Ария Далилы как солнечный удар
Сергей Белкин
Нерецензия
Источник: devec.ru
Недавно представилась приятная возможность несколько раз прослушать фрагменты арии Далилы из оперы Сен-Санса: по телеку показали новую работу Никиты Михалкова.
Я человек старомодный и дисциплинированный. Если я считаю Никиту Михалкова талантливым кинорежиссером – а я так считаю – я буду смотреть его фильмы, несмотря на то, что они, на мой взгляд, все хуже и хуже. И этот фильм собирался посмотреть в кинотеатре, да вот подфартило – показали по телевизору.
Посмотрел…
Мы живем в очень политизированное время, и Никита Михалков – тоже гражданин политически активный, со своими взглядами, которые он хочет высказать.
Я увидел симптомы болезни – свойственной очень многим творческим работникам самых разных жанров: от живописи до литературы – желание в своих произведениях «откликнуться на» или «художественно выразить» некую политическую или философско-религиозную доктрину. И у меня есть эта болезнь: пытаюсь написать «нечто художественное» и довольно скоро замечаю, что мои персонажи начинают читать друг другу лекции по философским или политическим проблемам. И я себя останавливаю и говорю сам себе: если хочешь написать философский трактат или политический памфлет – так его и пиши, а не пытайся втиснуть это в роман. Внутренний голос тогда начинает вспоминать Толстого, Достоевского и еще кое-кого из тех, у кого получалось и то и другое в одном произведении… Я тогда пою свой внутренний голос чаем с чем-нибудь сладеньким и он на время умолкает.
Поскольку это не рецензия на фильм, а рефлексия в связи с фильмом и его автором, я могу предастся воспоминаниям…
Наверное, это было в конце семидесятых… В Московском Доме архитектора – тогда уже/еще не в Гранатном переулке, а на улице Щусева состоялся вечер-встреча с режиссером Никитой Михалковым. Как же я его тогда любил-уважал! И фильмы его нравились, и сам он нравился, и семья Михалковых-Кончаловских нравилась! А эпиграмма Гафта «Россия, слышишь этот зуд: три Михалкова по тебе ползут!» – казалась хоть и талнтливо-смешной, но совершенно глупой, неуместной. Теперь Гафт ничего подобного написать не сможет: запнется на попытке исчислить количество Михалковых…
Ну, да и бог с ними – пусть живут, размножаются.
Встреча была живой, интересной. Мне кажется, что именно там я впервые увидел Адабашьяна: он пришел вместе с Михалковым в качестве его близкого друга и соратника и вместе с ним сидел на сцене, активно участвовал во всех разговорах.
Концовка встречи очень запомнилась: стройный, гибкий Никита в голубых джинсах, в трикотажной рубашечке «поло» с коротким рукавом, в кроссовках «Адидас», садится с серебристо-серый «Мерседес» (напоминаю: конец 70-х, СССР), рядом с ним взгромождается оттеняющий любую элегантность как таковую Александр Адабашьян, и машина плавно, бесшумно отплывает от входа в «Дом архитектора», а взору остается вновь выстроенный «дом Брежнева», в котором он так и не жил и где теперь живет Хасбулатов…
Из самой встречи мне почему-то более всего запомнилось то, как Михалков (и Адабашьян) поносили, просто издевались над «поэтическим кинематографом», отказывая кино – как способу фиксации реальности на пленку – в самой возможности поэтического языка, каковой принципиально не есть отражение реальности, а есть ее преломление в образах, эмоциях и прочем… В мэтра «поэтического кино» тогда вырастал Эмиль Лотяну, впрочем, именно о нем в ходе творческого вечера не упоминалось. Но – о чем речь – было понятно.
Посмотрел бы тот 35-летний Никита тогда кино «Солнечный удар» – в экран бы, поди, плеваться стал… Уж такое «поэтическое» кино, такое «поэтическое»… Почти опера.
В опере не только допустимо, но и широко распространено, когда герой или героиня минут пять-десять пропевают фразу «я люблю тебя» или даже «я умираю!». Потому что это не передача информации, а игра эмоций, это музыка, а не сводка генштаба. Это – опера – жанр в высшей степени условный.
Может ли себе такое позволить кино? Даже если оно «поэтическое»? Кино – нет, а Михалков – может. А чё? – Вот и Сен-Санс тоже…
Впрочем, есть вещи поважнее: политика, идеология. Если Никита Сергеевич хочет снять фильм о любви (пусть и с примесью политики – для тех, кто хочет ее усмотреть где угодно), он снимает «Пять вечеров», или совсем уж инопланетную среду – «Урга». А если Никита Сергеевич хочет снять фильм политический (пусть и с примесью любви – потому что кино, это, как ни крути – зрелище, зрителю должно быть хоть что-то интересно), он снимает «Сибирский цирюльник» или вот «Солнечный удар».
Говорухин тот просто взял и сработал документальное кино «Россия, которую мы потеряли». Никаких тебе фигли-мигли и шуры-муры…
Здесь (в «Солнечном ударе») – мысль та же: какая же распрекрасная была страна, какие красивые люди в ней жили… И – на тебе! Революсьон! Даже два революсьона в один год с гражданской войной на закуску! Ну, не суки?!
Я тоже люблю Россию. И дореволюционную, и послереволюционную. Даже современную, можно сказать, люблю. А гражданскую войну – ненавижу! И Розу Самойловну Землячку совсем никак не уважаю. Все авторитеты говорят, что она была сволочь, садистка, а писатель Леонов – лично знавший покойную – говорит, что еще и нимфоманка. В мою жизнь эта дама входила дважды. Первый раз, когда на нас обрушилась гласность и стали печатать «правду о революции». Второй раз, когда Александр Смоленский обанкротил свой банк «СБС-агро» и, тем самым, спер у меня 20 тысяч долларов, которые я там разместил. Причем тут это? – Расскажу, если вы никуда не торопитесь.
Когда этот банк накрылся, установили дневной лимит выдачи наличных через банкоматы. Поэтому к банкомату я ходил каждый день, выцеживая свои деньги по капельке. Один из относительно надежно наполняемых банкоматов был в том офисе банка, который располагался в знаменитом «Доме со львами» на Пятницкой – бывший особняк фон Рекк, построенный по проекту Шервуда. Так вот… На стене этого особняка висела – да и сейчас, наверное, висит – мемориальная доска следующего содержания: «В этом доме в 1921-1924 годах работала выдающийся деятель Советского государства Р.С. Землячка». То есть аккурат сразу после той садистской бойни, которую она с «товарищем Белой Куном» (и «товарищем Георгием Пятаковым») учинили в Крыму в 1920 году. Стоя в очередях к банкомату за своей дневной порцией рублей, я размышлял о сволочи Землячке и о сволочи Смоленском, сознавая, что второй-то не в пример гуманнее…
А слабо Никите Сергеевичу кино про «семибанкирщину» снять? – Слабо, конечно…
