Кремлевский балет». Сцена из балета «Наполеон Бонапарт».

Пер­вой уче­ни­цей, нас­коль­ко я знаю, в Боль­шом те­ат­ре у нее ста­ла Лунь­ки­на. Не знаю точ­но как там и что бы­ло в Боль­шом – не ра­бо­тал. Но толь­ко в Крем­ле все зна­ли – ес­ли се­год­ня Мак­си­мо­вой нет, зна­чит она в те­ат­ре с Лунь­ки­ной за­ни­ма­ет­ся. Уди­ви­тель­но то, что да­же ес­ли меж­ду Мак­си­мо­вой и ее уче­ни­ца­ми и про­ис­хо­дил конф­ликт, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на ни­ког­да не ста­ви­ла сра­зу точ­ку, хо­тя и мог­ла воз­му­тить­ся по­ве­де­ни­ем уче­ни­цы. Как пра­ви­ло, при­хо­дя и пла­ча в жи­лет­ку, «прошт­ра­фив­ши­е­ся» уче­ни­цы мог­ли вы­мо­лить «возв­ра­ще­ние» к ним Ека­те­ри­ны Сер­ге­ев­ны и да­же на ка­кое то вре­мя ее рас­по­ло­же­ние. Как же нуж­но бы­ло ее «до­вес­ти», ес­ли она на­от­рез от­ка­за­лась ра­бо­тать с Во­лоч­ко­вой!

{div width:335|float:left}{module Лунькина}{/div}Дис­цип­ли­на тог­да уже, мяг­ко го­во­ря, «пох­ра­мы­ва­ла» в те­ат­ре и мо­биль­ные те­ле­фо­ны ар­тис­тов уже тог­да поз­ва­ни­ва­ли в уг­лах за­лов, в том чис­ле, и ког­да ре­пе­ти­ро­ва­ла Мак­си­мо­ва. Пом­ню од­наж­ды на сце­не, ког­да она ра­бо­та­ла с Иль­ёй (сей­час уже не пом­ню фа­ми­лию, но иног­да она с муж­чи­на­ми то­же за­ни­ма­лась – ва­ри­а­ци­я­ми, нап­ри­мер), он столь­ко раз не мог на­чать ва­ри­а­цию, а она как раз ку­да то опаз­ды­ва­ла и ар­тист «за­дер­гал» бук­валь­но всех, в том чис­ле и ме­ня. Пос­ле пя­то­го ра­за я уже не вы­дер­жал на­чи­нать трель в ва­ри­а­ции из «Ле­бе­ди­но­го» за­но­во и бук­валь­но крик­нул ему: «Ну, да­вай уже быст­рей!» А он в от­вет: «Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, а че­го он на ме­ня орёт?». Тут уже Мак­си­мо­ва не вы­дер­жа­ла и уш­ла с ре­пе­ти­ции во­об­ще. Я, ко­неч­но, не имел пра­во вме­ши­вать­ся в ре­пе­ти­ци­он­ный про­цесс, но прос­то уже не­воз­мож­но бы­ло на все это смот­реть.
В зри­тель­ном за­ле Крем­ля она ра­бо­та­ла с мик­ро­фо­ном. Я си­дел за пи­а­ни­но на сце­не в пра­вой ку­ли­се (на сце­не ро­я­ля нет) и спи­ной чувство­вал ее при­су­т­ствие там, в глу­би­не за­ла. Ее та­кой род­ной го­лос, всег­да лас­ко­во об­ра­щав­ший­ся ко мне и не за­бы­вав­ший поб­ла­го­да­рить за иг­ру пос­ле ре­пе­ти­ции или в слу­ча­ях, ког­да при­хо­ди­лось по сто раз с од­но­го и то­го же мес­та брать: «Анд­рюш, прос­ти! Мож­но еще ра­зок!»... Это её «прос­ти»! Хо­те­лось крик­нуть: « Лю­би­мая, до­ро­гая Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на! Это вы ме­ня прос­ти­те, что не мо­гу к ва­шим но­гам бро­сить все цве­ты ми­ра, все ап­ло­дис­мен­ты, всю свою лю­бовь к ва­ше­му твор­че­ст­ву. И вам я го­тов иг­рать сно­ва и сно­ва, по­ка паль­цы в кровь не ра­зобь­ют­ся!»
Бла­го до это­го не до­хо­ди­ло, так как тан­цов­щи­ки са­ми быст­ро ус­та­ва­ли од­но и то же пов­то­рять. «Анд­рю­шень­ка, спа­си­бо!» Что я мог ска­зать в от­вет? «По­жа­луйс­та?» Это­го ка­за­лось ма­ло! Я го­во­рил:»Спа­си­бо вам!». Хо­те­лось до­ба­вить, спа­си­бо за то, что си­дим вот тут с ва­ми вмес­те и ды­шим од­ним ба­лет­ным воз­ду­хом.
Осо­бая ис­то­рия прик­лю­чи­лась, ког­да в 1996 го­ду я ре­шил сме­нить... имя. Да, для мно­гих это ка­за­лось стран­ным, но мне бы­ло не­у­доб­но, не по се­бе, как-то не­у­ют­но жить с тем име­нем, ко­то­рое мне да­ли ро­ди­те­ли, и по при­ме­ру од­ной сво­ей зна­ко­мой я взял да и выб­рал се­бе имя сам. По­шел в ЗАГС и по­ме­нял все до­ку­мен­ты и вот уже 8 лет жи­ву с дру­гим име­нем. Зва­ли ме­ня до это­го Сер­гей. Ка­за­лось бы, хо­ро­шее имя. Но у ме­ня на это счёт свое мне­ние. Имя – это как твой лич­ный код в кос­мо­се, и я свой код выб­рал сам и, на­до ска­зать, пос­ле это­го жить ста­ло нам­но­го лег­че, удач­ней и ин­те­рес­ней.



«Балет – это не техника, это душа!» (Анна Павлова)

Стран­ность – по­ду­ма­ет кто-то... А по­че­му бы и нет по­ду­мал я, вон заг­ра­ни­цей че­рез од­но­го двой­ные име­на – Стиг-Оке, Ева-Ма­рия, Вольф­ганг-Ама­дей в кон­це кон­цов! Вот и я ре­шил. бу­ду Сер­ге­ем -Анд­ре­ем. Пи­шу я это для то­го, что­бы вспом­нить, как на­род­ной ар­ти­ст­ке СССР приш­лось пе­ре­у­чи­вать­ся на­зы­вать ме­ня по дру­го­му, да и все­му те­ат­ру, кста­ти... Пер­вое вре­мя да­же ве­се­ло бы­ло, пу­та­ли и из­ви­ня­лись...да­же при­ят­но как-то – столь­ко вни­ма­ния!
При­дя в те­атр в 1994 го­ду, как Сер­гей, и поз­на­ко­мив­шись с Ека­те­ри­ной Сер­ге­ев­ной, про­ра­бо­тав ка­кое-то вре­мя, я уво­лил­ся и за­тем вер­нул­ся вновь. «Здра­в­ствуй­те, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на! Как вы по­жи­ва­е­те? А ме­ня те­перь зо­вут Анд­рей... Да». (Ка­кой ужас, сей­час как вспом­нишь...) На­до ска­зать, что ме­ня ту­да по­че­му-то все вре­мя на­зад при­ни­ма­ли, стран­но так. Ра­за три я уволь­нял­ся и при­хо­дил, но пос­лед­ний раз ушел нав­сег­да. Ког­да она «уш­ла» в Боль­шой те­атр.
Пе­ре­кур. С лю­би­мой, един­ствен­ной и не­пов­то­ри­мой Мак­си­мо­вой.
– Ты за­чем имя по­ме­нял?
– Вы зна­е­те Ека­те­ри­на Сер­гев­на, мне что-то вот ста­рое имя не нра­вит­ся. На­зы­ва­е­те ме­ня те­перь по­жа­луйс­та, Анд­рей.
– Да, ко­неч­но. Я бу­ду те­бя на­зы­вать Анд­рей. Но ты для ме­ня нав­сег­да ос­та­нешь­ся Се­рё­жей...
– Спа­си­бо, Ека­те­ри­на Сер­гев­на! Глав­ное, что «ос­та­нусь нав­сег­да». (На­вер­ное ра­ди этих слов мож­но бы­ло и имя по­ме­нять на­зад, на Сер­гей…

 

 

Гла­ва 8.
«Все на­чи­на­лось с фу­э­те...»

1 фев­ра­ля 1999 го­да. День рож­де­ния лю­би­мой ба­ле­ри­ны. Бе­гу на ра­бо­ту, ду­мая об этом, и вдруг в пе­ре­хо­де мет­ро ви­жу ве­ли­ко­леп­ные неж­ные то ли фи­ал­ки, то ли не­за­буд­ки, то ли ка­кие то ко­ло­коль­чи­ки свет­ло-го­лу­бо­го цве­та, как Её гла­за. Не дол­го ду­мая, по­ку­паю эти не­за­тей­ли­вые по­ле­вые цве­точ­ки и бе­гом в Кремль. «С днем рож­де­ния Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на!»
Уже бы­ло из­ве­ст­но, что юби­лей бу­дет от­ме­чать­ся кон­цер­том в Боль­шом те­ат­ре. Но вот воп­рос – бу­дет ли она тан­це­вать или нет? Бу­дет или не бу­дет? Уже лет пять она не вы­хо­ди­ла на сце­ну. По сек­ре­ту уз­наю, что бу­дет. Ура! Ока­зы­ва­ет­ся, Ва­силь­ев пос­та­вил для нее но­мер. Ве­че­ром – бе­гом в Боль­шой. Выс­ту­па­ют ар­тис­ты ба­ле­та с раз­ны­ми но­ме­ра­ми, она си­дит в ло­же, кра­си­вая и счаст­ли­вая. По­том вдруг не­за­мет­но ис­че­за­ет и уже по­яв­ля­ет­ся на сце­не и в ка­кой–то ло­доч­ке проп­лы­ва­ет из од­ной ку­ли­сы в дру­гую. И, на­ко­нец, сам та­нец. Как все на­пол­не­но, вдох­но­вен­но, по-мак­си­мо­вс­ки. С лю­бовью! Звезд­ный дождь осы­па­ет ее и ар­тис­тов под зак­ры­тие за­на­ве­са. С днем рож­де­ния, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на! Будь­те счаст­ли­вы!!!
Мыс­лен­но мель­ка­ют мо­мен­ты ра­бо­ты с ней, ее за­ме­ча­ния ар­тис­там, ее по­ве­де­ние в раз­лич­ных си­ту­а­ци­ях в те­ат­ре и ду­ша на­пол­ня­ет­ся счасть­ем от мыс­ли хоть и ме­лень­кой, но соп­ри­ча­ст­нос­ти к ве­ли­ко­му.
Осо­бое удо­воль­ствие мне дос­тав­ля­ла ра­бо­та над встре­ча­ю­щим­ся во мно­гих ба­ле­тах боль­шим фу­э­те или 32 фу­э­те, как это по-дру­го­му на­зы­ва­ет­ся. Это дви­же­ние вы­зы­ва­ло у ме­ня всег­да осо­бый вос­торг. В пер­вый раз это слу­чи­лось пос­ле филь­ма «Ан­на Пав­ло­ва», где ма­лень­кие уче­ни­цы вры­ва­ют­ся в ком­на­ту к Пав­ло­вой и про­сят по­ка­зать фу­э­те, до­бав­ляя при этом, что в га­зе­тах пи­са­ли о том, что Пав­ло­ва уже не вла­де­ет тех­ни­кой тан­ца и не мо­жет ис­пол­нить фу­э­те. И в тот мо­мент, ког­да да­же без ра­зог­ре­ва, Пав­ло­ва, уку­тан­ная в шаль, по­ка­зы­ва­ет уче­ни­цам фу­э­те, зву­чит ка­кая-то бо­же­ст­вен­ная му­зы­ка, это по­ис­ти­не за­во­ра­жи­ва­ю­щий мо­мент в филь­ме.
Боль­шие или гранд фу­э­те в рус­ских пос­та­нов­ках при­су­т­ству­ют, как пра­ви­ло, в «Ле­бе­ди­ном», «Дон Ки­хо­те», у нас оно бы­ло то­же и в «Рус­ла­не» и в ва­силь­е­вс­кой «Зо­луш­ке». В тра­ди­ции рус­ско­го уро­ка клас­си­чес­ко­го тан­ца, как пра­ви­ло, вхо­дит окон­ча­ние уро­ка 32 фу­э­те для жен­щин и гранд пи­ру­э­та для муж­чин. Иног­да про­ис­хо­дят да­же це­лые со­рев­но­ва­ния, обыч­но меж­ду муж­чи­на­ми, кто боль­ше пи­ру­э­тов «нак­ру­тит».




{div width:335|float:left}{module фуэте}{/div}К со­жа­ле­нию, заг­ра­ни­цей, ког­да я иг­рал уро­ки ба­ле­та в Амс­тер­да­ме (Ни­дер­лан­ды) и в Ант­вер­пе­не (Бель­гия), и те­перь уже в Сток­голь­ме(Шве­ция) мне ни ра­зу не встре­ча­лось, что­бы пе­да­го­ги за­да­ва­ли бы 32 фу­э­те в кон­це уро­ка. При­чи­на мне не­из­ве­ст­на. Не лю­бят? Или не мо­гут? Да­же рус­ские пе­да­го­ги, ко­то­рые при­ез­жа­ют в ка­че­ст­ве приг­ла­шен­ных да­вать уро­ки в Шве­ции, не да­ют эти дви­же­ния при всех мо­их прось­бах. «Они это­го не лю­бят, Анд­рей».
«Как жаль!» Всег­да бы­ло ин­те­рес­но смот­реть на это дви­же­ние и осо­бен­но иг­рать.
Во­об­ще тра­ди­ция иг­рать фу­э­те в рус­ской и заг­ра­нич­ной шко­лах сов­сем раз­ная. Нас учи­ли, что ак­цент или силь­ная до­ля при­хо­дит­ся в пол, ког­да опор­ная но­га опус­ка­ет­ся вниз и от­тал­ки­ва­ет­ся. Ак­цент при­хо­дит­ся в пол. Заг­ра­ни­цей же я встре­тил сов­сем дру­гое по­ни­ма­ние дви­же­ния. Здесь, ког­да в ба­ле­тах встре­ча­ет­ся фу­э­те, ак­цент про­сят де­лать на­верх, ког­да но­га уже от­то­лк­ну­лась от по­ла и в выс­шей точ­ке в воз­ду­хе дол­жен быть и ак­цент. С чем это свя­за­но я чест­но го­во­ря не знаю.
Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на так­же от­да­ва­ла мно­го вни­ма­ния 32 фу­э­те при ра­бо­те со сво­и­ми уче­ни­ца­ми. Фу­э­те в «Ле­бе­ди­ном» и в «Дон Ки­хо­те» схо­жие, в ва­силь­е­вс­кой «Зо­луш­ке» они уже зак­ру­че­ны раз­но­об­раз­ней,чем прос­тые-оди­нар­ные. Как пра­ви­ло, фу­э­те де­ла­ет­ся на че­ты­ре чет­вер­ти, но как-то раз я спро­сил Мак­си­мо­ву, а бы­ва­ют ли фу­э­те на три чет­вер­ти. «Бы­ва­ют, и еще ка­кие двой­ные, трой­ные!».
Не­пос­вя­щен­но­му зри­те­лю ка­жет­ся, что это са­мое слож­ное в ба­ле­те дви­же­ние, но на са­мом де­ле ба­лет­ные ар­тис­ты от­но­сят­ся к не­му прос­то как к трю­ку. Бе­зус­лов­но, это очень важ­но – «есть» у тан­цов­щи­ка фу­э­те или нет. Так, нап­ри­мер, из­ве­ст­ный факт, что Пли­сец­кая де­ла­ла круг вмес­то фу­э­те, хо­тя и пы­та­лась от­ра­ба­ты­вать его, де­лая в два ра­за боль­ше на ре­пе­ти­ци­ях – по 64 шту­ки. Ин­те­рес­но еще и то, что ког­да са­ми ба­лет­ные смот­рят этот трюк на спек­так­ле, мо­гу дать га­ран­тию, что все счи­та­ют!!! По­че­му, до сих пор не из­ве­ст­но мне. Но это факт. Это у них в кро­ви, ав­то­ма­ти­чес­ки счи­тать, сколь­ко же все-та­ки ей уда­лось сде­лать – 32 или мень­ше.
Час­то, ког­да ка­кие-ли­бо вер­туш­ки ти­па фу­э­те не по­лу­ча­лись, всег­да шли к Мак­си­мо­вой за со­ве­том. Пом­ню, как Люд­ми­ла Ми­хай­лов­на Чарс­кая дол­го не мог­ла по­нять в чем же де­ло, по­че­му же не по­лу­ча­ет­ся вер­туш­ка у её уче­ни­цы Та­ни Смир­но­вой в ва­ри­а­ции, и ког­да Та­ню по­ка­за­ли Ека­те­ри­не Сер­ге­ев­не, все ста­ло на свои мес­та. Из вос­по­ми­на­ний и ре­ко­мен­да­ций, дан­ных Мак­си­мо­вой по по­во­ду фу­э­те я за­пом­нил сле­ду­ю­щие. Очень важ­но как от­тал­ки­ва­ет­ся ба­ле­ри­на, нуж­но сесть как сле­ду­ет в плие пе­ред брос­ком ра­бо­та­ю­щей но­ги при вра­ще­нии. Во­об­ще о том, что нуж­но са­дит­ся пог­луб­же в плие, что­бы луч­ше по­том от­то­лк­нуть­ся опор­ной но­гой, бы­ло час­тым нас­тав­ле­ни­ем для мо­ло­дых ба­ле­рин от Ека­те­ри­ны Сер­ге­ев­ны. Так­же важ­но бы­ло по­том стре­мить­ся «на­верх» и толь­ко «на­верх», от­тал­ки­вать­ся энер­гич­но пят­кой. Вы­пол­няя этот трюк, как пра­ви­ло ба­ле­ри­на долж­на ос­та­вать­ся как мож­но доль­ше на од­ном мес­те и чем мень­ше она прод­ви­нет­ся впе­ред, тем луч­ше, ина­че она те­ря­ет ба­ланс.
Обыч­но всё шло хо­ро­шо толь­ко на пер­вых 8 или да­же 16 фу­э­те. За­тем Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на ли­бо ос­та­нав­ли­ва­ла и объ­яс­ня­ла, по­че­му и что на­ру­ше­но в ко­ор­ди­на­ции и по­че­му ба­ле­ри­ну за­но­сит впе­ред или вле­во, или в сто­ро­ну, ли­бо ос­та­нав­ли­ва­лась са­ма уче­ни­ца, по­то­му что ее за­но­си­ло «не ту­да».Час­то это за­ви­се­ло от то­го, что уче­ни­ца не мог­ла рас­счи­тать пра­виль­но форс (энер­гию, с ко­то­рой бе­рет­ся вра­ще­ние). При этом но­га, ко­то­рая де­ла­ет бро­сок и вра­ще­ние, долж­на быть дос­та­точ­но вы­со­ко, а не под се­бя, ина­че фу­э­те не смот­рит­ся, в то же са­мое вре­мя ра­бо­та­ю­щая но­га не долж­на сби­вать, сно­сить ба­ле­ри­ну с мес­та.
Са­мая креп­кая в этом пла­не в крем­ле­вс­ком ба­ле­те бы­ла Ри­та (к со­жа­ле­нию, не пом­ню фа­ми­лии) Са­ми ба­лет­ные го­во­ри­ли, что она как ма­ши­на. Ста­нет де­лать фу­э­те, и ни­ку­да ее не спих­нешь, не столк­нешь с мес­та. Сто­ит на од­ном пя­тач­ке и вер­тит­ся се­бе. Ви­ди­мо так бы­ла вы­у­че­на. Ей я очень бла­го­да­рен за то, что во вре­мя уро­ка она иног­да си­де­ла ря­дом с ро­я­лем и за­ши­ва­ла туф­ли, она же на­у­чи­ла ме­ня всем дви­же­ни­ям и объ­яс­ни­ла, ка­кие ме­ло­дии луч­ше все­го под­хо­дят для шко­лы.
А од­наж­ды в пус­том за­ле за­ни­ма­лась Оля Зуб­ко­ва, очень та­ла­нт­ли­вая, кра­си­вая ба­ле­ри­на. Она бы­ла то­же уче­ни­цей Мак­си­мо­вой. Я сыг­рал урок для нее од­ной – в те­ат­ре был вы­ход­ной и я за­шел по ка­ко­му-то по­во­ду в кан­це­ля­рию, а Оля за­ни­ма­лась од­на без му­зы­ки в за­ле.
Олеч­ка, по­жа­луйс­та, на­у­чи ме­ня де­лать фу­э­те. Я те­бе од­ной урок сей­час сыг­раю.
– Да зап­рос­то, вот да­вай. Вста­ешь в чет­вер­тую по­зи­цию...
– Бо­же, как это? Нет, это я не умею. Да­вай я вста­ну луч­ше в шес­тую (но­ги вмес­те).
– Ну лад­но, да­вай. Те­перь ру­ки по­лук­ру­гом пе­ред со­бой, так. На ле­вой но­ге при­се­да­ешь, пра­вую за­во­дишь вверх по кру­гу и бро­са­ешь в сто­ро­ну сле­ва нап­ра­во. Под­ни­ма­ешь­ся на но­со­чек и в то же са­мое вре­мя про­во­ра­чи­ва­ешь­ся вок­руг сво­ей оси. Так­же не за­будь, что на­до смот­реть в од­ну точ­ку при по­во­ро­те го­ло­вы, при этом ру­ки раск­ры­ва­ют­ся и зак­ры­ва­ют­ся, и так 32 ра­за, по­нял?
– По­нял!
– По­е­ха­ли!
Пос­ле треть­е­го мо­е­го «фу­э­те» я уле­тел ку­да-то в угол за­ла. В го­ло­ве ту­ман, все кру­жит­ся, по­таш­ни­ва­ет.
– Гос­по­ди, бо­же ты мой, как же вы это де­ла­е­те, да еще и в тем­пе, да еще ког­да в за­ле си­дят 6000 че­ло­век на спек­так­ле? Вам же па­мят­ник при жиз­ни ста­вить на­до.
– Да лад­но. Это не са­мое слож­ное дви­же­ние. А у те­бя прос­то те­ло кри­вое, не нат­ре­ни­ро­ван­ное. Стерж­ня нет, вот те­бя и за­но­сит черт зна­ет ку­да при вра­ще­нии... (Сме­ет­ся.)… Ос­то­рож­ней, не раз­бей­ся!
– Олеч­ка, у ме­ня те­ло не кри­вое. Я прос­то всег­да ру­ка­ми ра­бо­тал, а не но­га­ми – ус­пе­ваю крик­нуть в по­ле­те и ку­да-то при­зем­ля­юсь, па­даю на пол, все вок­руг кру­жит­ся-я-я-я-я...
Ког­да в «Аню­те» зву­чит «Та­ран­тел­ла» и вок­руг мно­го гос­тей – слож­ней­шие уже до это­го дви­же­ния, ис­пол­ня­е­мые Мак­си­мо­вой, дос­ти­га­ют сво­е­го апо­фе­о­за.

Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на кру­тит фу­э­те!




{div width:335|float:left}{module фильм фуэте}{/div}С ка­ким за­ми­ра­ни­ем серд­ца я на это всег­да смот­рел. Ма­ло то­го, что му­зы­ка са­ма по се­бе очень рит­мич­ная, взвол­но­ван­ная, так Вла­ди­мир Вик­то­ро­вич Ва­силь­ев еще и пос­та­вил так, что ос­таль­ные гос­ти ее ок­ру­жа­ют и в этот мо­мент, ког­да она кру­тит фу­э­те – они еще там и прих­ло­пы­ва­ют, подс­те­ги­ва­ют в ла­до­ши на каж­дую до­лю. Что мож­но чувство­вать в та­ком кру­гу?! Ког­да те­бе нуж­но де­лать фу­э­те, да при этом еще по­ни­ма­ешь, что они не прос­то гос­ти по спек­так­лю, это – те же ба­лет­ные, ко­то­рые то­же смот­рят трюк и счи­та­ют про се­бя «32, не 32...», да еще и прих­ло­пы­ва­ют, за­во­дят, ус­ко­ря­ют. Об этом зна­ет Она. И всег­да ее фу­э­те бы­ли ве­ли­ко­леп­ные, хо­тя в пос­лед­них «Аню­тах» они бра­лись уже в бо­лее спо­кой­ном тем­пе.
Ку­ре­ние здо­ровью вре­дит, пре­дуп­реж­да­ет Минздрав Рос­сии. Но толь­ко нас с Ека­те­ри­ной Сер­ге­ев­ной опять это не ка­са­ет­ся! Мы в оче­ред­ной раз злост­но на­ру­ша­ем ус­тав Ми­нис­те­р­ства Здра­во­ох­ра­не­ния.
– Моя зна­ко­мая жур­на­ли­ст­ка Га­ля из га­зе­ты «Су­да­руш­ка» поп­ро­си­ла до­го­во­рить­ся об ин­тервью с Ва­ми, как Вы на это смот­ри­те?
– Ой, Анд­рюш…Ты зна­ешь, я это не люб­лю…
– Вы зна­е­те, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, вот вче­ра ку­пил в пе­ре­хо­де на Пуш­ки­нс­кой ваш фильм на ви­део «Фу­э­те». За­пись пи­ра­тс­кая и та­кая бра­ко­ван­ная, звук гу­дит, смот­реть не­воз­мож­но. Вы во­об­ще ка­кие-то день­ги по­лу­ча­е­те от ти­ра­жи­ро­ва­ния ва­ших филь­мов на ви­део?
– Ой, что ты. Я да­же и не зна­ла о том, что это про­да­ет­ся в пе­ре­хо­дах. На­до поз­во­нить ре­жис­се­ру филь­ма, вот он уди­вит­ся. А день­ги? О чем ты го­во­ришь...

 

 

Гла­ва 9.
Та­нец ма­лень­ких ле­бе­дей

Все мо­ло­дые ба­ле­ри­ны, за­ни­ма­ю­щи­е­ся в ба­лет­ном учи­ли­ще, меч­та­ют стать «при­ма­ми», стан­це­вать «Ле­бе­ди­ное озе­ро» или «Спя­щую кра­са­ви­цу». Но, как из­ве­ст­но, не все до­хо­дят до фи­ни­ша – мно­гих от­се­и­ва­ют еще в учи­ли­ще, кто-то ухо­дит сам, а боль­ши­н­ство ра­бо­та­ет пос­ле учи­ли­ща в кор­де­ба­ле­те по­рой всю жизнь, так и не стан­це­вав ни­че­го соль­но­го.
Что чувству­ют те, кто сто­ит всю жизнь 16-ым ле­бе­дем, те, чьи меч­ты и фан­та­зии так и не ре­а­ли­зо­ва­лись в лю­би­мом ис­ку­с­стве? Пси­хо­ло­ги­чес­ки им очень слож­но. Мно­гие ар­тис­ты, ре­шив уй­ти из ба­ле­та, или же вы­быв на пен­сию, а это, как из­ве­ст­но, слу­ча­ет­ся до­воль­но-та­ки ра­но, прос­то ни­че­го дру­го­го не уме­ют де­лать, так как до это­го всю жизнь за­ни­ма­лись толь­ко тан­ца­ми. С дру­гой сто­ро­ны те, кто «про­бил­ся» и хо­чет про­дер­жать­ся как мож­но доль­ше на пра­вах ве­ду­ще­го ар­тис­та, на­хо­дят­ся в пос­то­ян­ном нап­ря­же­нии, же­ла­нии до­ка­зать, что я «пра­во имею».
Ар­тист ба­ле­та по­ми­мо от­лич­ных фи­зи­чес­ких дан­ных и мас­те­р­ства ак­те­ра дол­жен об­ла­дать еще и очень креп­кой, «неп­ро­би­ва­е­мой» нерв­ной сис­те­мой, для то­го что­бы ра­бо­тать на сце­не пе­ред мно­го­ты­сяч­ной ау­ди­то­ри­ей. И нуж­но уметь не сло­мать­ся, не уй­ти «в се­бя» да­же ес­ли на сце­не про­и­зо­шел ка­кой-то ка­зус, ес­ли пи­ру­э­ты не по­лу­чи­лись или тан­цов­щик пос­кольз­нул­ся и упал. А это слу­ча­ет­ся до­воль­но-та­ки час­то. Ба­лет­ную обувь ба­ле­ри­ны, как пра­ви­ло, на­ти­ра­ют ка­ни­фолью для луч­ше­го кон­так­та с пок­ры­ти­ем сце­ны. Эти са­мые пу­ан­ты ба­ле­ри­на мо­жет сме­нить за один спек­такль нес­коль­ко раз. У Ека­те­ри­ны Сер­ге­ев­ны на­би­ра­лись це­лые ко­роб­ки со стер­ты­ми баш­ма­ка­ми – так час­то при­хо­ди­лось ме­нять обувь, ис­тер­тую до кро­ви во вре­мя спек­так­ля меж­ду ак­та­ми или да­же на про­тя­же­нии од­но­го ак­та. Не бе­русь ут­ве­рж­дать, но ка­жет­ся ко­му-то из крем­ле­вс­ких ба­ле­рин дос­та­лась од­на из та­ких мак­си­мо­вс­ких ко­ро­бок с туф­ля­ми.
Сце­на «Крем­ле­вс­ко­го двор­ца съ­ез­дов» – это осо­бая сце­на. Ог­ром­ная, как фут­боль­ное по­ле. Для то­го что­бы за­пол­нить та­кую сце­ну и расп­ре­де­лить дви­же­ния пра­виль­но, нуж­но об­ла­дать боль­шим ша­гом, ог­ром­ным прыж­ком и во­об­ще вы­ра­зи­тель­нос­ти тре­бу­ет­ся в нес­коль­ко раз боль­ше, чем на ма­лень­ких сце­нах, ина­че дви­же­ния не смот­рят­ся. Са­мое ужас­ное, что по­лы в «Крем­ле­вс­ком ба­ле­те» бы­ли бе­тон­ные, не при­год­ные для ба­ле­та, хо­тя их и пы­та­лись улуч­шить де­ре­вян­ны­ми прос­лой­ка­ми.Зда­ние из­на­чаль­но не пла­ни­ро­ва­лось для выс­туп­ле­ний ба­лет­ных ар­тис­тов. Мно­гие ар­тис­ты час­то жа­ло­ва­лись на то, что «са­жа­ют» но­ги на та­ком по­лу очень быст­ро. Ког­да од­наж­ды в Крем­ле по­я­ви­лись спе­ци­а­лис­ты с при­бо­ра­ми для из­ме­ре­ния от­ри­ца­тель­ных би­о­по­лей, ока­за­лось, что са­мое пло­хое мес­то в Крем­ле бы­ло имен­но на сце­не. Ког­да я при­шел ту­да ра­бо­тать, стар­шая пи­а­ни­ст­ка мне так и ска­за­ла: «Здесь боль­ше пя­ти лет ра­бо­тать нель­зя.» Я уди­вил­ся: «По­че­му?» «В «Крем­ле­вс­ком двор­це» очень пло­хое энер­ге­ти­чес­кое би­о­по­ле. Лю­ди быст­ро ус­та­ют, соз­да­ют­ся конф­ли­кт­ные си­ту­а­ции. Да­же в фойе ко­лон­ны от­де­ла­ны ка­ким-то ред­ким кам­нем, да­ю­щим не­га­тив­ное маг­нит­ное из­лу­че­ние, а са­мо зда­ние пост­ро­е­но в ком­му­нис­ти­чес­кие вре­ме­на по квад­рат­но-гнез­до­во­му прин­ци­пу и эти квад­ра­ты соз­да­ют не­хо­ро­шую энер­гию» – от­ве­ти­ла она. «Пря­мо пи­ра­ми­ды еги­пе­тс­кие» – по­ду­мал я и поз­же вспом­нил об этом раз­го­во­ре, ког­да ез­дил на от­дых в Хур­га­ду (Еги­пет) и нас во­зи­ли пос­мот­реть на эти са­мые пи­ра­ми­ды и ког­да од­на из ту­рис­ток упа­ла в об­мо­рок, вой­дя внутрь од­ной из них. Зна­ли ли об этом са­ми ар­тис­ты или нет, но слу­чаи па­де­ния на ре­пе­ти­ци­ях бы­ли и да­же с пе­чаль­ны­ми ис­хо­да­ми.




«Танец маленьких лебедей»из балета «Лебединое озеро»

Во­об­ще трав­ма­тизм ба­лет­ных – это от­дель­ная те­ма для ис­сле­до­ва­ния. Трав­ми­ру­ют­ся они очень лег­ко, иног­да на ров­ном мес­те, но за­жи­ва­ют все это трав­мы очень дол­го. Так и тан­цу­ют иног­да с отор­ван­ны­ми ме­нис­ка­ми или встав­ны­ми плас­ти­на­ми. Дос­та­точ­но вспом­нить трав­му поз­во­ноч­ни­ка Мак­си­мо­вой и все ее не­че­ло­ве­чес­кие стра­да­ния в этот пе­ри­од, ког­да ей при­хо­ди­лось спать на жест­кой дос­ке мно­гие го­ды. В крем­ле­вс­ких ба­лет­ных за­лах, как я уже упо­мя­нул, под ли­но­ле­у­мом бы­ла де­ре­вян­ная прос­лой­ка, но это не спа­са­ло при не­у­дач­ном при­зем­ле­нии. Так вот си­дишь, иг­ра­ешь иног­да – и вдруг ар­тист прос­то ис­па­ря­ет­ся из по­ля зре­ния. Ос­та­нав­ли­ва­ешь­ся, а он уже ле­жит на по­лу. Ско­рее, мас­са­жис­та, поз­во­ни­те в ско­рую! Ре­зуль­тат – боль­ни­ца, за­ме­на спек­так­лей. Иног­да та­кие трав­мы не вы­ле­чи­ва­ют­ся го­да­ми.
Од­наж­ды на ре­пе­ти­ции с Мак­си­мо­вой один из со­лис­тов упал и очень силь­но трав­ми­ро­вал­ся. Его сра­зу же по­ло­жи­ли на опе­ра­цию, в ре­зуль­та­те ему вста­ви­ли ка­кую-то ме­тал­ли­чес­кую плас­ти­ну, то-ли жгут ка­кой-то пря­мо в но­гу, и за­ши­ли всё это, а ино­род­ное те­ло в ви­де плас­ти­ны там так и ос­та­лось, внут­ри но­ги. «Это» ещё и при­вин­чи­ва­ют внут­ри, при­чем шу­ру­па­ми пря­мо к кос­ти и по­том за­ши­ва­ют. Тан­цов­щик не толь­ко хо­дит пос­ле это­го, он еще и тан­цу­ет. Трав­ми­ро­ван­но­го на той ре­пе­ти­ции тан­цов­щи­ка зва­ли Олег (уже не пом­ню, к со­жа­ле­нию, фа­ми­лии) и опе­ра­цию нуж­но бы­ло де­лать сроч­но. А она сто­и­ла очень до­ро­го, и у не­го не бы­ло де­нег. Так вот ока­зы­ва­ет­ся, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, уз­нав, что нуж­на по­мощь, дос­та­ла ка­ким– то об­ра­зом не­об­хо­ди­мые 500 дол­ла­ров и са­ма оп­ла­ти­ла опе­ра­цию для ар­тис­та!
Но не толь­ко по­лы бы­ли из бе­то­на, так еще и по­то­лок мож­но бы­ло ру­кой дос­тать, под­тя­нув­шись на но­соч­ках. Од­наж­ды, ре­пе­ти­руя «Дон Ки­хот», под­ня­тая на ру­ках Жан­на Бо­го­ро­диц­кая раз­би­ла пла­фон лам­пы ба­лет­ной туф­лей.
Па­да­ют ба­лет­ные не толь­ко в за­лах, но так­же и на сце­не. В од­ной из пе­ре­дач «Сам се­бе ре­жис­сер» по­ка­за­ли как-то це­лое ви­де­о­соб­ра­ние ба­лет­ных ка­зу­сов и па­де­ний на сце­не. Ока­зы­ва­ет­ся, есть че­ло­век, ко­то­рый спе­ци­аль­но все это отс­мат­ри­ва­ет и со­би­ра­ет на ви­део. Мне то­же при­хо­ди­лось ви­деть по­доб­ное. Пом­ню од­наж­ды в Боль­шом те­ат­ре на «Жи­зе­ли» выш­ли две ба­ле­ри­ны тан­це­вать ва­ри­а­ции. Од­на стан­це­ва­ла и уш­ла, а дру­гая, бук­валь­но толь­ко на­чав свою ва­ри­а­цию, так упа­ла и рас­тя­ну­лась в шпа­га­те, что еле до­по­лз­ла до ку­лис, а ор­кестр в это вре­мя про­дол­жал иг­рать еще на­вер­но ми­ну­ты три, ког­да на сце­не ни­ко­го не бы­ло, од­ни кус­ты-де­ко­ра­ции. Зри­те­ли, ко­неч­но, пох­ло­па­ли, но для пус­той сце­ны. Бы­ло как-то не по се­бе. Что там с ней те­перь?.. А «слон идет» и спек­такль дол­жен про­дол­жать­ся.
В ор­ке­ст­ре бли­же всех спи­ной к сце­не си­дят фа­го­тис­ты. На фа­го­те иг­ра­ют с по­мощью «S» – это та­кой ме­тал­ли­чес­кий ду­го­об­раз­ный крюк в фор­ме бук­вы «эс», со­е­ди­ня­ю­щий де­ре­вян­ный фа­гот с гу­ба­ми му­зы­кан­та. Го­во­рят, что мно­го лет на­зад в Боль­шом те­ат­ре од­на ба­ле­ри­на, не рас­счи­тав пры­жок, прыг­ну­ла и уго­ди­ла в ор­ке­ст­ро­вую яму, по­пав но­гой в за­ты­лок од­но­му из фа­го­тис­тов, и это са­мое же­лез­ное «эс» вон­зи­лось в гор­ло му­зы­кан­ту, и тот мгно­вен­но умер пря­мо в ор­ке­ст­ро­вой яме.
Мно­го в ба­ле­те не толь­ко тра­ги­чес­ко­го, но и смеш­но­го. Как-то раз в од­ном те­ат­ре ба­ле­ри­на за­бы­ла снять один но­сок, ког­да вы­хо­ди­ла тан­це­вать ле­бе­дей, и так и вы­бе­жа­ла на ко­ду. Ле­бедь в нос­ке – это, ко­неч­но, за­бав­но. Пом­ню так­же чей-то рас­сказ, как во вре­мя «Ле­бе­ди­но­го озе­ра» убор­щи­ца, за­быв­шись, мы­ла по­лы за од­ним из зад­ни­ков на сце­не и не за­ме­ти­ла, как этот са­мый зад­ник вне­зап­но под­ня­ли и под тра­ги­чес­кую ме­ло­дию, ис­пол­ня­е­мую скрип­кой, на сце­не яви­лась кар­ти­на чест­но мо­ю­щей пол убор­щи­цы в ра­бо­чем чер­ном ха­ла­те. Эда­кое «чер­ное « па-де-де мо­ю­щей пол Одил­лии-Убор­щи­цы на озе­ре ле­бе­дей. По­доб­ная сце­на, кста­ти, по­том вош­ла в ба­лет Анд­рея Бо­ри­со­ви­ча Пет­ро­ва «Том Сойер», по­лу­чи­лось очень смеш­но.
Есть нес­коль­ко про­из­ве­де­ний, ко­то­рый я тер­петь не мог с са­мо­го детства. Но не из-за му­зы­ки, ко­то­рая са­ма по се­бе ве­ли­ко­леп­на. А из-за то­го, что их всег­да про­си­ли сыг­рать. Та­кие сво­е­об­раз­ные «хи­ты», ко­то­рые час­то го­дят­ся для прик­ры­тия сво­ей му­зы­каль­ной не­да­ле­кос­ти.
Обыч­но, ес­ли спро­сить у лю­дей, не осо­бен­но ув­ле­ка­ю­щих­ся му­зы­кой, про са­мое лю­би­мое про­из­ве­де­ние, на­зы­ва­ют имен­но их, да­бы по­ка­зать свою «эру­ди­цию» или прик­рыть про­бе­лы в этой об­лас­ти. Хо­тя нам­но­го про­ще прос­то приз­нать­ся: « Я люб­лю му­зы­ку, но про­фес­си­о­наль­но в ней не раз­би­ра­юсь». Или во­об­ще чест­но ска­зать: «Я ни­че­го кро­ме «поп­сы» не слу­шаю!»
Спи­сок не­на­ви­ст­ных с детства «хи­тов» возг­лав­ля­ет, ко­неч­но, «По­ло­нез» Огинс­ко­го. «Лун­ная» со­на­та Бет­хо­ве­на и «Марш» Мен­дель­со­на за­ни­ма­ют, со­от­ве­т­ствен­но, вто­рое и третье мес­та, по­том идет «Ту­рец­кий марш» Мо­цар­та и на­ко­нец вен­ча­ет этот спи­сок шля­гер всех вре­мен и на­ро­дов «Та­нец ма­лень­ких ле­бе­дей» из «Ле­бе­ди­но­го озе­ра».
«Та­нец ма­лень­ких ле­бе­дей» или «чет­вер­ка» поль­зу­ет­ся осо­бой по­пу­ляр­ностью у тех, кто обыч­но си­дит и ску­ча­ет, ку­пив би­ле­ты в пер­вый ряд пар­те­ра, свер­кая до­ро­ги­ми ук­ра­ше­ни­я­ми. По­че­му бо­га­тые лю­ди, при­хо­дя­щие в те­атр обя­за­тель­но в пер­вый ряд пар­те­ра, осо­бое пред­поч­те­ние от­да­ют опе­ре, а не ба­ле­ту – объ­яс­ня­ет­ся очень прос­то – на опе­ре мож­но хоть нем­но­го спо­кой­но пос­пать. Там все гром­ко по­ют, так что храп поч­ти ни­ког­да не слы­шен. В ба­ле­те уже пос­лож­ней, ведь « ба­ле­ри­ны и ба­ле­ру­ны « мол­чат на сце­не. Тут уже осо­бо не пос­пишь, ну да­же ес­ли и уда­ет­ся под­ре­мать нем­но­го, те­бя все рав­но раз­бу­дят. Что уж тут по­де­лать, ес­ли та­нец ма­лень­ких ле­бе­дей с детства всем из­ве­ст­ная ме­ло­дия!


 

{div width:275|float:left}{module Чарская}{/div}Во­об­ще сам та­нец, ес­ли на не­го взгля­нуть не как зри­те­лю, а с мес­та хо­тя бы од­но­го из ле­бе­дей, ко­то­рый его тан­цу­ют, очень слож­ный, хо­тя, как и все в ба­ле­те, выг­ля­дит буд­то бы так и долж­но всё быть, а не как ина­че, и всё са­мо со­бой ра­зу­ме­ет­ся.
Пом­ню, как на ре­пе­ти­ции Люд­ми­ла Ми­хай­лов­на Чарс­кая до­би­ва­лась синх­рон­нос­ти в дви­же­ни­ях каж­дой из че­ты­рех ба­ле­рин – как од­ной. Имен­но этот та­нец мне бы­ло слож­нее все­го иг­рать, хо­ро­шо, что та­кое слу­ча­лось не так час­то, и я боль­ше ре­пе­ти­ро­вал с со­лис­та­ми. На про­тя­же­нии это­го тан­ца все че­ты­ре ар­ти­ст­ки сцеп­ле­ны пе­рек­ре­ст­ны­ми ру­ка­ми и рас­пус­ка­ют их толь­ко на пос­лед­ние два ак­кор­да в кон­це – под ап­ло­дис­мен­ты ли­ку­ю­щей пуб­ли­ки. Ког­да мы до­хо­ди­ли до реп­ри­зы, где ба­ле­ри­ны пе­ред­ви­га­ют­ся по ди­а­го­на­ли, пры­гая при этом и де­лая что-то ти­па па-де-ша или ам­бу­а­те, как пра­ви­ло, кто-ни­будь из них рас­цеп­лял­ся. Час­то ре­пе­ти­ции это­го тан­ца соп­ро­вож­да­лись ка­ким-ни­будь «экс­цес­сом» меж­ду че­тырь­мя ба­ле­ри­на­ми. Ока­зы­ва­ет­ся, очень важ­но не толь­ко то, что­бы но­ги пе­ред­ви­га­лись синх­рон­но, так как ру­ки осо­бо не участ­ву­ют – они сцеп­ле­ны. А са­мое важ­ное – оди­на­ко­вые по­во­ро­ты го­ло­вы у всех как у од­ной. Чарс­кая, ког­да-то иде­аль­но тан­це­вав­шая «чет­вер­ку» ле­бе­дей в Боль­шом те­ат­ре, стре­ми­лась до­бить­ся аб­со­лют­но­го синх­ро­на.
«Ум-па, ум-па, ум-па, ум-па. Там-там-там-трям, та­ра­рам-пам-пам, там –там-там-трям, та­ра­рам–пам-пам…» – иг­раю я сно­ва и сно­ва, а в го­ло­ве как ни кру­ти – из детства:» Ор-га-ни-зо-ван­ной тол-пой, ко-ро-вы шли на во-до-пой, а я – до­мо-оо­ой, а я – до­мо-оо­ой» Что уж тут по­де­лать...Та­кая же ис­то­рия бы­ла у ме­ня и в муз. учи­ли­ще при ис­пол­не­нии 2ой со­на­ты Шо­пе­на, а имен­но по­хо­рон­но­го мар­ша. Пе­да­гог объ­яс­ня­ла весь тра­гизм это­го мар­ша. А мне, ког­да я иг­рал этот марш, вспо­ми­на­лись по­хо­ро­ны Бреж­не­ва и сло­ва детс­кой пе­сен­ки: « Ту-104 са-мый бы-стрый са-мо­лет». Что это? От не­да­ле­кос­ти или не про­ник­но­ве­ния в му­зы­ку? Да нет же. Прос­то сте­ре­о­тип, до­рож­ка, ко­то­рая с детства за­пи­са­лась в моз­гах.
С осо­бой лю­бовью и теп­ло­той вспо­ми­наю еще од­но­го из пе­да­го­гов «Крем­ле­вс­ко­го ба­ле­та», ко­то­рый пер­вое вре­мя час­то ре­пе­ти­ро­вал с со­лис­та­ми вмес­те с Ека­те­ри­ной Сер­ге­ев­ной Мак­си­мо­вой. Эрик Ге­ор­ги­е­вич Во­ло­дин. Ин­тел­ли­ге­нт­ней­ший че­ло­век, ста­рой за­кал­ки, по­ро­ды. С ог­ром­ны­ми рах­ма­ни­но­вс­ки­ми ру­ка­ми, вы­со­ко­го рос­та, он, бу­ду­чи уже в го­дах, ис­пол­нял, и на­до ска­зать, с ог­ром­ным мас­те­р­ством, пар­тию Дон-Ки­хо­та. Тан­цев у са­мо­го Дон-Ки­хо­та нет и по­э­то­му он боль­ше «хо­дил по сце­не», но за­то как хо­дил. При­хо­дит на ум срав­нить его с ролью ста­ро­го слу­ги в ис­пол­не­нии Евс­тиг­не­ева, ког­да тот вы­хо­дил толь­ко с од­ной реп­ли­кой: « Ку­шать по­да­но!» Од­на фра­за, но как ге­ни­аль­но это бы­ло ис­пол­не­но. Эрик Ге­ор­ги­е­вич Во­ло­дин – за­ме­ча­тель­ный ар­тист, очень доб­рый че­ло­век. С ним у ме­ня сло­жи­лись теп­лые дру­жес­кие от­но­ше­ния.
Хо­тя пер­вые дни ра­бо­ты в те­ат­ре, ког­да я еще ни­че­го не умел и не по­ни­мал, как это иг­рать для ба­ле­та или прос­то не знал еще тем­пов, он воз­му­щал­ся: «Что же это Вы, тем­пов не зна­е­те?! Бе­зоб­ра­зие! Я жа­ло­вать­ся бу­ду!» Но ни­ког­да не жа­ло­вал­ся, по­ни­мал, что я толь­ко на­чи­наю ра­бо­тать в те­ат­ре ба­ле­та. Бы­ла тог­да в те­ат­ре од­на ар­ти­ст­ка, то ли уз­беч­ка, то ли ка­заш­ка. С ней ра­бо­тал Эрик Ге­ор­ги­е­вич. У этих на­род­нос­тей осо­бен­но хо­ро­шо по­лу­ча­ют­ся вос­точ­ные или ха­рак­тер­ные тан­цы, где нуж­но «при­дать жа­ру». Мно­го тог­да она мне нер­вов пот­ре­па­ла со сво­им «Цы­га­нс­ким» и «Улич­ной» из «Дон-Ки­хо­та». В этих тан­цах, осо­бен­но в «Цы­га­нс­ком» столь­ко за­мед­ле­ний и вне­зап­ных ус­ко­ре­ний, что о по­рой очень слож­но подстро­ит­ся под тан­цу­ю­щую их ба­ле­ри­ну, да осо­бен­но ког­да толь­ко на­чи­на­ешь ра­бо­тать.
Эрик Ге­ор­ги­е­вич всег­да го­во­рил на «Вы» и был ря­дом с ма­лень­кой и хруп­кой Мак­си­мо­вой в за­ле как те­лох­ра­ни­тель. Мне ду­ма­ет­ся, что ей то­же бы­ло очень спо­кой­но и при­ят­но ра­бо­тать вмес­те с ним.
«Ека­те­ри­на Сер­гев­на», «Вот Ека­те­ри­на Сер­гев­на то­же не про­тив», «Как вы счи­та­е­те, Ека­те­ри­на Сер­гев­на», – как-то осо­бен­но теп­ло про­из­но­сил он её имя, мяг­ко и в то­же вре­мя низ­ким темб­ром, чувство­ва­лось, что он очень лю­бит и ува­жа­ет Ека­те­ри­ну Сер­ге­ев­ну, хо­тя он был стар­ше ее и иног­да мог спро­сить у ме­ня прос­то: «А вы не ви­де­ли, Ка­тя приш­ла?» «Ка­тя приш­ла», – от­ве­чаю я, по­ни­мая, что хоть и мно­гие на­зы­ва­ют Ека­те­ри­ну Сер­ге­ев­ну «Ка­тя», ког­да она не слы­шит, но не у всех есть та­кое пра­во ска­зать ей «Ка­тя», а у не­го бы­ло.
Пос­лед­ний год мо­ей ра­бо­ты в те­атр при­хо­ди­ли все но­вые и но­вые лю­ди. Хо­чет­ся так­же вспом­нить о том, что бы­ло очень при­ят­но и ин­те­рес­но ра­бо­тать и с Ва­ди­мом Сер­ге­еви­чем Те­де­евым, и с Ири­ной Сер­ге­ев­ной Про­кофь­е­вой, и с ее му­жем Анд­ре­ем Конд­ра­то­вым, иг­рать уро­ки клас­си­чес­ко­го тан­ца для Ни­ны Се­ми­зо­ро­вой.
Все они – на­ша гор­дость и сла­ва рус­ско­го ба­ле­та. Опыт, при­об­ре­тен­ный за шесть с пе­ре­ры­ва­ми лет в «Крем­ле­вс­ком ба­ле­те», те­перь да­ет мне воз­мож­ность ра­бо­тать кон­це­рт­мейс­те­ром в раз­лич­ных те­ат­рах Ев­ро­пы. И, на­до ска­зать без лиш­ней скром­нос­ти, что луч­ше на­ших пи­а­нис­тов ниг­де нет, это факт. Как-то раз в од­ном те­ат­ре пе­да­гог ба­ле­та об­ра­тил­ся ко мне с прось­бой: «Вы бы не мог­ли обу­чить на­ших пи­а­нис­тов иг­рать урок?» «Нет, к со­жа­ле­нию, не мог бы. Они мои кол­ле­ги, и я не впра­ве ука­зы­вать им на их не­дос­тат­ки или эле­мен­тар­ные нез­на­ния ос­нов под­бо­ра му­зы­ки к так на­зы­ва­е­мой на за­па­де «шко­ле»«. Не хо­чет­ся ни­ко­го кри­ти­ко­вать или за чей-то счет воз­вы­шать­ся, но то, как тут иног­да иг­ра­ют для ба­ле­та, ос­тав­ля­ет же­лать луч­ше­го. Ак­цен­ты в пол, му­зы­ка в ми­но­ре. Так, пос­ле уро­ка не то, что тан­це­вать – жить не хо­чет­ся, нас­коль­ко все про­из­ве­де­ния по­доб­ра­ны в тра­ги­чес­ком клю­че. А прыж­ки...! Осо­бая те­ма.
Толь­ко здесь прин­цип дру­гой и ар­тис­ты мол­чат. Они мо­гут ска­зать толь­ко пе­да­го­гу. И пе­да­гог в свою оче­редь мо­жет сде­лать за­ме­ча­ние пи­а­нис­ту. У нас, в Рос­сии по-дру­го­му, по-рус­ски! Не пон­ра­ви­лось че­го – пря­мо мо­гут и но­ты в те­бя по­ле­теть хо­ро­шо ес­ли без «ма­тер­ши­ны» обой­дет­ся, но обя­за­тель­но ка­кая-ни­будь не­у­дов­лет­во­рен­ная сво­им твор­че­ст­вом ар­ти­ст­ка мо­жет зап­рос­то по­дой­ти к пи­а­нис­ту во вре­мя иг­ры и ка­кую – ни­будь га­дость ска­зать.




Владимир Васильев. Екатерина Сергеевна всегда с благоговением произносила имя Володя и говорила
о нем, как о боге

Здесь, ко­неч­но, с дис­цип­ли­ной по­луч­ше. Но за­то и тан­цы дру­гие. Вот и за­ду­ма­ешь­ся, что луч­ше? То, как обу­ча­ют у нас, ког­да пе­да­гог фор­те­пи­а­но в муз.учи­ли­ще мо­жет и ост­рым ка­ран­да­шом тык­нуть в ру­ку, ког­да ошиб­ки де­ла­ешь. И крик­нуть что-ли­бо обид­ное. За­то по­том уже ста­ра­ешь­ся не пов­то­рить те – же ошиб­ки. Или же так­тич­ный под­ход. Но ре­зуль­тат? Ос­та­вим каж­до­му на вы­бор свою сис­те­му обу­че­ния или пре­по­да­ва­ния. Но здесь, заг­ра­ни­цей, ког­да пи­а­нис­ты при­хо­дят иг­рать урок ба­ле­та с ки­пой раз­ных нот (!) вмес­то то­го, что­бы имп­ро­ви­зи­ро­вать, ар­тис­ты, мяг­ко го­во­ря, на­чи­на­ют нерв­ни­чать, ког­да воз­ни­ка­ют па­у­зы меж­ду дви­же­ни­я­ми и пи­а­ни­ст­ка пе­ре­би­ра­ет гру­ду нот, что­бы выб­рать то или иное про­из­ве­де­ние. В ре­зуль­та­те темп уро­ка на­ру­ша­ет­ся, вно­сит­ся не­ко­то­рая нер­воз­ность. Я иг­раю ме­ло­дии из на­ших рус­ских мульт­филь­мов, я иг­раю «Чи­жик-пы­жик», я иг­раю «В тра­ве си­дел куз­не­чик», а они удив­ля­ют­ся: «Как это ты дву­мя паль­ца­ми иг­ра­ешь прыж­ки, но уди­ви­тель­но удоб­но, в чем сек­рет?» Сек­рет?.. Сек­рет в том, что я, хоть и ра­бо­таю заг­ра­ни­цей из-за то­го, что тут боль­ше пла­тят, при­над­ле­жу к рус­ской фор­тепь­ян­ной шко­ле, к рус­ским ба­лет­ным пи­а­нис­там. Шко­ле, на ко­то­рой со­ба­ку съ­ел. Шко­ле, ко­то­рой ниг­де не учат, и толь­ко в те­ат­ре, пу­тем проб и оши­бок, на­чи­на­ешь по­ни­мать, как нуж­но иг­рать для ба­ле­та.
Спа­си­бо всем, всем пе­да­го­гам, ар­тис­там, тан­цов­щи­кам, ко­то­рые по­да­ри­ли этот опыт ра­бо­те в ба­ле­те, спа­си­бо те­ат­ру «Крем­ле­вс­кий ба­лет» и преж­де все­го вам, до­ро­гая Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на!
Пос­лед­ний пе­ре­кур пе­ред но­вым, 2000-м го­дом. Ус­та­лые, но счаст­ли­вые, завт­ра мы пе­ре­хо­дим в но­вое ты­ся­че­ле­тие – мил­ле­ни­ум.
– Вот мы все ку­рим и ку­рим, Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, сколь­ко же мож­но? Мне вот тут внут­рен­ний го­лос стал подс­ка­зы­вать, что бро­сать все-та­ки на­до ког­да-ни­будь! А вы бро­сить ку­рить пы­та­лись?
– Пы­та­лась, пе­ре­ку­ри­ла столь­ко си­га­рет, ка­ких толь­ко не бы­ло. Ты да­же и не зна­ешь, ка­кие до это­го ужас­ные си­га­ре­ты про­да­ва­лись в Моск­ве, мно­го лет то­му на­зад. По­том уже мы ста­ли из-за гра­ни­цы при­во­зить. А де­нег сколь­ко на это «удо­воль­ствие» ухо­дит. Ужас прос­то!
– Да, это точ­но... Кста­ти, вы не зна­е­те, чья де­ся­ти­руб­лев­ка в уг­лу за­ла ва­ля­ет­ся уже вто­рую не­де­лю, и что уди­ви­тель­но – ник­то не бе­рет! Стран­но…
– Да, я то­же за­ме­ти­ла. Ле­жит се­бе та­кая «без­хоз­ная» де­сят­ка. День­ги все-та­ки... и ник­то не бе­рет! Уди­ви­тель­но! Та­кие все чест­ные ока­зы­ва­ет­ся! … (сме­ет­ся).

 

Гла­ва 10.
«Мил­ле­ни­ум» или вальс со звез­дой

В ка­нун но­во­го го­да, 31 де­каб­ря 1999, мне поз­во­нил худ­рук те­ат­ра «Ге­ли­кон – Опе­ра» и мой хо­ро­ший друг Ди­ма Берт­ман.
Анд­рей, как но­вый год бу­дешь встре­чать?
– Да по­ка еще не знаю, чест­но го­во­ря.
– У ме­ня есть би­ле­ты на «Но­во­год­ний бал» в Боль­шой те­атр, хо­чешь пой­ти?
– А че­го там за бал?

Я точ­но не знаю, но наш те­атр приг­ла­шен. Ес­ли хо­чешь, пош­ли, там твоя лю­бовь то­же бу­дет.
– Кто?
– Ну как кто, Мак­си­мо­ва, ко­неч­но! Кто же еще…
– Мак­си­мо­ва?! Бе­гу, ле­чу, во сколь­ко при­хо­дить, где встре­ча­ем­ся?

Идея Но­во­год­не­го ба­ла в Боль­шом те­ат­ре бы­ла са­ма по-се­бе уже за­ме­ча­тель­ной. На­вер­ное, впер­вые в ис­то­рии те­ат­ра в пар­те­ре сня­ли все крес­ла и срав­ня­ли сце­ну и пол зри­тель­но­го за­ла, зак­рыв ор­ке­ст­ро­вую яму так, что по­лу­чил­ся один сплош­ной танц­пол от две­рей в зал до зад­ни­ков сце­ны. Сле­ва и спра­ва вдоль лож сто­я­ло по нес­коль­ко сто­ли­ков с уго­щень­я­ми для име­ни­тых гос­тей, ко­то­рых в тот ве­чер бы­ло ви­ди­мо-не­ви­ди­мо. Од­ни зна­ме­ни­тос­ти, звез­ды. Мы си­де­ли с ле­вой сто­ро­ны в пар­те­ре вмес­те с уп­рав­ля­ю­щим крем­ле­вс­ко­го двор­ца. Ря­дом с на­ми, за со­сед­ним сто­ли­ком си­дел Олег Мень­ши­ков. Он при­шел с ка­кой-то блон­дин­кой и циф­ро­вой ка­ме­рой сни­мал всё про­ис­хо­дя­щее. Бли­же к сце­не си­де­ли Вла­ди­мир Ва­силь­ев, са­ма Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, чуть поз­же к ним под­сел Бо­рис Бе­ре­зо­вс­кий. Спра­ва за сто­ли­ка­ми рас­по­ла­га­лись Ин­на Чу­ри­ко­ва с му­жем, Ал­ла Де­ми­до­ва, бы­ло мно­же­ст­во зна­ко­мых лиц. Вел прог­рам­му Свя­тос­лав Бэл­за.



{div width:335|float:left}{module maximova-last}{/div}

Для ме­ня это был, по­жа­луй, са­мый ин­те­рес­ный и зна­ме­на­тель­ный но­вый год в мо­ей жиз­ни. Ещё бы – на­хо­дит­ся в та­ком «цвет­ни­ке» ар­тис­тов, да еще и вмес­те встре­чать Но­вый год. Ред­кая, уни­каль­ная воз­мож­ность, лю­без­но пре­дос­тав­лен­ная мне Дмит­ри­ем Берт­ма­ном.
До Но­во­го го­да ос­та­ва­лось все­го нес­коль­ко ча­сов и по­пу­ляр­ный ве­ду­щий му­зы­каль­ных прог­рамм, му­зы­ко­вед Свя­тос­лав Бэл­за, пос­ле ко­рот­ко­го всту­пи­тель­но­го сло­ва тор­же­ст­вен­но объ­яв­лял му­зы­каль­ные но­ме­ра-позд­рав­ле­ния. Точ­но уже не пом­ню, но ка­жет­ся кто-то пел, за­тем иг­рал ор­кестр, за­тем бы­ло нес­коль­ко ба­лет­ных но­ме­ров из «Дон Ки­хо­та». И, на­ко­нец… тан­цы. Бал. Инт­ри­гу­ю­ще, взвол­но­ва­но заз­ву­чал вальс Штра­у­са в ис­пол­не­нии ор­ке­ст­ра Боль­шо­го те­ат­ра и на сце­не по­я­ви­лась це­лая ка­ва­ле­рия тан­цов­щиц и тан­цов­щи­ков, оде­тых по-баль­но­му. Ка­ва­ле­ры в смо­кин­гах, да­мы в ве­чер­них ту­а­ле­тах. Их бы­ло очень мно­го. По­я­вив­шись из-за ку­лис сце­ны, пос­те­пен­но они за­пол­ни­ли всю «тан­це­валь­ную за­лу» – пар­тер те­ат­ра. Му­зы­ка Штра­у­са, знат­ные гос­ти-ар­тис­ты, звон бо­ка­лов с шам­па­нс­ким – все это бы­ло как в вол­шеб­ном сне, от­ку­да-то «от­ту­да» – из 19-го ве­ка.
Стан­це­вав друг с дру­гом, мо­ло­дые ба­лет­ные ар­тис­ты ста­ли под­хо­дить к сто­ли­кам, за ко­то­ры­ми си­де­ли гос­ти и приг­ла­ша­ли их тан­це­вать. И вот ви­жу, как один из тан­цов­щи­ков – мо­ло­дой па­рень лет 17-ти под­хо­дит к Мак­си­мо­вой и приг­ла­ша­ет ее на та­нец. Они валь­си­ру­ют в цент­ре за­ла. А я смот­рю на это с ка­ки­ми-то стран­ны­ми ощу­ще­ни­я­ми, что на его мес­те дол­жен быть я, ка­кое-то чувство рев­нос­ти да­же по­я­ви­лось в тот мо­мент. Ди­ма, ви­дя как я не мо­гу отор­вать­ся от тан­цу­ю­щей вальс Мак­си­мо­вой, го­во­рит мне:
– Ну, да­вай! Сме­лее! Не упус­ти свой шанс, пой­ди, приг­ла­си её!
– Да как же, да я же не умею – в жиз­ни не тан­це­вал да­же на дис­ко­те­ках, а тут еще и вальс…

– Не ро­бей, иди – по­тан­цуй с Ека­те­ри­ной Мак­си­мо­вой! – го­во­рит он так зап­рос­то и лег­ко мне, чуть ли ни дар ре­чи по­те­ряв­ше­му от та­кой си­ту­а­ции ког­да и хо­чет­ся и страш­но.
В то­же са­мое вре­мя по­ни­ма­ешь, что по­том се­бе ни­ког­да уже не прос­тишь упу­щен­ный шанс.
И вот, то ли от шам­па­нс­ко­го, ко­то­рое уже ус­пе­ло уда­рить в го­ло­ву, то ли от стра­ха, ре­ша­юсь – иду! Тан­це­вать с Мак­си­мо­вой! В Боль­шом те­ат­ре! Вальс, гос­по­да!
До­пив ос­тат­ки шам­па­нс­ко­го в бо­ка­ле, про­би­ра­юсь по­ти­хонь­ку сквозь ря­ды валь­си­ру­ю­щих пар и предс­таю пе­ред ней. Она, по-мо­е­му, рас­те­ря­лась да­же сна­ча­ла, не ожи­да­ла ме­ня уви­деть там в Но­вый год. И в гла­зах толь­ко: «Ты?! Здесь?!» и ру­ка­ми да­же раз­ве­ла от удив­ле­ния. Её парт­нер по тан­цу то­же обал­дел от мо­ей наг­лос­ти. Фак­ти­чес­ки я от­ни­мал ее у не­го, от­би­вал. И от­бил!
Ека­те­ри­на Сер­гев­на, на­у­чи­те вальс тан­це­вать!
– Анд­рюш, да я са­ма не умею!..

И вот, об­няв ее за та­лию, на­чи­на­ем вра­щать­ся на раз-два-три, раз-два-три.
– Ка­кая вы се­год­ня кра­си­вая! Ка­кие же у вас не­о­бык­но­вен­ные гла­за! Я вас люб­лю!– шеп­чу я ей на ухо и все ло­жи Боль­шо­го те­ат­ра, сле­див­шие за этим как бы вто­рят мне,»ска­жи еще, ска­жи еще!»
Счаст­ли­вая и гра­ци­оз­ная, она улы­ба­ет­ся мне в тан­це сво­ей прек­рас­ной мак­си­мо­вс­кой улыб­кой и вид­на каж­дая чер­точ­ка ее си­я­ю­ще­го ли­ца, ма­лень­кая ро­дин­ка над верх­ней гу­бой. Шам­па­нс­кое уда­ря­ет в го­ло­ву, ос­та­но­вись, мгно­венье, ты – прек­рас­но!!!
И тут, ви­ди­мо не рас­счи­тав по­во­ро­та – нас­ту­паю ей на но­гу сво­им баш­ма­ком 44– го раз­ме­ра. Ка­жет­ся, не очень за­ме­ти­ла или сде­ла­ла вид, что не за­ме­ти­ла. Сла­ва Бо­гу!
Та­нец про­дол­жа­ет­ся и мы кру­жим все быст­рее и быст­рее. Чувствую, что си­лы по­ки­да­ют ме­ня, но­ги сла­бе­ют, ста­но­вят­ся ват­ны­ми, а му­зы­ка все еще не кон­ча­ет­ся. Опять по­во­рот. И сно­ва нас­ту­паю ей на но­гу. Бо­же мой, ка­кой же я все-та­ки слон!
А Ека­те­ри­на Сер­гев­на, без ус­та­ли, лег­кая как пу­шин­ка, всё бе­рет и бе­рет форс впра­во. От неп­ри­выч­ки к та­ко­му тем­пу у ме­ня кру­жит­ся го­ло­ва. И вот опять, да прос­тит ме­ня че­ло­ве­че­ст­во и ба­лет­ные фа­на­ты, нас­ту­паю ей на но­гу уже в тре­тий раз. На­ко­нец, что­бы сов­сем не изу­ве­чить сво­и­ми «бо­та­ми» на­род­ную ар­ти­ст­ку, плав­но ве­ду ее к сто­ли­ку, где си­дит Ва­силь­ев.
Идем как в «Дон Ки­хо­те» – с вы­тя­ну­ты­ми впе­ред ру­ка­ми.
– Спа­си­бо Вам боль­шое, Ека­те­ри­на Сер­гев­на, что на­у­чи­ли вальс тан­це­вать! С Но­вым го­дом Вас!
Весь ве­чер я си­дел ок­ры­лен­ный, наб­лю­дая за про­ис­хо­дя­щим действом. По­том был аук­ци­он, где про­да­ва­лось платье, в ко­то­ром тан­це­ва­ла Ека­те­ри­на Сер­ге­ев­на, из сце­ны на ба­лу в «Аню­те» и порт­рет Мак­си­мо­вой ра­бо­ты Вла­ди­ми­ра Ва­силь­е­ва. При­об­рел это все, ка­жет­ся, Бе­ре­зо­вс­кий.
«Пять ми­нут, пять ми­нут – это мно­го или ма­ло?…»
Об этих пя­ти ми­ну­тах в тан­це с Мак­си­мо­вой еще не­дав­но я не мог да­же меч­тать. Но вот – свер­ши­лось! Са­мый луч­ший по­да­рок к но­во­му го­ду, а мо­жет быть и во­об­ще в жиз­ни. На ви­де­о­эк­ра­не по­яв­ля­ет­ся пре­зи­дент Пу­тин с но­во­год­ним об­ра­ще­ни­ем к на­ро­ду и ос­та­ет­ся все­го нес­коль­ко се­кунд до но­во­го го­да – мил­ле­ни­у­ма. Все друг– дру­га позд­рав­ля­ют, бь­ют на­ко­нец – то крем­ле­вс­кие ку­ран­ты.
Мы за сво­им сто­ли­ком то­же все «чо­ка­ем­ся» бо­ка­ла­ми и пос­ле это­го на пя­том или шес­том уда­ре ку­ран­тов мель­ка­ет мысль – ус­петь по­дой­ти к Ека­те­ри­не Сер­ге­ев­не, за­га­дать же­ла­ние, с пос­лед­ним уда­ром ча­сов позд­ра­вить ее с но­вым го­дом. Но она ку­да-то ис­чез­ла, ис­па­ри­лась имен­но в эти се­кун­ды. Мо­жет быть мне все это прис­ни­лось, по­ду­мал я…и не бы­ло­го ни­ка­ко­го валь­са со звез­дой? …И толь­ко но­ги, ват­ные и ус­тав­шие пос­ле тан­ца на­по­ми­на­ют о том, что все это бы­ло в действи­тель­нос­ти ка­ких-то пят­над­цать ми­нут на­зад.
Вско­ре пос­ле это­го, в фев­ра­ле 2000, я ушел из»Крем­ле­вс­ко­го ба­ле­та». И уе­хал ра­бо­тать заг­ра­ни­цу.
Иног­да мы с друзь­я­ми – ар­тис­та­ми ба­ле­та смот­рим ка­кой-ни­будь но­вый спек­такль и, ес­ли я не сог­ла­ша­юсь с их мне­ни­ем по по­во­ду ис­пол­не­ния то­го или ино­го тан­ца, что­бы»подк­ре­пить» свое суж­де­ние – мо­гу в шут­ку ска­зать:»Да вы ни­че­го в ба­ле­те не по­ни­ма­е­те! Я же с са­мой Мак­си­мо­вой в Боль­шом те­ат­ре тан­це­вал!»
В па­мя­ти до сих пор ос­та­лись теп­лые вос­по­ми­на­ния о ра­бо­те с Ека­те­ри­ной Сер­гев­ной.
Фа­и­на Ра­не­вс­кая ког­да-то го­во­ри­ла о се­бе так: «Я не­до… Не до­иг­ра­ла, не до­лю­би­ла, не­до и всё…».
На­вер­ное, что-то по­доб­ное ос­та­лось и у ме­ня по от­но­ше­нию к на­ше­му зна­ко­м­ству и ра­бо­те с ве­ли­кой ба­ле­ри­ной.
Как буд­то бы не до­иг­рал, не до­лю­бил, не до­ку­рил…Но, мо­жет еще судь­ба све­дет!